Эхо любви - Анна Герман

Самой же унизительной была минута, когда официант, принеся еду, замешкается в дверях в надежде на чаевые. Ведь я не могла даже сказать: «Извините, у меня нет ни гроша», я представляла фирму CDI, была иностранной звездой, фотографии которой публикуются в прессе, а песни звучат по радио. Я все больше убеждалась в том, что пренебрежительная улыбка официанта - поистине одно из самых тяжких жизненных испытаний.

Но не каждый официант «одаривал» меня именно такой улыбкой. В маленьком баре при гостинице работал в числе других невысокий коренастый сицилиец Джузеппе.

Университета он, по всей видимости, не кончал, но зато весьма хорошо разбирался в людях и был отменным психологом. Он мгновенно понял мое положение, вследствие чего я никогда не испытывала неловкости в его присутствии. Как-то Джузеппе рассказал мне короткую историю своей жизни, типичную для южанина. Происходил он из многодетной деревенской семьи. «Однажды, - говорил он, - голод вынудил меня принять трудное решение. Я заявил матери, что отправляюсь на поиски работы. Не знал даже, куда пойду. Прощаясь, плакал. Мне было тринадцать лет. Нечего и объяснять, что я брался за любую работу, какая только попадалась. На добытые гроши я должен был существовать в чужом городе и, разумеется, не забывал помогать матери. Так что после всего пережитого службу в армии, откуда недавно демобилизовался, вспоминаю как чудесные каникулы. Совсем недавно мне удалось получить место бармена в гостинице».

        

Как я уже сказала, биография Джузеппе была типичной биографией южанина. Именно молодые люди главным образом вынуждены покидать родные края, отправляться на заработки, а так как единственное их богатство - сильные руки, то, попав в промышленный город, они не находят слишком большого выбора, где и кем работать. Для учебы у них никогда не хватало ни времени, ни средств. Горничные в моей гостинице также были родом из различных южных областей.

Я прожила в Италии полгода, с перерывом на краткий отдых в Польше, но даже и столь недолгое пребывание позволило мне сориентироваться в некоторых внутренних проблемах этой страны. Итальянцы с севера относятся к своим южным соотечественникам если и не презрительно (не знаю, имею ли я право употребить столь сильное слово на основании моих наблюдений), то, во всяком случае, не слишком доброжелательно, зачастую с долей иронии. Они считают себя, несомненно, выше южан. К примеру, конферансье и комики в развлекательных программах, желая развеселить зрителей, переходят на неаполитанский диалект - этого бывает достаточно, чтобы заурядная острота вызвала общий смех. Или вот иной пример размежевания севера и юга. На широко известный фестиваль песни в Неаполе не приезжает никто из уважающих себя «звезд» севера, а когда я, после неапольского фестиваля, захотела в Милане включить в свой репертуар несколько песен на неаполитанском диалекте, то в ответ на мое предложение только пожали плечами. Я знаю, что подобная «географическая дискриминация» в той или иной мере существует во многих странах. Я еще не слышала об абсолютном спокойствии, братстве и единстве в границах одной страны. Зато известен факт, что перед лицом опасности, грозящей извне - все эти территориальные различия и личные распри становятся совершенно неважными.

       

Я не намерена критиковать существующие в Италии взаимоотношения, а тем более осуждать их. У меня попросту нет на это никакого права. Я не настолько хорошо знаю историю Италии, чтобы отыскать в прошлом этой страны причины, объясняющие нынешнюю обстановку, но одно заявление могу сделать без колебаний и даже поклясться, если кто-нибудь того потребует: мои симпатии на стороне собратьев бармена Джузеппе. И не потому даже, что подобные чувства всегда пробуждаются в нас в отношении к тем, кого несправедливо, без оснований третируют. Просто южане мне нравятся. Они доброжелательно относятся к людям, независимо от того, с севера они или с юга. Они еще не заражены самой страшной болезнью нашего времени -бесчувственностью, равнодушием к судьбе живого или умирающего на их глазах человека. Всем им присуща глубокая, искренняя любовь к родной земле. Кто хоть раз слышал, как поет о своей родной деревне южанин, тот мне поверит.

У итальянцев вообще сильно развиты родственные чувства. Привязанность итальянских сыновей к своим матерям вошла в пословицу. Часто, однако, она бывает несколько показной, словно демонстрируется в порядке саморекламы: «Вот, дескать, какой я хороший сын». Впрочем, каждый итальянец всегда немножко актер, и бороться с этим - напрасное дело, но бармену Джузеппе вроде бы не перед кем было играть, когда он посылал матери свои жалкие гроши. Тоже самое относится к религии. Итальянцы веруют горячо и глубоко. Именно таким был Джузеппе.

В свой второй приезд в Милан я подарила ему вырезанных из дерева кукол, составляющих маленькую забавную сценку. Приближалось Рождество Христово, и такой сувенир показался мне уместным. Джузеппе очень обрадовался. Разместил кукол на полке в своем баре и долго рассматривал ручную работу художника-гураля (гураль - житель гор, польских Татр. - Ред.). Куклы стояли там до самого моего отъезда. Быть может, стоят и по сей день.

          

Ввиду того, что я передвигалась по Милану только на машине, да и то вечно в спешке, я не слишком много могла рассказать в Польше своим знакомым о самом городе и его архитектурных памятниках. Единственное, что я видела часто и с разных сторон, - это нижние фрагменты великолепного кружевного собора. Я не случайно пишу «нижние фрагменты» - ведь из машины ровно столько и можно увидеть, - но даже и эти фрагменты вызывали у меня восхищение.

Еще в самолете я радовалась при одной только мысли, что буду иметь возможность пойти в знаменитый «Ла Скала». К сожалению, в плане моих занятий этого не предусматривалось. Правда, несколькими днями позже Рануччо подвез меня к зданию оперы (к слову сказать, я была немного разочарована его неимпозантным внешним видом), но лишь затем, чтобы сфотографировать меня в обществе весьма привлекательных карабинеров. Не знаю уж, чем руководствуются итальянцы, выбирая форму мундиров. Быть может, здесь играет роль их любовь к театральности, ибо эти великолепные мужчины в своих пелеринах и золотых шлемах с султанами производят впечатление статистов, которые ускользнули с репетиции, чтобы пропустить по стаканчику вина в ближайшем баре.

Мне все-таки удалось побывать в «Ла Скала» на «Трубадуре» - меня пригласили мои друзья, - но это уже позднее, во время следующего приезда в Милан. Я должна хотя бы в двух словах рассказать о реакции здешней публики, когда их кумиры исполняют знаменитые арии. Поскольку театральный сезон только что открылся, в тот день в театре было много иностранцев. Гуляя во время краткого антракта по фойе, я невольно вспомнила легенду о Вавилонском столпотворении - столь многоязычным был людской говор, достигавший моих ушей. Но это лишь в фойе - в зале же решительный перевес оказался на стороне итальянцев. Только их и было слышно. Каждая исполняемая любимцем ария вызывала не просто овации, которые раздавались иногда в самый неподходящий момент, совершенно заглушая солиста, но, главное, громкие возгласы, восхищенные похвалы, сопровождаемые бурной жестикуляцией. К примеру: «Ты великолепна! Ты несравненна! Другие рядом с тобой - ничто! Мой победитель! Люблю тебя, обо-жа-аю! Умираю от восторга!» На последнем ярусе рьяно аплодировала группа мужчин, по всей видимости, клакеров. Поведение их явно указывало на это, хотя, по-моему, представление и так проходило на очень высоком уровне.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});