Большая Охота - Дмитрий Янковский

– Хочешь, пойдем вместе, – предложила она. – У меня руки тоже вроде на месте. Втроем быстрее справимся.

Мы пересекли лагерь и вскоре вышли к западной окраине, где располагалась наша с Кочей палатка. Австралиец сидел у входа, в свете подвешенного на шесте электрического фонаря, и работал не покладая рук – гора травяной каши перед ним значительно уменьшилась, превратившись в несколько десятков темных мохнатых комков.

– Помощь нужна? – спросил я.

– Да, Хай. Работа простая, но ее много. Садись, смотри, как я делаю, и повторяй. На объяснения нет времени.

Мы с Катей подсели к нему, пригляделись к тому, как он сминает комочки и сколько набирает травы для каждого, а потом сами принялись за работу. Вскоре движения запомнились до автоматизма – пальцы сминали стебли и листья, а в голове продолжался анализ услышанного и увиденного за день. Катя сидела рядом, на корточках, тоже сминая траву и складывая клубочки в общую кучу. У меня мелькнула мысль, что этот день сблизил нас больше, чем некоторых людей сближает неделя, а то и месяц.

«Чем более бурно живешь, – подумал я, – тем длиннее получается жизнь, поскольку за короткий промежуток времени успеваешь сделать значительно больше».

Катя глянула на меня и улыбнулась. Я даже смутился от этого взгляда, хотя глупее смущения трудно что-то придумать. Коча делал вид, что ничего не замечает. Он умел быть очень тактичным, но я понятия не имел, свойственно это ему лично или народу, сыном которого он являлся.

Небо было безоблачным. Чем больше сгущалась тьма, тем ярче разгорались над головой звезды – огромные, лохматые, сияющие глаза ночного южного неба. Медленно всходила над океаном луна, а живность в лесу сходила с ума от всего этого – кричала, визжала, ухала. Крупные летучие мыши то и дело проносились совсем низко, мелькая в свете электрических ламп.

Мы закончили обрабатывать гору травы лишь после полуночи, когда избитая оспинами кратеров луна поднялась в зенит.

– Надо руки помыть, – сообщил Коча, поднимаясь. – А то к утру кожа совсем онемеет от сока.

– Тут недалеко есть ручей, – сказала Катя. – Можно там отмыться, чтобы не тратить технический запас воды.

Вдоль периметра, то и дело натыкаясь на недавно возведенные укрепления, мы добрались до северной оконечности лагеря. Там, на самом краю освоенного пространства, была прорублена небольшая просека до ручья. Чтобы не тянуть к воде электрические провода, дайверы осветили водозаборную площадку тремя химическими светильниками, дающими ровный голубоватый свет. Мы хорошенько отмыли руки, кожа на которых действительно начала терять чувствительность, но Коча велел протереть их еще раз с песком.

– На теплокровных существ сок этой травы действует не так сильно, как на холоднокровных, к которым относятся все биотехи, но все же полезного в нем мало. Так что протрите их хорошенько.

– А ты? – покосился я на него.

– У меня иммунитет, – рассмеялся Коча. – Мои предки использовали эту траву для охоты несколько тысяч лет. Ладно, отмывайтесь, а я пойду спать.

На миг мне показалось, что в его глазах сверкнула веселая искорка, которой я раньше не замечал. Он отвернулся и тихо, как тень, скрылся за кустами на краю просеки.

Мы с Катей еще какое-то время оттирали руки песком, затем она села на камень и задумалась о чем-то своем. Мне тоже надоели водные процедуры, и я присел рядом. Честно говоря, я бы с удовольствием придвинулся ближе к девушке, но она, на мой взгляд, не давала к этому повода. Некоторое время мы сидели молча, наблюдая, как блики от светильников играют в прозрачной и быстрой воде ручья.

– О чем ты думаешь? – осторожно спросил я.

– Об охоте, которой мы решили заняться, – тихо ответила Катя. – О том, для чего она нужна каждому из нас. Наверное, ты прав. Она нужна, просто чтобы не думать о реальной бессмысленности жизни.

– Коча объяснил более поэтично, но смысл именно таков.

– А интересно, есть ли в жизни какой-то реальный смысл?

– Наверное, у кого-то есть, – пожал я плечами. – У каждого свой. Охота ведь тоже смысл, если рассматривать ее как цель, а не как средство.

– Все же странно… – Катя подобрала камешек и бросила его в воду. – Неужели весь смысл нашего существования – просто венчать пищевую пирамиду? Не верю. Не хочу верить в то, что мы просто еда для тех червей, которые возьмутся за нас после смерти.

– У тебя всегда такие мрачные мысли? – Я осторожно придвинулся к ней.

Она не отстранилась. Вода мерно журчала у наших ног, цикады звенели повсюду, заполняя звуком все окружающее пространство.

– Нет, не всегда. Но и убиваю я не каждый день.

– Но ты же стрелок, – удивился я. – Любой человек, взявший в руки оружие, должен быть готов к тому, что убьет кого-то. По большому счету каждый стрелок стреляет сам в себя. Просто неизвестно, когда пуля настигнет цель и скольких поразит на своем пути.

– Да. Ты прав. Но все равно не очень просто смириться с тем, что нет ничего вечного. Все же должен быть какой-то объективный смысл. Что-то должно отличать нас от насекомых.

– Нас многое отличает от насекомых, – пожал я плечами.

– Многое? Но неужели обязательно рисковать собственной жизнью и убивать кого-то, чтобы придать существованию подобие смысла?

– Никогда особо об этом не думал. Но наверняка можно сделать нечто, что изменит жизнь многих людей. Или надолго останется в памяти поколений. Не обижайся, но для женщины таким смыслом может быть рождение ребенка.

– Тут не на что обижаться, – вздохнула Катя. – Но мне бы не хотелось делать этого, пока мир так плох. Интересно, долго еще продлится эта послевоенная разруха?

– Боюсь, что на наш век хватит.

Порыв свежего ветра пробежал по вершинам деревьев, лунные тени задрожали у нас под ногами.

– Ты любил кого-нибудь? – неожиданно спросила Катя.

– К чему это? – удивился я.

– Мне пришло в голову, что любовь тоже может быть смыслом. Лицо любимого человека рядом может затмить реальную бессмысленность жизни.

– Трудно сказать. В моей жизни было мало женщин. А любовь… Если она возможна в тринадцать лет, то любил.

– В тринадцать лет?

– Да. Та девчонка погибла. Она была очень смелой, и без нее мы не спаслись бы тогда на «Принцессе Регине». Ее звали Ольга.

– Как она погибла?

– Не знаю. Боюсь, что в сутолоке спасения многих ее, потерявшую сознание после взрыва одной из торпед, попросту забыли на тонущем корабле.

– Это страшно… – поежилась Катя.

– Мне бы хотелось верить, что все случилось раньше, чем она пришла в сознание и поняла, что произошло. Иногда мне снится, как она приходит в себя на палубе и смотрит вслед улетающим гравилетам. Это самый страшный из моих кошмаров.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});