На крыше храма яблоня цветет (сборник) - Ольга Иженякова

Главное в моей нынешней ситуации, чтобы все грехи, какие только есть в нашем большом и древнем роду, закончились на мне и не переходили на потомков. Почему-то об этом я подумала только сейчас.

Это – действительно главное. Тогда, может быть, кто-нибудь из моих близких, которые будут жить и умирать много лет спустя после меня, удостоится жить Там.

Я же давно своими делами выстроила преграду в тот мир, и жалеть тут нечего.

В памяти всплывают неприятные факты. Вот я равнодушно смотрю, как убивают змею, вот беззастенчиво вру на исповеди, украшая себя, потом несу какую-то чушь сыну, а вот спорю с мамой…

Билет на небо

А вскоре я по-настоящему научилась смотреться в зеркало. Та женщина, которая ежедневно по несколько раз появлялась в нем, была довольно похожа на меня. Она, так же как и я, плохо следила за бровями, в итоге они у нее были то широкими, то узкими. Впрочем, судя по ее внешнему виду, она по этому поводу не особенно переживала. Ее мало волновало, что о ней будут думать или говорить. У нас схожи также формы носа и губ. Точь-в-точь. Но глаза у нее… Как бы сказать, какие-то совсем нездешние. Чужие.

В этом, пожалуй, и вся разница между нами. Она смотрела на людей, нет, не свысока, а несколько отстраненно.

В ее глазах, как я понимаю, все они выглядели обычными земными организмами. Не более. Она глядела проницательно-отстраненно на человека и все о нем знала, что его беспокоит, какие проблемы или радости у него на душе. Чем живет. Более того, она давно знала все тайны еще не написанных книг! И ей от этого знания становилось невыносимо скучно. Я часто пугалась безысходной тоски в ее глазах.

Казалось, однажды она выйдет на мой балкон, сядет, как я обычно сажусь, беспечно болтая ногами над каменной пропастью, и шагнет в пустоту. Нет, мне ее не жаль. Просто почему-то хотелось ее удержать здесь, что-то в ней было такое, что очень нужно было удержать.

У меня, например, совсем другие глаза, они всегда внимательно смотрят на каждого человека, изучают. От них трудно что-то утаить, но они живые. Живые! Настоящие! Видимо, поэтому она искренне ненавидела меня, а я – ее.

Мы могли целыми часами молча, не мигая, смотреть друг на друга. Эта привязанность-ненависть настолько нас сблизила, что, когда у меня не было возможности глядеться в зеркало, я невероятно скучала по ней, по ее отстраненному и в то же время проницательному взгляду.

Однажды я пришла домой очень поздно и слегка навеселе, на мне был красивый бирюзово-голубой костюм с подчеркнутой талией и множество тоненьких серебряных браслетов, она тоже все это надела и уверенно прошлась передо мной.

Я, внимательно глядя в зеркало, не выдержала и все-все ей рассказала, что думаю о ней, ее поведении и привычках. А главное – странных глазах. И что же она? Она быстро закрыла руками глаза, а потом, видимо, справившись с первоначальным волнением, которое она всегда так умела тщательно скрывать, сквозь разжатые пальцы мне прямо в лицо рассмеялась, хищно обнажая зубы.

Я не вытерпела такого издевательства и со всей силы ударила ее по правой щеке, она тут же, не медля ни секунды, мне ответила звонкой пощечиной, при этом один из ее браслетов слетел и тут же закатился за комод, мои же все как один оставались на месте.

Я остолбенела от ужаса. Ее браслет, очень похожий на мой, валялся в моей комнате. Нет, я не собиралась его доставать. Она быстро поняла это, посмотрела высокомерно на мои браслеты и, чуть сузив глаза, выпячив нижнюю губу, ехидно улыбнулась, всем своим видом показывая, мол, что ты сейчас еще выкинешь? Что бы ты ни выкинула, мою ослепительно-зеркальную и холодную сущность все равно не проймешь. Никогда. Ни за что! Подумаешь, браслет! Повернулась, поправила уложенные, как у меня, волосы и надменно ушла.

Я постучала по зеркалу, но она и не подумала выходить. Я постучала сильнее, зеркало отразило только стену и часть старой картины. Ни меня, ни ее в нем почему-то не было.

Меня неимоверно потянуло на балкон. Я открыла окно, пронзительно-холодный ветер с юга быстро ворвался в квартиру и тут же начал по-хозяйски разгуливать по комнатам, теребя шторы и перебирая края люстры, в доме враз сделалось неуютно и холодно, я быстро взобралась на оконную раму, прямо подо мной открывалась пустота. Там, на земле, как на дне колодца, виднелись в полумраке булыжники. Еще мгновение. Одно мгновение. Всего-то ничего! И я буду рядом с ними. Темно и тихо. Так, наверное, должно быть, когда вокруг пустота – темно и тихо. Вспомнила недавний стих, который еще не успела записать, а может, и не нужно записывать разную банальщину? Ничего особенного. Абсолютно ничего:

Я за свою беспечностьЧуть было не канула в Вечность.Приняла пустоту за глубинуИ лишь случайно не пошла ко дну.

Так странно, стихи выражают всю мою сущность до самого основания. А иногда и предвещают события моей жизни.

Я это давно заметила, но тем не менее всякий раз поражаюсь этой их заранее известной точности.

Внезапно в комнате раздался странный шум, я спрыгнула с подоконника и побежала на звук. Разгулявшийся ветер разбил вдребезги большое зеркало в коридоре. Мой враг подмигивал мне равнодушно из многочисленных осколков и улыбался, как бы прощаясь со мной раз и навсегда.

А когда я, основательно поранив руки, сложила все зеркальные куски в огромную стопку, пришло облегчение, я поняла, что больше ее не увижу, сразу в квартире сделалось очень уютно и просторно, меня стало клонить ко сну – в совершенно другое измерение вечности. Какое счастье все-таки избавиться от врага раз и навсегда. Так мне казалось в тот вечер. И я была счастлива.

В ту же ночь меня посетил прекрасный юноша с ангельским ликом. От его лица шел такой ясный и такой чистый свет, что я поневоле зажмурилась.

– Не бойся, – сказал он мне и бережно взял за руку.

– Это сон? – спросила я.

Какая глупость! Спрашивать столь очевидные вещи! И не все ли равно мне? Я протянула руку своему спутнику. Мы полетели.

Чувство полета, оно невероятное. Теплый ветерок нес меня осторожно, как большую драгоценность, я полностью, по-детски безотчетно, подчинилась стихии и вдруг поняла одну важную особенность: стоит мне хоть немного, хоть чуть-чуть, самую малость приложить мысленных усилий, как я сразу окажусь в нужном месте. Как мне этого не хватает в нашей обычной жизни, где приходится ежедневно напрягаться изо всех сил, понапрасну растрачивая себя, причем, как правило, на сущие пустяки. Чего уж мечтать о больших делах, которые даются с громадным трудом? В мире, где я живу наяву, многое, слишком многое, решают деньги и связи, и горе тому, у кого всего этого нет. Он может жить только в положении раба. Работать за еду, одежду, коммунальные услуги.

Только так!

* * *

Снизу доносился пряный запах свежескошенной травы, и еще я успела разглядеть невероятно ярких зеленых светлячков. Их было так много, что мне показалось, будто я в сказочном ночном городе. Ночная мгла стала постепенно рассеиваться, забрезжил рассвет.

– Хочешь увидеть Вавилон? – спросил прекрасный юноша с ангельским ликом.

Я удивленно посмотрела на него. Мы уверенно спустились на землю. Башни как таковой я не увидела. Ее только-только начали строить. Молодые мужчины весело укладывали камни, постоянно подтрунивая друг над дружкой. Неподалеку текла небольшая река, через нее на огромных веревках был протянут мост, а за ним в небольшом овраге паслось несколько стад овец, за которыми лежа присматривал ленивый пастух.

Поскольку мы были полностью невидимы, то смогли подлететь слишком близко и даже услышать незатейливую пастушью песенку.

Звон разбитой чаши хозяина разбудил,Звон разбитой чаши хозяина удивил.Позабылись звуки, цвет и аромат,Но слуга в этом совсем не виноват.Как вода из чаши, молодость утекла…Молодость пролилась – старость не спасла.Просто позабылось про цвет и аромат,Не слышны звуки.Но слуга не виноват…

Мы посмеялись над пастухом и поднялись ввысь. Ветер нас быстренько отнес на высокую, невероятно красивую гору, откуда открывался вид на причудливый древний город с широкими стенами и высокими башнями. Настал час нашего расставания.

– Ну прощай, прощай, милый спутник, – сказала я, улыбаясь, юноше с ангельским ликом и открыла глаза.

– Увидимся, Ева, – прошептал он нежно и исчез.

* * *

В комнате начиналось обычное серое утро, зазвенел будильник, и мне нужно было собираться на работу.

Ничем не примечательное утро состоит из множества брызг. Они рождаются, мгновенно отражают в своих сферах частицы этого мира и сразу умирают. Все правильно, мир им не нравится, и получается, незачем жить. Вот бы нам, людям, знать заранее, нужно жить или нет? На этот вопрос я ответа не нашла даже тогда, когда все необходимое для жизни я уже купила, а все равно продолжала работать на трех работах. Работать, как привыкла, до полного изнеможения. Ра-бо-то-пот-реб-ность. Так я для себя определила жизненный путь. Хотя, если разобраться, меня никто отдыхать не учил.