Путь к золоту Рюрика - Виктория Лисовская

привела в комнату княгиню.

Та сняла шляпку и сейчас мяла ее в руках, темная вуаль так и осталась на лице. Она внимательно взглянула на Аристарха Венедиктовича, неопределенно пожала плечами и села в кресло у дальней стены кабинета.

Свистунов был немного удивлен странным выбором кресла гостьи, но, встряхнув своими тремя подбородками, невнятно произнес:

— Княгиня, очень рад встрече. Чем могу вам помочь?

Та снова задергала шляпку в руках и, косясь на застывшую в дверях Глафиру, ответила, медленно, но твердо проговаривая слова:

— Мне вас рекомендовали как хорошего сыщика, дело весьма конфиденциальное, мы могли бы с вами поговорить tête-à-tête? — Последнее слово было произнесено по-французски.

Аристарх Венедиктович с трудом с одышкой поднялся с кресла, вытирая потный лоб огромным белоснежным платком.

— О, mon ami, — тоже начал он на языке Дюма, — здесь, в моем доме, вы можете говорить обо всем, ничуть не сомневайтесь, все тайны останутся неприкосновенны. — Свистунов чуть ли не в молитвенной позе сложил ладони.

— Да, я понимаю, но как же… — Княгиня кивнула на замершую как истукан Глафиру. — Не хотелось бы, чтобы прислуга судачила, через пару часов весь город будет знать, — она даже слегка повысила голос, чтобы доказать свою правоту.

— Mon ami, так вы о Глашеньке ведете речь?! — Аристарх легонько стукнул себя по лбу. — Не смейте сомневаться, о Глашеньке можете не переживать. Во-первых, наша Глафира глупа как пробка, она сейчас вас даже и не слышит, и не понимает, во-вторых, она постоянно витает в своих фантазиях и по причине своего скудоумия никогда не мешает мне в моих детективных экзерсисах. В-третьих, неужели вы могли бы подумать, что у самого знаменитого сыщика Санкт-Петербурга Аристарха Венедиктовича Свистунова, — при этих словах он поднял палец, — может произойти какая-либо утечка личной информасьон?

Встав напротив княгини, он укоризненно покачал головой.

— Но почему вам просто не отослать вашу, как там ее, Глафиру на кухню? Зачем она тут стоит? Меня ее присутствие даже нервирует, — голос гостьи стал капризным и требовательным.

— Дело в том, моя милая княгиня, что в некоторых моих гм… делах… Глафира иногда бывает полезной. Не обращайте на нее внимания, считайте, что перед вами стол, стул или даже саквояж. Итак, приступим. Что побудило вас, mon ami, ко мне обратиться?

Все еще недовольно косясь на прислугу, что было видно по повороту головы, хотя вуаль не позволяла заглянуть в лицо, княгиня Мильфорд начала повествование:

— Хорошо, как знаете. Мне посоветовали обратиться к вам с весьма деликатным делом, в которое я не хотела бы впутывать посторонних.

— Позвольте один вопросик. Князь Яков Давыдович Мильфорд, заместитель главы ИАН, Петербургской Академии наук, вам случайно не родственник? — сведя брови на переносице, спросил Свистунов.

— Да, вы правы, это тот père, мой батюшка, — кивнула барышня.

— Наслышан о нем, наслышан. Итак, извините, княгиня, запамятовал ваше имя.

— Надежда Яковлевна.

— Продолжайте, Надежда Яковлевна, я вас слушаю.

— Так вот, дело весьма деликатное, я даже не знаю, к кому я могу обратиться. К отцу точно с этим не могу подойти, сейчас объясню почему, мать я потеряла еще в далеком детстве. Слегла она от горячки, так вот, воспитывали меня тетушка Луиза и дядюшка Карл Христофорович — это родственники со стороны маменьки. С отцом своим, Яковом Давыдовичем, я виделась за всю жизнь три раза всего. Мы жили с дядей и тетей в предместье Парижа, и вот только для выхода в свет и успешного замужества меня вызвал сюда в Санкт-Петербург папенька. — Девушка замолчала, продолжая теребить полы шляпки.

— Продолжайте, милая. — Аристарх Венедиктович снова уселся в свое кресло.

— В Петербурге я недолго, всего несколько месяцев, батюшка принялся выводить меня в свет, но здесь я мало кого знаю…

— Вы через меня хотите найти себе жениха? Но, милая, я подобными делами не занимаюсь. Вам нужна сваха. — Свистунов даже развел руками от огорчения.

Окаменевшая Глафира еле сдержалась, чтобы не рассмеяться во весь голос.

— Нет, что вы! Что вы! — гостья замахала руками в тонких шелковых перчатках. — Как вы такое могли подумать?

— Тогда извините, рассказывайте дальше. — Свистунов поджал губы.

— Несколько дней назад я отправилась к батюшке Якову Давыдовичу на службу: мне нужно было с ним поговорить о предстоящем банкете у Рамадановских, там были вопросы по поводу моих нарядов, но это сейчас неважно. Так вот, как вы знаете, мой отец служит в Академии наук. У него важный чин, важная государственная должность, он возглавляет особый отдел, но чем он конкретно занимается, я точно не знаю. Никогда особо не интересовалась, какие-то бумаги пишет и подписывает.

Аристарх Венедиктович неопределенно хмыкнул.

— В тот день папенька был очень занят, мне предложил секретарь его Старыкин подождать в приемной, но я устала, было душно, шумно, и я решила немного побродить по Академии, там внутри так красиво и изысканно. Но немного заблудилась, не там повернула и только минут через двадцать смогла вернуться к папенькиному кабинету. Секретаря на месте уже не было, и я сама не знала, смогу ли войти к отцу в кабинет или нет. Чтобы никому не помешать, я тихонько подошла к двери. Я не собиралась подслушивать, ей-богу, нет, — Надежда Яковлевна зарыдала, плечи ее вздрагивали.

— Не волнуйтесь, княгиня, мы вам верим, — ласково заверил ее сыщик.

— Я подошла к двери, услышала голос отца — он гневался, сильно кричал. Я чуточку приоткрыла дверь, на щелочку, чтобы посмотреть, на кого отец так кричит. Я никогда раньше не видела его таким злым и рассерженным. С кем он говорил, я не смогла разглядеть, только черный плащ со спины и темная шляпа на голове, ну такая, как носят гвардейцы. Отец несколько раз повторил: «Вы не понимаете, о чем просите. Это невозможно, я этого делать не буду». Черный плащ тихо, но угрожающе сказал: «Информация, что в этом дневнике, никуда не должна просочиться. Она должна быть уничтожена немедленно». Отец кричал, что какой-то Яновский все сам придумал, что этому никаких подтверждений нет. Черный плащ что-то угрожающе сказал ему, что если эта информация из дневника попадет в свет, то это будет просто катастрофа, хуже революции, что все государство наше рухнет, а мой отец — дурак, если это не понимает. И что если тот не уничтожит бумаги Яновского, то отцу мало не покажется, мало того, что потеряет должность и уйдет под суд, но также лишится жизни, — при этих словах барышня замолчала.

В комнате повисла тишина.

— Что же было потом? — нарушил тишину Свистунов.

— Я очень испугалась, бегом бросилась от дверей. Еще не хватало, чтобы меня застигли подслушивающей. Я боялась того