Предел - Елена Лобанова

— О! Конечно, эльфийские стрелы…

— А я уже хотел дать Вам еще серебряный! Разочаровываете, любезный!

— Но каждый народ считает, что честь открытия небывалых свойств Предела принадлежит именно ему! Кто я такой, чтобы опровергать ваши легенды? Вот орки и гоблины — у них тут есть старый черпак. Деревянный, резной. Как встретятся орк и гоблин около этого черпака, так можно и на драку посмотреть. Не желаете? А гномы… у них есть приметный камень. Для людей — башмак Старого Бриска. — Рассказчик следил за монетой, которую эльф вертел в пальцах. — Или, может, господин желает знать все истории? Так есть истории про кошечку, которая рвалась к хозяйке. Вот, видите?

— Это мертвое животное! Живое не проникает сквозь Предел. Что же Вы так…

— А для особо знающих мы говорим, что кошечка стремилась к хозяйке, прыгнула и таким образом самоубилась… об Предел. Девицы, знаете ли, неплохо платят за эту историю. Или вот — эльфийская сережка.

— Спаси Единый Создатель! Эту пакость творил криворукий гоблин!

— Надо же! Теперь буду знать. Непременно приведу сюда гоблинов… — Серебряная монета доводила рассказчика почти до исступления. Ну, что еще он может сказать остроухому, что бы её получить?

— Однако… Даже и не думал, что оркам или гоблинам есть дело до Предела. Значит ли это, что рассказ окончен? — Монета замерла в пальцах.

Рассказчик вздохнул. Ладно, он и так неплохо заработал.

— Ну, если Вас не интересуют захоронения в Стене и погребальные обряды…

— Не интересуют. — Отрезал Аль Арвиль. — Интересует нечто другое. В воротах этого сомнительного Замка есть небольшая дверца. Я пока порассматриваю местные… предметы, а Вы сходите-ка к хозяевам заведения. Быстро и незаметно. К моему приходу дверца должна быть открыта. Понятно? И тогда монета станет Вашей. — Нэрнис демонстративно просверкал серебрушкой. Уж отвести толпе глаза на короткий срок он сможет. На очень короткий, ведь они же следят, причем, пристально.

А что еще было делать? Желающих принять участие в споре на деньги становилось так много, что умертвить их всех, означало устроить массовую резню в этом памятном месте. К тому же младший Аль Арвиль вообще-то никого в своей жизни пока не убил, а сцены сражений представлял исключительно по описаниям в романах. Нэрнис удовлетворился воображаемой картиной трупов врагов в Великом Пределе и с удвоенным вниманием принялся рассматривать стрелы. Он по-разному менял угол обзора, выгибал удивленно бровь и так увлекся, что спорщики тоже стали посматривать в небо.

Рассказчик ушел и вернулся довольно быстро. Высокого гостя ждали, по его словам, с распростертыми объятиями. Да он бы и сам раскрыл объятия этому наивному эльфу. Два серебряных за рассказ, и еще два, полученных от самой Фар Бриск, приятно позвякивали в его нагрудном мешочке. Редкий улов за один день!

Эльф стоял и смотрел на стрелы. А потом морок стал прозрачным и растаял. Толпа обиженно ахнула. На такой исход никто поставить не догадался. Кто же знал, что эльфы растворяются в воздухе? Немедленно завязался спор — кто самый проигравший?

Удовлетворенно хмыкнув вечно летящим стрелам, Нэрнис скользящей походкой эльфа-спешащего-куда-надо обогнул стену замка и вошел в открытую калитку в воротах.

Таких гостей в Замке Бриск еще не бывало. Старый гарнизонный служака, ныне привратник, прекрасно знал, с кем и как следует себя вести. Разговаривать с бледной высокомерной эльфийской персоной не следовало. Он сразу указал на мощеную дорожку, ведущую к центральным дверям «Замка» и прикрыл за гостем калитку.

Аль Арвиль решил, что впечатления от путешествия надо будет записывать, и жилище Фар Брисков займет достойное место в его повествовании. Фортификация «Замка», что называется, оставляла желать лучшего. Донжон одиноким пальцем высился почти посреди двора. Привычка местных обитателей «дом должен быть в центре, все остальное — огород» была неистребима. Столько камня извели впустую!

Слуга распахнул дверь перед носом гостя с таким видом, как будто эльфов хорошо видно сквозь стены. Аль Арвиль отметил на входе, что кладка стен на поверку не была такой массивной, как казалась. Замок был фальшивым не только по смыслу, но и по качеству.

Богатство внутреннего убранства нижнего зала обрушилось на эльфа как камнепад. Сияло абсолютно всё: занавеси на окнах, скатерти и даже мебельная обивка. Это был не матовый отблеск благородного накладного золота, а очень дешевая позолота. Все кругом было начищенным и надраенным, как парадная кираса стражника. Среди золота проглядывало синее, красное, зеленое, желтое… Голова начинала гудеть. Хотелось или сбежать из этого притона роскоши или остановить взгляд на чем-то менее броском. Наконец, среди буйства красок появилось «белое пятно».

Невзрачная девица рассыпалась в извинениях за нерасторопность хозяйки, которая вот-вот появится. Дева была не просто чисто одета в светлое платье, белый чепец и передник, а еще и хрустела всеми крахмальными частями своего наряда. Нэрнис невольно отметил, что из её чепца и фартука, если вымочить выйдет так любимый людьми, отвратительный студень. Кисель, как они его называют. Похоже, рассказ отца о киселе вспомнился некстати. Аль Арвиль забыл про «врожденную невозмутимость» и скривился. Девица немедленно приняла его гримасу на свой счет.

Нэрнис испытал странное чувство растерянности. Ну, как понять этих людей!? Служанка была напугана и бледна. Отец, как всегда, был прав. Теоретические познания по части особенностей человеческой натуры требовали подкрепления практикой.

Эльф удивленно изогнул бровь, и девица окончательно растерялась. Она не знала, что означал этот взгляд и говорить ли ей дальше или молчать? Аль Арвиль решил её подбодрить, используя свое природное обаяние. И он сделал то, чего делать совсем не следовало. Он захотел понравиться робкой служанке. Это была вторая ловушка, в которую Нэрнис угодил за один недолгий день. В первой ловушке, в замке Бриск, он уже сидел собственной персоной.

Глаза девицы запотели как кувшин с ледника. Мучнисто белые щеки зарозовели, покраснели и, наконец, стали пунцовыми. Она залилась краской до белесых бровей в буквальном смысле. Увидев такую замечательную перемену, Нэрнис закрепил успех: намотал на палец длинную прядь черных волос и рассеяно глянул чуть вбок и вверх. Аль Арвиль предполагал, что он продемонстрировал некую благожелательную рассеянность и задумчивость. Но чтица извинительного монолога решила совсем иначе. Ей, непривлекательной девице низкого сословия, строил глазки вот этот «великолепный, благородный, зеленоглазый, несравненный красавец эльф. Принц!…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});