Brainiac - Кен Дженнингс

«Это беспроигрышный вариант, — настаиваю я. — Если тебя берут в игру, ты оплачиваешь все расходы, но в итоге все равно остаешься в плюсе благодаря выигранным деньгам. Тот, кого не берут, ничего не теряет».

«Идет», — в конце концов соглашается он. Ударив по рукам, мы меняемся местами и залезаем обратно в машину. Честно говоря, я предполагаю, что в итоге беспроигрышный сценарий окажется выгоден именно мне. В моем представлении Эрл как раз тот тип, который нужен игре. Он невероятно умен и ростом с пожарную каланчу, но это еще не все — он обладает рокочущим баритоном, неиссякаемым запасом шуток из арсенала компьютерного хакера и сериала «Симпсоны» и крылатых фраз из фильмов компании Merchant Ivory[6]. Он спит и видит себя участником Jeopardy! и уверен, что выбор падет на него. Я чувствую, что выторговал себе бесплатную поездку в Лос-Анджелес…

Вслед за этим я со вздохом признаюсь себе, что роль попутчика Эрла — отнюдь не предел моих мечтаний. Сколько я себя помню, всегда мечтал попасть в Jeopardy! и Эрл это прекрасно знает! «Я утешаю себя тем, что, даже провалив отбор, смогу сказать людям: „Я тот самый парень, который привел в Jeopardy! Кена Дженнингса!“» — вдруг изрекает он, когда мы съезжаем с шоссе I-15 и устремляемся вдогонку закату.

Мысль попробовать свои силы в Jeopardy! преследовала меня последние 20 лет, но тривию я люблю еще дольше. Мое поколение склонно думать, что страсть к тривии — это болезнь 1980-х, схожая с ностальгией по курткам от Members Only и актеру Ральфу Мачио. Поворотным годом для тривии моей юности стал, конечно, 1984-й, когда в эфир вышла обновленная версия Jeopardy! с Алексом Требеком, а Trivial Pursuit разошлась 20 млн копий, отвоевав титул главной игры столетия у культового компьютерного «Пакмэна». Однако спросите кого-нибудь на десять лет моложе: на какой год приходится пик популярности тривии? Он, возможно, назовет 1999-й или около того, когда на весь мир прогремела новинка «Кто хочет стать миллионером?». Для поколения моих родителей слово «тривия» должно ассоциироваться с соревнованиями в университетских кампусах поздних 1960-х. А мои дедушка с бабушкой будут вспоминать, как вся Америка, затаив дыхание, следила за конкурсантами, потевшими в звукоизолированных кабинах во время рейтинговых (и целиком постановочных) телевикторин 1950-х. Знаток истории вопроса может отослать вас еще дальше, в 1927 год, когда бестселлер «Спросите что-нибудь полегче» стал причиной самого первого в стране «вопросно-ответного» помешательства. Да-да, тривия — это форменное помешательство. Даже не пытайтесь от него отделаться! Как Терминатор, комета Галлея и генитальный герпес, тривия всегда возвращается.

И она все еще здесь. Тривия не обязательно громко заявляет о себе, но в каком-либо виде присутствует повсеместно. Сотни тысяч вариантов тривии играется в Америке каждый день — в городских барах, на загородных пикниках, за журнальными столиками, по FM-радио, мобильным телефонам… Тривия является нам на подставках для пива, крышках из-под кофе, призовых фигурках из пакетов с крекерами. Она попадает в нашу электронную почту, на поля журнальных статей и страницы телефонных книг. Она успокаивает нас в кино во время рекламы Coca-Cola. Она буфер между телевизионной рекламой и развлекательными шоу. Это настолько привычная часть американской жизни, что порой мы ее не замечаем, но, хотели бы мы того или нет, наша жизнь окружена тривией.

В современном значении слово «тривия» вошло в употребление в 1984 году вместе с игрой Trivial Pursuit. На самом деле его корни уходят в глубь веков на тысячелетия. Изначально оно было римским именем богини Гекаты — хранительницы перекрестков. «Тривия» происходит от латинского trivium — перекресток, место пересечения «трех дорог». В 1718 году английский поэт Джон Гей назвал в честь той самой богини свою знаменитую поэму «Тривия», описывающую пешие прогулки по улицам Лондона. (Гей больше известен как автор сатирической «Оперы нищих», которая легла в основу «Трехгрошовой оперы» Брехта, что в свою очередь связывает его с песней, которая в 1959 году попала на первое место в хит-параде журнала Billboard[7].)

От латинского слова trivium происходит также и прилагательное «тривиальный», то есть невыдающийся, обыкновенный. Большинство считает, что «тривиальным» стали называть «общее место», потому что перекресток дорог и был, строго говоря, этим самым общим местом. Другие заявляют, что прилагательное «тривиальный» происходит от второго значения понятия trivium. В средневековых университетах полный курс был разделен на тривиум, включавший три предмета, и квадривиум, включавший четыре. В тривиум всегда входили грамматика, риторика и логика, в то время как квадривиум состоял из арифметики, геометрии, астрономии и музыки. Тривиум, включавший в себя самые простые, элементарные предметы, считался менее важным, чем продвинутый квадривиум, а следовательно, «тривиальным».

В XX веке существительное «тривия» сначала стало использоваться как производное от «тривиальный» применительно к пустякам или вещам второстепенным. Не далее как в 1902 году популярный эссеист Логан Персалл Смит (между прочим, шурин философа Бертрана Рассела) опубликовал подборку коротких философских размышлений под заглавием «Тривия». Но в своем нынешнем значении — «интересные вопросы и ответы обо всем на свете» — слово не употреблялось до середины 1960-х.

Я всегда ощущал некоторый стыд за то, что «тривиальный» ярлык приклеился к тривии так прочно. Мне кажется, называть свое хобби словом, буквально означающим «мелочь» или «ерунда», — не лучший способ придать ему популярности. Вошел бы в моду американский футбол, если бы футбольные фаны упорно отзывались о нем: «Этот тупой вид спорта с дурацким мячом?» Или филателисты — разве они говорят о собирании марок: «Маленькие клеящиеся квадратики, которые мы изучаем и коллекционируем, вместо того чтобы ходить на свидания с девушками?» И все же пленники тривии удачно приспособились к языку притеснителей, с улыбкой соглашаясь с тем, что их склонность к узнаванию и запоминанию множества всякой странной чепухи совершенно бесполезна. Полностью «тривиальна».

Впервые слова «тривиальный» и «нетривиальный» в их научном применении я услышал на уроках математики и информатики в колледже. Для математических и компьютерных «ботаников» тривиальной является задача, которая имеет до смешного простое решение. Учитель, скорее всего, даже не удосужится записать его на доске. Наука же, как известно, гонится за решениями необычными, элегантными, «нетривиальными». Например, я помню, как мы проходили однажды суммарно-производные числа (sum-product numbers), то есть числа, у которых сумма составляющих их цифр, помноженная на их же произведение, дает исходное число. Существует бесконечное множество чисел, сказал преподаватель, однако только три из них суммарно-производные. Число 1 — это тривиальное решение, скучное: 1 × 1 = 1. Остаются два интересных, нетривиальных решения — 135 и еще одно[8]:

((1 + 3 + 5) × (1 × 3 × 5) = 135.

Сколько себя помню, я всегда был убежден, что тривия, несмотря на свое название, это элегантное, сложное, захватывающее, стоящее занятие. Что тривия на самом деле не тривиальна.

По словам моей мамы, первый раз в моей жизни я сыграл в тривию… в четыре года. Произошло это в Университете штата Вашингтон. Совместно с общеобразовательными школами Сиэтла университет отбирал детей для обучения в начальной школе по программе «Одаренные и талантливые». Мне пришлось провести целый день, переставляя кубики и собирая пазлы в темном маленьком классе, увешанном зеркалами. Зайдя через несколько часов в класс, чтобы подбодрить меня, мама обнаружила там веселую компанию аспирантов, которая развлекается тестами на общую эрудицию.

Когда она вошла, звучал вопрос: «Где братья Райт совершили свой первый полет?»[9]

Я сидел на маленьком стульчике, поглощенный игрушечным поездом, и, казалось, совершенно не интересовался происходящим вокруг, поэтому мама никак не ожидала услышать от меня ответ, притом правильный!

Оглядываясь назад, я не могу себе представить, откуда четырехлетний малыш мог знать хоть что-то про братьев Райт. Очевидно, у некоторых людей мозг похож на губку, которая впитывает информацию и подробности почти с рождения за счет удачного смешения любопытства, упорства и врожденных способностей. Эти люди — своего рода гурманы, подверженные необъяснимому стремлению фиксировать каждый бит информации, который судьба мелом заносит на доску их мозга. Мы не выбираем тривию. Тривия выбирает нас.

Теперь я понимаю, что привычки, которые наблюдались у меня с детства, были скорее похожи на симптомы навязчивого невроза, чем на проявления одаренности прелестного, развитого не по годам ребенка. Я надолго задерживался в кинотеатре после окончания фильма, чтобы выучить имена, упомянутые в титрах. Я запомнил все пары соответствий в настольной карточной игре «Улица Сезам», чтобы всякий раз обыгрывать в нее родителей. Однажды я провел 11 часов на борту самолета, соревнуясь с самим собой во времени, за которое я смогу назвать все страны мира в алфавитном порядке — от Афганистана до… хм, скажем, до самой последней[10]. Помню, как я расстроился в четыре года, когда по случаю окончания моим отцом юридического факультета взрослые подарили мне поездку в Диснейленд. Диснейленд — вместо настольной игры Boggle, о которой я мечтал уже несколько месяцев!