Аномальщик 4 - Андрей Розальев

даже не ожидал.

— У меня завтра плотный день, и ещё есть планы на вечер, — я сделал малюсенький глоточек кофе.

— Что ж, не буду тогда ходить вокруг да около, но сперва…

Он поставил на столик и открыл свой кейс. Внутри он оказался обит чёрным бархатом. Николай положил туда свой телефон, после чего выжидательно посмотрел на меня. Я пожал плечами и сделал тоже самое. Николай выразительно посмотрел на мою левую руку. Я вздохнул и положил в кейс и Митю тоже.

Кейс закрылся, мой визави нажал на нём кнопку, и загорелся зелёный индикатор.

— Глушит связь и звуки, — пояснил Николай. — В наше время без такого устройства приватная беседа возможна разве что на пляже. Но сейчас уже прохладно для пляжа.

— Я очень надеюсь, что ваш кейс не пытается сейчас взломать защиту на моих устройствах? — прищурился я.

— Для этого не нужен кейс, — улыбнулся Николай. — Лишнее привлечение внимания. Проще попытаться это сделать, например, сидя в машине под вашими окнами, пока вы спите.

— И правда проще, — вынужден был согласиться я.

Надо будет у Валентины спросить, как у нас с устойчивостью ко взлому, и защищает ли Система хотя бы Митю.

Видимо, Николай ждал моих вопросов, но я вместо этого занялся пирожным. Пусть сам всё рассказывает, незачем ему подсказывать.

— Знаете, Алексей, — принял он молчаливое приглашение, — я наводил о вас справки. И вот что интересно. Вы появились вдруг, из ниоткуда. Новый паспорт, новая служба. В КГБ не дураки сидят, и они вас, конечно, проверяли. И раз вы служите аномальщиком — ничего предосудительного не нашли.

Говорил Николай чисто, без намёка на акцент, но вот на сложном для иностранцев сочетании звуков мягкая эль — шипящая язык его и подвёл. Разумеется, я сделал вид, что ничего не заметил.

— Порой жизнь любопытнее любых вымыслов, — пожал я плечами. — Может, меня давно готовили, и засекретили всё моё досье?

Николай на минуту задумался. Потом встряхнул головой.

— Такое, конечно, возможно, но маловероятно. В этом просто нет смысла. Сперва годами прятать, а потом вдруг резко сделать известным? Думаю, дело в чём-то другом. Но, в конце концов, это не так важно.

— Полагаете? — я приподнял бровь, не отвлекаясь, впрочем, от пирожного.

Я с усмешкой наблюдал, как мялся Николай. Для него, по всей видимости, было достаточно очевидно, что нет, это очень важно, кто я и откуда. Но у него приказ, и ему сейчас надо повернуть разговор так, чтобы ничего не предлагать, но в то же время понять, как я на это предложение отреагирую.

Но помогать я ему не буду, пусть мается. Сам такую работу выбрал, я не заставлял.

С другой стороны, они думают, что уже прощупали меня через Медиатора. Да и компромат какой-никакой на меня имеется, могут попробовать надавить. Но вдруг моё слово имеет вес и без доказательств, что тогда?

Мысленно «развернув доску» нашей партии, я лишь посочувствовал Николаю. Он пришёл на переговоры с проигрышной позицией. Ему есть что мне предложить, но предложить это прямо он мне не может. Бедолага!

— Вы успели продемонстрировать готовность к сотрудничеству, — выдал он, наконец.

Ай молодец! Ничего такого не сказал, но и руку протянул, образно выражаясь, и дубинкой погрозил, мол, знает, чем я занимался этим летом.

А самое главное — я теперь точно знаю, что он с Медиатором связан, а не просто удачное совпадение.

— Зачем отказываться от выгодных предложений? — улыбнулся я. — У аномальщиков зарплата, конечно, далеко не самая низкая, грех жаловаться, как говорится. Вот только никто ещё не разбогател, работая за зарплату.

— А вы бы хотели разбогатеть? — зацепился Николай за мою фразу.

— Тот, кто скажет, что не хотел бы, — я не торопясь сделал глоточек кофе и поставил кружку обратно на блюдце, — или дурак, или блаженный, или лжец.

— Пожалуй, в этом есть смысл, — кивнул Николай. — Возможно, я мог бы быть вам полезен на пути к вашей цели?

Так… что мы имеем? У Николая, хотя сомневаюсь, что это его имя, нет уверенности в моей благонадёжности. Поэтому напрямую он мне своё таинственное предложение сделать не может. Медиатор тот не церемонился, значит, был в куда большей степени уверен в себе. Или знал про меня меньше. Теперь же у Николая сомнения. Вот он и кидает намёки, вместо того, чтобы сказать прямо. Или… Медиатор, в общем-то, не такое уж серьёзное дело предлагал. А у Николая, значит, что-то посерьёзнее… И при этом они в одной команде, почти наверняка. А что может быть ценнее золотых самородков и драгоценных камней?

Ответ очевиден: информация. А кому она нужна? Да знаем мы, кому… тоже мне, секрет.

— Знаете, Николай, — я откинулся на стуле, — весьма символично, что вы назначили встречу именно в этом кафе.

— Да? Почему же? — кажется, я его немного сбил с толку.

— Если бы история пошла немного по-другому, и в 85-м к власти пришёл Горбачёв, в этом самом кафе мог бы открыться первый Мак-дак в Советском Союзе. Ну знаете, гамбургеры, кока-кола… А сейчас во всём Союзе, наверное, нигде нельзя купить самую обычную колу. Не продаётся, и всё тут.

На лице у Николая не дрогнул ни один мускул, но вот сердце резко ускорилось, я это хорошо слышал. А ещё он почувствовал опасность для себя, и теперь я чувствовал этот характерный запах страха.

Конечно же, он знает, что я аномальщик. Он знает, читал, что это за люди. Но не сталкивался, похоже, до сих пор. И то, что я способен различить и идентифицировать запах колы, которую он пил, когда писал записку, и то ли на бумагу капнул, то ли на руки ему попало… это за пределами его нормальной картины мира. То есть умом он, возможно, и понимает, что это возможно. Но из восприятия такая возможность ускользает.

— Интересный вы человек, Алексей, — заговорил Николай после значительной паузы, потребовавшейся ему, чтобы успокоиться. — Но интересуют вас явно не гамбургеры и не кола. Чего вы хотите от жизни?

— О, а это совсем не тайна! — получив наконец-то прямой вопрос, я продемонстрировал подобающие признаки воодушевления. — Понимаете, мне очень интересны аномалии. Но мой интерес сугубо практический. Где-то там… даже сложно вообразить, где это там… существуют