Гордое сердце - Поттер Патриция

Уже через секунду Маккензи знал, что надо делать. В форт Дефайенс, где штаб генерала Вейкфилда, он поедет позже. Сначала следует предупредить о грозящей опасности гарнизон в форте Чако. Конечно, едва ли ему там поверят. Сержант Питерс и его друг-приятель Террелл наверняка отмахнутся. Лейтенант Пикеринг с его куриными мозгами тоже. Все они на дух не переносят любого, в чьих жилах течет хоть капля индейской крови. Но ничего не поделаешь! Он — разведчик, он на службе.

Вскочив в седло, Маккензи вытер пот со лба. Солнце палило нещадно. Переждать бы, но надо торопиться. Он пустил коня галопом. Если не принять необходимые меры, форт вряд ли устоит, когда налетит армада апачей.

Слово «форт» у многих вызывает представление о массивной крепости с амбразурами, бастионами, зубчатыми стенами — словом, о мощном укреплении. Однако постройки, опоясывавшие гигантской цепью Соединенные Штаты во времена пограничных войн, представляли собой временные деревянные сооружения. Они обходились дешево, и их не жаль было покидать, если к тому вынуждали обстоятельства.

Теперь представьте себе сотню-другую солдат внутри форта. В голубых мундирах с белыми отворотами — пехотинцы, в темно-синих мундирах с красными кантами — артиллеристы, в темно-зеленых — карабинеры, а те, что в эффектных мундирах желтых тонов, — драгуны.

По территории слоняются женщины. Это либо их жены, либо прачки, среди которых несколько смуглых скво. Тут же бегают ребятишки. Иногда проходят стремительной походкой офицеры в темно-синих тужурках. Попадаются и лица в гражданском платье. Это приезжие и вольнонаемные служащие форта. Мелькают маркитанты, торговцы, погонщики, мясники, проводники, охотники, а также слуги — метисы, мулаты или мирные индейцы.

И над всем этим развевается американский флаг — белые звезды на голубом фоне.

Вот такую картину увидел Маккензи, когда подъехал к воротам форта. Он приостановил коня, решив чуть-чуть передохнуть. Почти две недели разведчик генерала Аиры Вейкфилда проводил рекогносцировку, как всегда в одиночку, и смертельно устал. Он терпеть не мог зависеть от кого бы то ни было, нести ответственность за других тоже не любил, поэтому не раз отвергал предложение генерала возглавить отряд разведчиков, мотивируя свой отказ тем, что порой не только офицеры, но и рядовые не желают ему подчиняться. Он — полукровка, и этим все сказано!

Маккензи приподнялся в стременах и сел поудобнее. Кожаные штаны заскорузли от пота и жали в паху. Охотничью куртку из оленьей кожи он давно сменил на хлопчатобумажную рубашку. В ее распахе виднелся шейный платок. Пропитанный потом, он напоминал грязную тряпку.

Маккензи провел ладонью по лицу. Здорово, однако, отросла щетина. Пикеринг уж точно смерит его презрительным взглядом!

Комендант форта Чако лейтенант Ивен Пикеринг целиком зависел от мнения своих подчиненных, несмотря на то что являлся выпускником Вест-Пойнта и мог бы иметь собственное суждение, основанное на знаниях, полученных в одном из лучших учебных заведений Соединенных Штатов.

Военное училище располагалось на юго-востоке штата Нью-Йорк, на реке Гудзон — в самом центре Америки, однако ни руководители государства, ни отцы церкви были не властны над ним. В Вест-Пойнте не благоволили к знатным или богатым, и там не было отстающих. Даже сын президента был бы исключен из училища, если бы плохо учился. В Вест-Пойнте давались подлинные знания, и их необходимо было усвоить, иначе неминуемо грозило исключение.

Выпускник Вест-Пойнта считался человеком, достойным занимать высшие должности в государстве, умеющим руководить и командовать и при этом способным к повиновению и точному выполнению порученного дела.

Пикеринг поневоле оказался усердным учеником. Им овладело желание сделать военную карьеру. И когда после окончания училища он получил назначение в форт Чако, то, можно сказать, из кожи вон лез, чтобы вверенный ему гарнизон считался образцовым. Но не каждый умеет руководить, здраво и объективно оценивать обстановку и, приняв единственно правильное решение, выполнять его без оглядки на других. Пикеринг очень часто проявлял нерешительность. Когда же ситуация на границе осложнилась, было решено прислать в форт более опытного коменданта. Однако получилось так, что его неожиданно вызвали в Вашингтон.

Что ж, придется иметь дело с этим рохлей, подумал Маккензи и вздохнул. Ладно, попарится в бане, переночует здесь, а рано утром тронется в путь.

Внутренне собравшись, он въехал в ворота.

— Да не верю я этому! — рявкнул тучный сержант в синей форменной тужурке. — Апачи терпеть не могут друг друга. А ты заладил, мол, объединились и теперь все заодно.

— А вы не допускаете, что вас они ненавидят еще больше? — возразил Маккензи с обычным хладнокровием.

— К тебе, конечно, они относятся иначе. — Сержант Питерс осклабился.

— Сейчас не обо мне речь. Ваше счастье, сержант, что вы меня мало волнуете! — сказал Маккензи с расстановкой.

— Краснокожий ублюдок! — прошипел Питерс, побагровев от злобы.

Лишь по напрягшимся на лице Макензи желвакам было понятно, что его слова услышаны. Разведчик оглянулся на лейтенанта.

— Поступайте как знаете. Я предупредил. Доложу обо всем генералу Вейкфилду. Вероятнее всего, апачи готовятся выступить единым фронтом, и это будет не мятеж, а кое-что похлеще. Считаю, фермерам-поселенцам следует укрыться на территории форта.

Лейтенант Пикеринг перевел взгляд с высокого худощавого разведчика на грузного сержанта. Получая назначение, он был предупрежден, что к мнению Питерса придется прислушиваться. Но сержант не особенно нравился ему, заносчивый же индеец вызывал раздражение. А как выглядит! Небритый, грязный… Пикеринг понятия не имел, что последние две недели разведчик проводил в седле по девятнадцать часов в сутки. И почему только этот выскочка пользуется неограниченным доверием генерала Вейкфилда? — подумал он и, глядя на Маккензи в упор, отчеканил:

— Я не стану отдавать распоряжений о перемещении поселенцев с их ранчо в расположение гарнизона. Это ваши домыслы, а люди могут потерять годами нажитое добро.

— Но уж жизнь-то точно сохранят! — обронил разведчик. Его гортанный шотландский акцент заметно усилился, что случалось в минуты крайнего возбуждения.

— Между прочим, командую здесь я, а не вы, — отрубил лейтенант.

— Не я, — отозвался Маккензи тоном, в котором без труда угадывался сарказм. — И мне это хорошо известно.

Питерс и Пикеринг переглянулись и одновременно кинули на разведчика недобрый взгляд.

— Как и то, — продолжил Маккензи, — что, если погибнут люди, вам придется держать ответ перед генералом.

— А ты не так прост, как кажешься. Надеешься, что твои соплеменники поживятся на брошенных ранчо? — усмехнулся Питерс.

— Это вы серьезно?

— Вполне.

Маккензи смерил его взглядом с головы до ног и решительной походкой направился к дверям, бросив на ходу:

— Ну и тупица же вы, Питерс! — Он обернулся к Пикерингу: — А вы, лейтенант, окажетесь в идиотском положении, если намерены бездействовать. На рассвете я уезжаю.

Питерс схватил Маккензи за плечо.

— Как ты смеешь меня обзывать, грязный индеец! Да я из тебя сейчас всю душу вытрясу…

Маккензи спокойно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Пикеринга.

— Лейтенант, вы свидетель, я не хотел затевать свару. Ни сейчас, ни прежде. Сержант для меня — пустое место. Пусть оставит меня в покое. Я иду в баню, а на рассвете уеду.

— Сержант Питерс! — властно прикрикнул Пикеринг.

Как бы его подчиненные не разделались с этим Маккензи, тогда уж точно не избежать нагоняя от генерала. А если Маккензи убьет сержанта, то и того хуже. Кто из этих двоих одержит верх в схватке, сомневаться не приходится. Всем известно, какой вояка этот Питерс!

— Черт побери, сэр! — Питерс распалился не на шутку. — Не мешало бы поучить краснокожего наглеца хорошим манерам.

В ответ Маккензи саркастически ухмыльнулся.