Тридцатилетняя борьба, или Новейшая история России - Валерий Евгеньевич Шамбаров

Седова. Еще один такой же канал был установлен через генерала КГБ Кеворкова с канцлером ФРГ Вилли Брандтом.

В 1968 г. мировая закулисная элита создала новую организацию — Римский клуб, тесно связанный с такими центрами тайного международного управления, как Бильдербергский клуб, Трехсторонняя комиссия, Совет по международным отношениям США. Учреждался клуб в доме Дэвида Рокфеллера, а его председателем стал Аурелио Печчеи — высокопоставленный масон элитной ложи «Альпина» (в ней состоял и Киссинджер). Римский клуб декларировался как научный центр, фабрика мысли «нового мирового порядка», нацеливался на глобальное моделирование человечества, процессов его развития. Численность клуба ограничивалась 100 членами, в него вошли представители высшей политической, финансовой, культурной и научной международной элиты. Одним из членов этой организации стал академик Джермен Гвишиани — главный научный консультант Андропова и… зять Косыгина. Кстати, учениками Гвишиани стали такие «перестроечники», как Шаталин, Авен, Гайдар.

«Прогрессивные» ученые имели огромное влияние на председателя Совета министров Косыгина. Им удалось похоронить проект академика Глушкова, касавшийся централизации экономики, создания вычислительных центров, которые объединятся в Общегосударственную автоматизированную систему управления всем народным хозяйством, ОГАС. Доказывали, что она требует слишком больших затрат и времени. Правительству навязали альтернативный проект, Либермана — децентрализации, перевода экономики не на административные, а на рыночные рычаги. Хотя эта модель была тупиковой. Для дальнейшего развития она требовала не только экономических, но и политических реформ. А к чему они ведут, показали события в Чехословакии.

Ну а группа социологов и экономистов, которую сформировал Яковлев (после свержения Хрущева он возглавил Отдел идеологии и пропаганды ЦК), — Заславская, Левада, Грушин и др. — собралась в Новосибирском отделении Академии наук под руководством академика Аганбегяна. Этот центр приобрел репутацию самого передового в СССР, его расхваливали иностранцы. Он разработал «передовые» программы реорганизации сельского хозяйства. Обосновывалось, что мелкие деревни нерентабельны. Предполагалось в каждом колхозе или совхозе оставить 1–2 поселка с числом жителей свыше 1 тыс. Здесь будет развиваться высокомеханизированное хозяйство, а 80 % населенных пунктов получались «неперспективными».

Село только-только успело оправиться от хрущевских ударов, а в 1968 г. на него обрушилась новая реформа, ликвидация «неперспективных» деревень. Причем стоит отметить — удар пришелся только по России! Планы совершенно не касались национальных республик, никто не выделял «неперспективные» прибалтийские хутора, кавказские аулы, среднеазиатские кишлаки. Результаты стали быстрыми — и плачевными. После двух реформ, хрущевской и «научной», в одном только Нечерноземье из 378 тыс. населенных пунктов уцелели лишь 20 тыс.! Деревня была фактически разгромлена. Молодежь и люди среднего возраста стали уезжать не в центральные усадьбы колхозов, а в города — переселилось 60 млн человек. Положение с продовольствием снова стало ухудшаться. Но деревня была и главным источником прироста населения! Теперь начался демографический спад.

А Брежнева его окружение нацеливало на «разрядку». Впрочем, номенклатурная элита употребляла другой термин. «Конвергенция». Подразумевалось постепенное сближение социализма и капитализма, перерастание в нечто общее. В 1972 г. состоялся «исторический» визит президента США Никсона в Москву. Были подписаны договоры о сотрудничестве СССР и Америки, об ограничении стратегических вооружений. «Дружба» налаживалась полным ходом. Ширилась торговля, обмен всевозможными делегациями, специалистами, симпозиумы, конференции, туристические поездки. Однако плоды сотрудничества на самом-то деле оказывались сомнительными.

Импортные товары подавляли советскую промышленность, хотя отечественные изделия зачастую были лучше, из натуральных материалов. Но они не могли угнаться за переменчивой западной модой и лежали на прилавках, а люди охотились за дорогой и яркой иностранной синтетикой. «Разрядка» помогла решить и проблему с продовольствием. С 1972 г. его тоже начали закупать за границей. По сути, Советский Союз превращался в поставщика нефти и газа для западных стран. А за «нефтедоллары» закупал импортные тряпки, ширпотреб, еду. Именно это, а не консервативность Брежнева, его нежелание идти на реформы, стало причиной «застоя».

Апофеозом «дружбы» было подписание в 1975 г. Хельсинкских соглашений по безопасности и сотрудничеству в Европе. Через 30 лет после Второй мировой войны западные державы наконец-то признали случившиеся территориальные изменения. Провозглашалось неприменение силы в международных делах, мирное решение конфликтов. Казалось бы, Советский Союз получил все, о чем он мечтал. Мир, налаживание взаимовыгодных связей, систему коллективной безопасности. Но в ответ на признание послевоенных границ нашей стране кое в чем пришлось уступить. В соглашения были включены обязательства о соблюдении «прав человека»… О нерушимости границ США и их партнеры быстро забудут. А вот регулировать нашу страну «правами человека» оказалось очень удобно — и трактовать «права» можно было очень широко.

«Разрядка» широко открыла двери в СССР и для западных идеологических влияний, культуры, литературы, мод, нравов, внедрения чуждых стереотипов мышления, поведения. Советские люди проникались убеждением, как хорошо жить на Западе, что там «все есть» — зарубежные фильмы демонстрировали им «земной рай». Небоскребы, огни реклам, прилавки магазинов с любой едой и напитками, рестораны. О своем хорошем при этом не думали. Бесплатное здравоохранение или образование воспринимали как должное. Привыкли. А вот «свободы» казались ох какими заманчивыми!

Запад формировал в СССР собственные «пятые колонны». Диссидентов, «правозащитников». Правда, их было очень мало. Никакой серьезной опасности для государства они не представляли. КГБ знал их наперечет. Ликвидировать их можно было одним махом, но серьезной борьбы с ними вообще не было! Оглядываясь назад и оценивая факты, историки приходят к выводу — Андропов не столько боролся с диссидентами, сколько… делал им рекламу [109]. Некоторых высылали за границу, как Солженицына. Но нетрудно увидеть — высылали именно таких, кто мог пригодиться на Западе для антисоветских кампаний (о высылке Солженицына представители Андропова предварительно договорились с ФРГ).

Можно назвать и другие факты загадочного свойства. В 1960–1970-е гг. в СССР стали подспудно развиваться националистические движения — в Прибалтике, Средней Азии, Закавказье, на Северном Кавказе. На Украине националистам покровительствовал первый секретарь компартии Шелест, при нем бывшие бандеровцы стали назначаться в районные, городские, сельские органы власти. И хотя Шелеста все же сняли, но его выдвиженцы остались. А КГБ этих угрожающих процессов как будто не замечал. Националисты гнездились под маскировкой «общественных», «культурных» организаций. Борьба с ними фактически не велась. Почему?

Глава 2

Откуда берутся предатели

Брежнев дряхлел, впадал в маразм, и самой весомой фигурой в руководстве снова становился Суслов. Но в это же время идеологическое ведомство Суслова принялось раздувать «культ личности» Брежнева. Повсюду появились его огромные портреты, транспаранты с его цитатами. Газеты, телевизионные и радиопередачи наполнились славословиями в его адрес. Посыпался натуральный «звездопад» орденов на грудь дряхлого Генсека — и оказывается, что инициатором награждений обычно выступал Суслов. Были изданы «мемуары» Брежнева, пошло их массовое «изучение», им присуждались литературные премии. Неужели авторы этих кампаний могли не понимать насколько уродливо