Информация - Роман Сенчин

– Быдло тоже достойно внимания литературы, – проворчал Свечин. – Давайте накатим.

Накатили, закусили сервелатом (единственной едой на столе), и Алла продолжила мучить гостя:

– А вы женаты?

– Ну да.

– И дети есть?

– Две дочки.

– М-м! Взрослые?

– Одной девять, другой два.

– А квартира своя?

Свечин вздохнул:

– Своя. Жены, точнее.

– Большая?

– Двухкомнатная.

– Расширяться планируете?

– Денег нет таких…

Алла покачала головой и стала давить Свечина перспективами:

– А дочки подрастут, и что будете делать? На голове друг у друга стоять? Две комнаты, и четыре человека… Года через три они драться будут за свою комнату… Кстати, а где вы свои книжки пишете?

– Дома… У нас кухня большая.

– Прекрасно! Это какие книжки должен писать человек, сидящий на кухне! А вообще, зачем вы детей рожали? Вы их будущее как-то представляете?

– Ладно, – перебил я, – не рви душу человеку. Каждый живет так, как может. – И про себя поправился: «Как хочет».

– Да просто интересно. Вот он позиционирует себя писателем, который старается, – Алла саркастически выделила это слово, – фиксировать жизнь. Но что можно фиксировать, находясь в дерьме.

– Откуда вы знаете, что я нахожусь в дерьме? – уже подрагивая от злости, хрипнул Свечин.

– Да видно. Таких сразу видно.

– А может, я хочу быть вместе с малоимущим слоем народа? Да и вообще, быть богатым для писателя в России позорно… Слушай, – Свечин посмотрел на меня умоляюще, – выключи эту нудятину. Поставь «Гражданку».

Чтобы не усугублять и без того не очень-то благостную обстановку музыковедческим спором, я вынул Эминема и сунул на его место диск с альбомом «Долгая счастливая жизнь».

– Да не это, – скривился Свечин. – Что-нибудь раннее. «Оптимизм» или «Мышеловку». Пусть девушка поймет, что при любом раскладе все заканчивается одинаково.

Алла засмеялась:

– Я и без песен знаю, что все мы сдохнем! И я, скорее всего, сдохну раньше вас, немолодой человек. Но я хочу прожить весело и на полную катушку, а не прозябать, тоскливо пыхтя.

– До тридцати лет и я тоже был уверен, что быстро поживу и быстро умру. А теперь хочу жить долго.

– Зачем? – подчеркнуто изумилась Алла.

– Чтобы долго доказывать, что существующее мироустройство неправильно.

– А как правильно?

– Не знаю и не должен знать. Писатели, как говорится, не врачи, а боль. Да, а вы, – Свечин оживился, вспомнив, видимо, что и сам может задавать вопросы, – на что живете?

Алла рассказала о бильярде.

– Ясно. А с квартирным вопросом как?

Последовал короткий рассказ о доставшейся в наследство квартире.

Свечин выслушал, покривил губы в ухмылке:

– Ну вот видите, как у вас все хорошо – и ремесло есть доходное, и жилье просторное.

– Да, у меня все хорошо, – гордо отозвалась Алла. – Поводов для нытья не имею. Кстати, Олег, вы коксу не хотите принять?

– А?

– Кокаина понюхать не хотите? Он отлично помогает от депрессий.

– У меня нет депрессии. У меня ровное боевое состояние.

– Да я шучу… Серьезно, давайте засадим по дороге. – И вынула из нагрудного кармана жилетки баночку.

Свечин испуганно выставил руку:

– Я не буду. Скоро домой, а тут переклинит… Я лучше водки.

Потом, когда мы вышли вдвоем с ним на лестничную площадку, Олег придушенно просипел:

– Ну и отыскал ты себе экземпляр! Аж вспотел…

– Да, девка мощная, – согласился я. – А секс с ней – как дзюдо… Зато не скучно.

– Что ж, желаю удачи. – Свечин шагнул в кабину лифта. – Но будь осторожен.

Дней через десять после этого эпизода мы с Аллой расстались. Произошло расставание легко, как она и предсказывала, – уставший от ее образа жизни и постоянного траха, я стал избегать с ней встреч. Ссылался на дела, на отъезд из Москвы по работе.

Раза два-три Алла принимала это спокойно, по крайней мере без комментариев и язвления, а потом задала по телефону прямой вопрос:

– Я тебя замучила?

Я было замялся, но быстро понял, что отвечать нужно так же прямо:

– Да.

– Что ж, меня мало кто выдерживает больше месяца. Ты еще молодец, прилично продержался… Ну, тогда – прощай.

– Подожди. Я готов поддерживать отношения.

– Не получится, – без размышлений сказала она. – Мне нужно быть с мужчиной на всю катушку.

Нечто подобное мне заявила весной и Ангелина… И я согласился:

– Да, я понимаю. Прощай. Я тебе благодарен.

– Я тебе тоже. – В голосе Аллы послышалось пусть не сожаление, но душевность.

Интересно, что с тех пор я ни разу с ней не говорил, хотя по пьяни часто названиваю даже не очень близким знакомым. Спустя время возникало желание повторить эти недели, но становилось ясно, что это несбыточно. Даже если она согласится снова быть вместе, такого бурного, безумного загула уже не случится. Будет скучнее и искусственнее.

Когда Свечин узнал, что мы распрощались, расстроился:

– Жалко. Я бы хотел ее изучить. Неплохой типаж для повести.

– Могу дать телефон, – почти всерьез сказал я.

– Да нет, не надо. Таких лучше изучать издали…

Да, типаж интересный. И меньше чем через год мне встретился подобный, по имени Полина, с которым я прожил-промучился-пробезумствовал четырнадцать месяцев. Алла стала своего рода репетицией перед этим, серьезно надломившим мою психику, марафоном.

Но между ними были другие события, другие радости, неприятности и геморрои.

Общение с Аллой потребовало основательной реабилитации. Я был истощен алкоголем, разнообразной наркотой, частым сексом, недосыпанием. Пришлось накупить витаминов, «Эссенциале» для очищения печени. Чтобы выбраться из несильного, но продолжительного запоя, сосал по вечерам легкое пиво, а по утрам принимал буквально граммов пятьдесят водки. На работе сидел истуканом, не в силах заняться ничем серьезным, и бесил исполнительного директора, который с удовольствием применил бы ко мне свои армейские наказания, не будь каждый мой прогул оправдан справкой (конечно, купленной, но вполне законной) о нетрудоспособности.

– Наберут инвалидов, – ворчал Настоящий Полковник при каждой встрече. – Гнать, и все…

Только я стал возвращаться в нормальное состояние (к концу октября), на электронную почту пришло письмо от Ангелины, с которой я уже месяца три никаким образом не контактировал, даже редко о ней вспоминал, считая, что наши отношения прекратились окончательно.

В письме было предложение съездить такого-то числа на Форум молодых писателей в Липки. «Это недалеко, – следовало уточнение, – за Николиной Горой».

Я обрадовался и воодушевился в первый момент. Воскресли все мои планы, сердце, как говорится, забилось чаще. Но сразу осадила мысль: права-то у меня отобрали, и «Селика» сейчас – лишь красивый сгусток неподвижного металла, пластика и резины… Можно было поехать без прав, но это… «И что, что я рискну? Толку-то? Свожу Ангелину по ее делам и услышу на прощанье: «Спасибо, до новых маловероятных встреч».

Хотел набрать ей ответ, сообщить, что с автомобилем такие и такие проблемы. Посидел над клавиатурой, а потом взял телефон.

– Очень жаль, – выслушав, сказала она без особой грусти. – У меня как раз день свободный… И тебе бы было интересно пообщаться с молодыми писателями.

– Я уже общался, – ответил, давя горьковатую усмешку.

– Ты общался с московскими, а в Липках со всей России. Очень интересные люди. Захар Прилепин, Ира Мамаева, Садулаев… Что ж, нет так нет.

– А может быть, мы просто встретимся? – зацепил ее, наверняка готовую отключиться, вопросом. – Необязательно ехать куда-то.

– Я бы с радостью, – фальшивое сожаление, – но как раз стала собирать материалы для кандидатской. Хочу защититься.

– И что, нельзя сделать перерыв на час-другой?

– Сейчас вовсе нет времени…

– Тогда – ладно, – потеряв терпение, довольно жестко перебил я. – Удачи во всех делах.

– Спасибо. И тебе…

Такой вот был последний наш разговор. Точнее – предпоследний. Последний состоялся месяцев через шесть-семь, весной, и его можно назвать эпилогом наших довольно странных отношений.

Да, поговорили и попрощались… А через несколько дней состоялось судебное заседание, на котором вынесли решение, что я и бывший хозяин квартиры должны выплатить его бывшей жене сто тысяч долларов. По пятьдесят соответственно.

Вот так. Полтора года назад я выложил пятьдесят кусков наличными, оставался должен банку на данный момент шестьдесят шесть, а теперь нужно было выбрасывать еще полтинник. С одной стороны, абсурд, а формально… Дело в том, что во время суда квартиру оценили по состоянию на декабрь две тысячи шестого года, когда был принят иск. За полгода с небольшим с тех пор, как я ее покупал, квартира подорожала чуть ли не вдвое. Конечно, несправедливо, но по закону…

Полтинник у меня, в общем-то, имелся, но, во-первых, выбросив его, я оставался практически на нуле, а нужно было на что-то жить, ежемесячно выплачивать шестьсот баксов за ипотеку, во-вторых, предстояли еще разборки с моей собственной бывшей женой, которая тоже старалась оторвать от квартиры кусок. И в-третьих – а с какой стати я должен раскошеливаться? С какой?!