Лгать до полуночи - Ольга Ларионова

- Страшно окунаться, - призналась Анна. - Такое впечатление, что по поверхности разлилась какая-то тонюсенькая пленочка. Вылезешь из воды - и на тебе все цвета побежалости, как на придорожной луже.

- Почто так непоэтично? Сказала бы - как на венецианской майоликовой чаше...

- Точно. Как на майоликовой лоханке!

- Анна, фу!

- Как на майоликовом урыльнике. Знаешь такое слово? Нет? Напрасно. Ты только вслушайся: ур-рыльпик!

- Анна!

- А как звучит! Это же серебряный взлет фанфар под барабанную дробь! Ах, Алька, не умеем мы слышать... Урыльник!!! Да с этим словом надо бросаться на подвиг, в битву...

- Ежа постеснялась бы.

- Ах да, братья наши меньшие... Между прочим, это у меня голодный бред. Где обещанный кусочек хлеба с маслам?

- Ой, бедная моя, я сейчас...

- И с икрой! - крикнула она ему вдогонку.

Он слетал на кухню и тут же вернулся, нагруженный, как гобийский дромадер. Край скатерти, перекинутой через плечо волочился по траве.

- Замори червячка, а там и картошка спечется.

- Это какой такой червячок имеется в виду? - подозрительно спросила она.

- Не знаю... Фольклор, - растерялся он.

Она посмотрела на него и фыркнула:

- Знаешь, какой ты сейчас со стороны? Как будто опустил все иголки и подвернул их под себя.

- И стал нежно-сиреневым.

- А что, эти твари еще и цвет меняют? Ты, между прочим стели скатерку, раз принес.

- Меняют, куда же им деться. В зависимости от настроения. Подержи-ка хлебницу... А знаешь, перетащу-ка я тебя во-он туда, у меня там две грядочки - одна с зеленью разной, петрушкой да кинзушкой, а другая - с клубникой.

- Живые? - восхитилась она.

- А как же? Пока я по другим маякам шастал, у меня тут специальная программа работала, поливально-светоносная. По точнейшему субтропическому графику. Зато всегда на столе - свежая закусь.

- Закусь! А...

- «А» тоже имеет место. Контрабандой, разумеется, но ты моя законная жена, а посему не можешь свидетельствовать против меня на суде.

- А что, были такие правила?

- Ага. Когда были суды. Ну, посиди еще немного, моя умница, я все устрою.

Он наклонился, привычно поцеловал ее в теплый золотой висок и помчался все устраивать. Все или не все, но пушистое ложе с банкетным столом он учинил в полминуты - для этого пригодился вигоневый плед, брошенный в ложбинку между грядками.

- Это - старый-престарый коньяк, - предупредил он, отвинчивая крышку на причудливой, антикварного вида фляге.- Пожалуйста, не обманись в его крепости.

- Цхе-цхе-цхе, какая забота! А что, старая алкоголичка тебе сегодня не требуется?

Он знал, что Анна не умела пить вино - в Пространстве такое случалось слишком редко, а на Земле хватало удовольствий и без этого. Он налил совсем понемножку.

- За то, что ты пришла, - сказал он.

- Короче - со свиданьицем!

- Нет, - повторил Алан. - ЗА ТО, ЧТО ТЫ ПРИШЛА.

Он не старался придать своему голосу особую благоговейность, просто так получилось, и он наконец заметил, как дрогнули у нее глаза - не ресницы, а именно глаза. Что-то с ними произошло - то ли сузились зрачки, то ли цвет мгновенно потемнел...

- Ты знаешь, - поспешно проговорила она, словно стараясь снять этот невольный налет высокопарности, - мы лежим нос к носу, как два крокодила.

Он вытянул шею и постарался посмотреть на нее сверху.

- А ты действительно похожа на маленького светло-зеленого крокодильчика, и быть вблизи такого носа я отнюдь не возражаю. Только не болтай задранной ногой, босой притом - это нарушает сходство.

- А ты ожил, как рептилия на солнце. Изъясняешься высокопарно. А когда я прилетела, ты только и мог, что обещать меня прибить.

- Убить. Это разные вещи - вернее, разные обещания. Кстати, почему ты появилась так незаметно?

- Я прилетела где-то ночью, свет был погашен, небо темное, вот я и задремала на каком-то диванчике там, в закутке у шлюзовой. Проснулась - небо золотое...

- Я уже запрашивал диспетчера, нас подберут не раньше, чем утром, так что завтра я сотворю тебе самое синющее на свете небо - эдакое сапфировое яйцо изнутри...

- Выеденное. Спасибо. Не скажу, что оно очень пойдет к моему оливковому платью, да еще и мятому. Нет уж, если хочешь быть до конца галантным, то раздобудь мне нежно-яблочный оттенок - ну, как шкурка у спелой антоновки.

- Будет тебе шкурка спелой антоновки. И серединка будет. Все тебе будет, моя умница, совушка моя ночная перелетная...

- Что касается ночных тварей, то предпочитаю жабу.

- Про жаб ты рассказывала мне в ночь с восемьдесят четвертого на восемьдесят пятый день нашей супружеской жизни. Подумать только, с какими тварями ты меня примирила! Тухти вот таскаю с маяка на маяк. Как по-твоему, он хорош?

- Бесподобен. Тухти, не лижи мне пятку, подхалим несчастный! .. Ой! Алька, забери его немедленно, иначе я...

Алан осторожно подсунул руку под теплое, безопасное брюшко и, размахнувшись, швырнул ежа прямо в бассейн.. Раздался специфический звук - сумма плюханья и хрюканья.

- Ну вот, и я, как мрачный сандовский Альберт, пожертвовал ради тебя своим единственным другом.

- О, господи всемогущий и всепространственный! Обереги нас от черных дыр и сентиментальной старухи Жорж. Ты что, совсем свихнулся в своей глуши, что читаешь эту бретонскую корову?

- И не токмо. А все, что вольно или невольно ассоциируется с тобой. Вот, например, Саади...

- Который целовал исключительно в какое-то хрестоматийное место.

- Ну, конечно, ты всегда была нетерпима к традиционализму. Но тысячу лет назад не было ни традиций, ни штампов, о вот как разговаривали с любимой, только послушай: «...и зубами изумленья небо свой прикусит палец, если ты с лица откинешь...» Ну, в общем, что-то там откинешь.

- И что-то обнажишь.

- Анна, ты опять?

- Вот до этих самых пор.

- Дразнишься?

- У-у-у! Провоцирую! Да еще как.

- Анна! Анна, я...

- Алька, ты меня не любишь, ты меня только хочешь! - Ох, как он ненавидел эту ее формулу!

- Если бы ты только могла представить себе, что это такое - столько времени мотаться с маяка на маяк и любить тебя платонически, на расстоянии в десятки парсеков...

- Точнее - ненавидеть.

- На таком расстоянии это одно и то же. Но теперь ты пришла...

Она проворно перевернулась па спину и приподняла руку ладошкой кверху. На ладони стоял пустой стакан.

- Налей-ка мне еще этого дивного пойла и не жадничай. А пока мы будем пить, придумай мне какую-нибудь сказочку поправдоподобнее, почему это вчера вечером, когда мы подлетали, твоего маяка не было на месте.

Вот этого он никак не ожидал. А он-то наивно полагал, что его эксперименты останутся тайной для всей Вселенной! Сердце колотилось так сильно, что в такт ему подрагивали руки. Чтобы как-то скрыть эту дрожь, Алан пошарил вокруг себя - наткнулся на флягу. Снова свинтил крышечку и старательно отмерил ей полстакана. Подумав, добавил еще. Ну и вопрос! Хотя что - вопрос. Знала бы Анна ответ...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});