Эхо времен - Андрэ Нортон

— Я всегда знала, что с интуицией у тебя — полный порядок. Может быть, в этой дикой игре с джекками и есть что-то такое, о чем нам следует узнать.

Мужчина пожал плечами и с трудом удержался от зевка во весь рот.

— Не понимаю, что тут можно узнать и как. Но одно я заметил: они перестали мне мешать. Я уже привык ждать нужных мне деталей и инструментов, но после того, как один из джекков поймал меня на воровстве, все оказывалось под рукой в нужный момент, никто на меня не наскакивал, не злил меня и все пошло как по маслу.

— Может быть, и мне попытать счастья в кражах? — с кривой усмешкой проговорила Риордан. — У меня-то сегодня все было как обычно.

— Я заметил, — сочувственно кивнул её муж. — И у тебя, и у всех прочих не-джекков, которые ютятся в углу.

— Скорее всего, они так поступают из самозащиты, — сказала женщина. — Я в своё время подумывала о том, чтобы к ним при возможности присоединиться. Туда хотя бы джекки не наведываются, а если наведываются, то очень редко. К тем, кто там работает, они не пристают так часто, как к тем, кто трудится рядом с ними.

— Может быть, это и стоит сделать, но не…

Росс умолк. Послышался знакомый стук в дверь.

— Это Гордон, — сказал Мердок и нахмурился. — Он никогда не приходит раньше Ирины и Веры.

— Вот-вот, — озабоченно подтвердила Эвелин.

Росс поспешил к двери и открыл её.

Вошёл Гордон. Его ярко-синие глаза смотрели устало, а губы вытянулись в ровную решительную линию, и это напомнило Россу о былом — о готовности действовать.

— Есть находка, — коротко сообщил Эш и нетерпеливо стряхнул с выцветших волос капли дождя.

Эвелин поджала губы.

— Тела?..

— Нет. — Археолог повернулся к ней. — Записи. Михаил и Виктор набрели на лагерь, где жили двое из первой экспедиции.

Он вынул из-за пазухи растрёпанный блокнот, листки которого показались Россу похожими на листья салата. Пролежать сто лет в такой сырости без последствий не смог бы даже блокнот, упакованный в водонепроницаемый пакет. Им ещё повезло, что записи русских не сгнили целиком.

— Этот блокнот я просмотрю более тщательно и сравню его содержание с теми материалами, которыми мы располагали до сих пор, но разведчики уже успели пробежать глазами записи и вкратце передали мне их смысл.

— И смысл в том, что?.. — поторопил Мердок товарища.

— Участники той экспедиции исчезли друг за другом. Сначала они болели, как мы с вами. Но заболели они гораздо позже.

Супруги кивнули. Они хорошо помнили изученные записи.

— Вероятно, у всех русских состояние быстро и резко ухудшалось — если судить по записям в одном из этих блокнотов. Во втором все изложено более туманно.

Эш запнулся.

— Пить хочется.

Росс направился к гигиенической нише.

— Сейчас принесу тебе воды.

— Спасибо.

Через пару секунд Гордон взял у Мердока чашку, залпом выпил воду и обессилено прислонился спиной к стене.

— Есть что-то пострашнее, — поторопила его Эвелин, — да?

Это прозвучало даже не как вопрос.

Эш коротко кивнул.

— Хуже, лучше — не знаю. Нет никаких ответов, только вопросов стало ещё больше. Вкратце вот что: члены группы не держались все вместе, как мы думали раньше.

— Но ведь приказ был именно таков, — возразил Росс. — При возникновении опасности…

— Таков был приказ, и, вероятно, они держались группой, как мы и заключили, исходя из записей, которые были обнаружены вместе с генератором. Но может быть, это произошло после того, как тот человек исчез…

— Исчез? — переспросила Риордан. — Не умер?

Их разговор прервал стук в дверь. Мердок открыл её и впустил русских женщин.

Пока Вера всем раздавала порции еды, Эш коротко посвятил её и Ирину в суть происшедшего.

Пока он рассказывал, все молчали. Затем Базарова проговорила — медленно, с сильным акцентом:

— Они исчезли друг за другом? Что это означает для нас?

— Как раз это я и пытаюсь выяснить, — ответил Гордон. — Михаил и Виктор не обнаружили человеческих останков, а они обшарили почти весь остров. Ну и конечно же, Никулин хочет отправиться в прошлое, к одному из лагерей своих соотечественников, и понаблюдать, что же там происходило.

Павлова бросила на археолога резкий взгляд и непроизвольно приоткрыла губы — словно хотела что-то сказать или вскрикнуть. Ирина покачала головой, слегка сдвинула тонкие брови.

— Нет. Это плохая идея. Если они все заболели так быстро… Очень может быть, что сто лет назад болезнь, которой все мы страдаем, была более опасной.

— Но если бы они просто заболели и умерли, — возразила американка, — тогда мы нашли бы их тела, верно?

— Это кажется логичным, — отозвался Эш. — Правда, не исключено, что какие-нибудь бродячие йилайлы или нурайлы подобрали их тела и уничтожили, хотя пока мы не имеем никаких данных, свидетельствующих о том, что здесь распространены подобные погребальные обряды. Но, может быть, к смерти от болезни здесь относятся иначе, чем к смерти вследствие казни или от более естественных причин.

Вера тихо проговорила:

— Миша… У него были друзья в той экспедиции…

Археолог негромко проговорил:

— Я знаю об этом. Он мне объяснил… кое-что. Михаил — не самый открытый в этом плане человек. — Он криво усмехнулся, а Вера улыбнулась ему в ответ, но в её глазах затаилась тревога.

— Я взял с него слово, что он ничего не предпримет, пока мы не проконсультируемся с полковником.

У Росса сразу стало легче на душе.

— Это ты хорошо придумал, Эш. Надо отправить кого-то туда, к нашим умникам. Пусть учёные разберутся, что это за хворь и вообще как нам быть.

Гордон кивнул.

— Я хочу попросить вас, чтобы вы помогли мне скопировать записи из блокнота Павла, — мне бы не хотелось, чтобы он совсем истлел и рассыпался, — сказал он. — С блокнотом Светланы будет работать Михаил — он сам на этом настоял. Сказал, что время для такой работы у них выдаётся, когда они прячутся от летунов. Как только у нас будут копии этих записей, я отправлю Виктора в наше время с отчётом, и мы будем ждать решения Зинаиды, а уже потом действовать.

Морщинки на лбу у Ирины разгладились.

— Хорошо, — сказала она по-русски и добавила по-английски: — Очень хорошо.

Глава 20

То, что Саба обнаружила у себя в комнате включённый компьютер, стало для неё сигналом — следует посвятить себя изучению этого аспекта местной науки.

Два дня она заставляла себя садиться к монитору, то дрожа от озноба, то пылая от лихорадки. Она старательно изучала йилайлскую клавиатуру.

Эту работу музыковед чередовала с просмотром записей пропавшей русской экспедиции, сохранённых на жёстком диске её ноутбука. Растревоженное лихорадкой воображение создавало фантазии, которые казались реальными. Когда Мариам не занималась ни тем, ни другим, она включала аудиосистему и слушала йилайлскую музыку. Голоса певцов, исполнявших Великий танец, взмывали ввысь и опускались. Чем-то это напоминало музыку дорце, которую она слышала на родине, в Эфиопии. Эта музыка переплеталась с повседневной жизнью, она отмечала не только маленькие события дня — пробуждение, отход ко сну, различные трапезы, но и звучала на свадьбах и похоронах, на всевозможных празднествах, устраиваемых на протяжении года.

Местная музыка, в отличие от музыки дорце, оставалась для Сабы непонятной. Её детство прошло под музыку дорце. Она слушала йилайлскую музыку и улавливала какое-то сходство, родство, некую потребность, присущую обоим, совсем разным народам, — потребность выразить в музыке танец жизни и смерти.

Но подлинное понимание пока ускользало от неё. Все успехи имели разрозненный вид, походили на немногочисленные кусочки большой головоломки. Думать об этом было неприятно, но, хотя эфиопка мысленно гнала от себя этот образ, сознание постоянно показывало ей её цель в виде осколков стекла — или зеркала, — которые следовало собрать воедино. Но прикасаться к этим осколкам и ранить в кровь пальцы нужды не было: появлялись заботливые руки призрака — руки Екатерины, лингвиста из состава пропавшей экспедиции. Мариам придавала такое большое значение её советам, что многие записи Екатерины заучила наизусть, и теперь стала ощущать за этими записями слова человека.

Когда тело Сабы уставало и она вынуждена была ложиться, приходило время бесед с Екатериной. Во время одного из инструктажей на Земле она видела фотографию русской-лингвиста и теперь отчётливо представляла себе её лицо — скуластое, с широко расставленными тёмными глазами, коротко стриженными чёрными блестящими волосами, тронутыми сединой. Форма головы у Екатерины была такая, как у монгольских предков — сильных, непоколебимых, отважных.

Мариам, принадлежавшая к совсем иной народности, все же ощущала странное родство с русской.

Транс, в который впадала музыковед, порой становился таким глубоким, что призрак казался ей совершенно реальным человеком.