Нф-100: Врата Миров - Марзия

Успокоился он только в своей квартире. Кинув в коридоре ворох газет и рекламных проспектов из почтового ящика на тумбу под зеркалом, он лихорадочно пытался спланировать, что теперь ему надо сделать. Первоначальный порыв - расспросить обо всем соседей друга, сразу же отпал, кто знает, может, за квартирой следят. Самое верное, сходить в районный отдел ЗАГСА и узнать, не прошла ли регистрация о смерти такого гражданина N.

Сказано, сделано. Адреса всех нужных человеку при жизни учреждений давно были собраны в записной книжке жены, которую Павел унаследовал после ее смерти. Сложив в портфель всю почту, он отправился на поиски.

Вот так и получается, что при жизни надо много, а в момент рождения и смерти только ЗАГС. Записать, что человек родился и умер: две точки, между которыми прямой или извилистой линией прокладывается жизнь.

Получить устную справку в ЗАГСЕ оказалось муторным делом. Сначала женщина, восседавшая за изящным пластиковым столиком, долго рассматривала паспорт посетителя, страничку за страничкой. Затем меланхолично стала пролистывать на компьютере списки умерших за последнюю неделю, заодно выпытывая,

- Вы уверены, что Николай Иванович умер?

- Как я могу быть уверен, я его не хоронил,

- Не все хоронят, некоторые кремируют, это модно. Как он относился к моде?

- К моде? Покупал то, что предлагали магазины.

- Какой Вы непонятливый, гражданин. К моде на кремирование. Некоторые даже пишут завещание, где надо развеять прах, так мы совсем недорого эти просьбы выполняем. Если хотите, я могу показать вам прейскурант, есть совершенно новые и безболезненные методики

- Безболезненные??? Я не ослышался?

- Понимаете, простите... нам предложили опрос..., - пропагандистка кремации стушевалась и преувеличенно бодро продолжила,

- Нет никаких записей по вашему запросу, обращайтесь в поликлиники.

Что можно было сказать в поликлинике? Что неделю назад друг жаловался на странные письма, ночью соседка слышала крики, а сегодня его квартира опечатана? В здравом уме даже не стоило обращаться с такими вопросами. Но, повинуясь чувству вины перед исчезнувшим другом и радуясь тому, что его не нашли в списках умерших, Стерлигов направил свои стопы не в поликлинику, а сразу в больницу, семиэтажку в обиходной речи. В фойе висели списки пациентов всех отделений семиэтажной клиники: в терапии, неврологии фамилии N. не было. На всякий случай Павел внимательно прочел списки больных в остальных отделениях, мало ли, могла сбить машина - хирургический больной, мог упасть и получить сильный ушиб - травматологический, и так далее, вплоть до гематологии, исключив только гинекологическое отделение. При всем своем желании за неделю превратиться из мужчины в женщину сложно.

Николай Иванович ни в одном отделении не числился, исчез бесследно. Оставалась психиатрическая клиника. Несмотря на то, что город их был маленький, почти изолированный от внешнего мира, но клиника соответствовала по уровню крупному областному центру. Поговаривали, что чаще всего пациентами психушки становятся ученые от своих заумных опытов. Но говорили еще, что там они содержатся в отличных помещениях, продолжают работать и даже не подозревают, что находятся в психиатрической больнице. Говорили также, что изолируют их туда, когда их опыты подходят до определенного предела, который не положено знать всем, особенно простым обывателям.

Павел знал, что эти россказни лишь наполовину правда, но подходить добровольно к этой клинике не хотел бы, не хотелось печальных воспоминаний. Когда еще его сын был жив, он увлекся религией и захотел стать священнослужителем. Парень, ночами гоняющий на мотоцикле со стайкой байкеров, не хотел ни о чем другом слышать, кроме духовной стези пастыря. Мать уговорила негодующего материалиста - отца дать сыну свободу и отпустить его в духовное училище в соседний город в двухстах километрах от них. Небольшое расстояние и надежда на то, что там сын не попадет под пагубное влияние алкоголя и наркотиков, сыграли решающую роль. Сын уехал, но вернулся через полгода, прогремев на весь город своим возвращением.

Все дело в голубях. Он всегда любил голубей, его мальчик, и в училище тоже каждый день подкармливал птиц на подоконнике общежитской комнаты и заразился от них каким-то вирусом. Перед рождественскими каникулами у юноши неожиданно подскочила высокая температура, и Илья собрался домой, всего-то два часа на электричке, там дом, мама, теплая постель с малиновым вареньем. Кураторы увидели в этом поступке симуляцию болезни с целью повидать родителей и запретили ехать, объяснив необходимостью присутствовать на рождественских службах. Илья не послушался и уехал, хорошо, ума хватило дать телеграмму домой, что едет. Боялся, что не останется сил добраться до дома с вокзала.

***

На электричке, прибывшей из соседнего города, сына не было. Валентина сходила с ума, говорила, что с сыном несчастье, что она чувствует, что Илью где-то спрятали. Павел тогда с ног сбился, отыскивая пропавшего. В поезд сын сел, телеграмму подал сам с вокзала, нашлись люди, кто это видел. Но студент домой не доехал.

Пришлось Стерлигову ехать в училище, выуживать концы почти детективной истории с нешуточной пропажей. Поездка в училище привела его в состояние ярости: и сын-то у него непослушный, и вопросов много задает, и вот сбежал, несмотря на запрет. Ведь, если болен, то и словом можно вылечиться. И пора ему не о мирском думать, а молитвы усерднее читать, а то в последние дни заговаривался, чушь какую-то нес, не иначе, одержимый. Несолоно хлебавши, несчастный отец уехал обратно.

Город тем временем гудел слухами: из психушки сбежал маньяк, прыгнул со второго этажа на мотоцикл, стоявший под окном, протаранил забор и уехал.

Валентина ждала на пороге и нервно втащила мужа в прихожую,

- Скорей? Илья вернулся.

- На мотоцикле? - осенило Павла

- Да, горит весь, температура под сорок, сказал, что на предыдущей станции сняли с поезда и повезли в клинику по запросу из училища...

Вот тогда и помог им Николай Иванович, отвез ночью их сына к знакомым врачам, помог спрятать до полного излечения....

Тягостные воспоминания нахлынули и не отпускали. Павел Павлович решил вернуться в поселок и просить помощи у соседа. В психиатрическую клинику ноги не шли.

Тем временем город готовился к вечеру. Реагируя на освещенность, срабатывали реле времени, и почти одновременно зажигались уличные фонари. Огоньки окон светлели по прихоти хозяев. Там, где они уже вернулись домой, вспыхивали желтые квадратики и пока не занавешенные шторами, открывали уличным прохожим личную жизнь - почти все жители копошились на кухнях, вероятно, готовили ужин. Павел Павлович бесстрастно скользил глазами по разным квартирам, а ноги сами шли проторенным и знакомым маршрутом на пригородный вокзал, к вечерней электричке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});