У ПРУДА - Евгений Круглов

— Это зайчиха, — улыбаясь, сказал Кирилл, — у неё и зайчата есть. Я видел. Там нора на склоне недалеко.

Катя удивительно раскрыла рот, глаза светились восторгом.

— Правда? Зайчата? Настоящие?

Кирилл отошёл на шаг в сторону, закрыл лицо руками, потом повалился в траву и разразился смехом. Давно он так не смеялся: открыто, и по-хорошему.

Катя сначала испуганно наклонилась над ним, потом встала на колени и со смехом стала теребить его.

— Ну, ты чего? Ну, чего, а?

— …Настоящие! — сквозь слезы выдавил Кирилл, и с новым раскатом смеха, перевернулся на живот.

— Ах, так! — смеялась она, — тебе смешно да, смешно? Тогда я, тебя ещё и придавлю! — и встала коленями ему на спину.

Солнце, казалось, тоже улыбалось сверху, застыв над поляной, из бесконечной выси посылая им своё тепло. Им было хорошо вдвоём. Хорошо и радостно.

Успокоившись немного, Кирилл сел на траву и, вздрагивая ещё, всем телом, утирал слёзы. Катя, стоя на коленях, тянула его за руку.

— Ну, Кирилл, пойдём, зайчат, посмотрим, а? Пойдём?

— Кать, ну что ты, как посмотрим, они маленькие ещё и зайчиха испугается, ну нельзя же так, они живут здесь, это дом их, поляна эта, лесок, нельзя же так вмешиваться, понимаешь!

— Угу!

Катя слабо наморщила лобик и жалостливо:

— А я так хотела потрогать! Они маленькие, тёпленькие, пушистенькие, хорошенькие такие, — прислонив голову к его плечу, тоненько пищала она.

— Да, да, да…! — лукаво вертя головой, подыгрывал он.

— Что да, да? — перевернулась опять на колени Катя. — А ну-ка! Говори, давай! Что да, да? — и хитро сощурилась.

— Утром ты была не така-а-я! — так же хитро протянул он.

— Ах, так! — надавила она ладонями на грудь.

— Всё, всё, всё! — быстро вскочил Кирилл, подавая ей руку.

— А ты ничего не забыл? Земляникой меня угостить хотел — кто? — кокетливо закачала головой девушка.

— Не забыл. Теперь нам в обратную сторону, но чуть повыше, вон туда, — показал он рукой.

— В обратную…, - поникши, повторила она, и улыбка стала пропадать с лица. Кирилл сразу заметил перемену, тихо подошёл и взял её за руку.

— Кать, ну ты чего?

Она молча опустила голову. Прошло несколько молчаливых секунд. Потом она тяжело, как-то, вздохнула и виновато подняла глаза.

— Пошли?

— Пошли, — робко произнес он, ничего не понимая.

— Что-то случилось, Кать? — тревожно спросил Кирилл.

— Пока ничего.

— Не понимаю…

— Я сама ничего не понимаю. Почему я должна ехать?

— Куда ехать, Катя?

— В Зальцбург, — безразлично произнесла она, надув губы.

— Ты хочешь уехать к своей сестре?

— Год назад она приезжала к нам. Сказала, что может устроить меня там. Только нужно учить язык. Там Альпы, горнолыжные курорты, красота, туристы и всё такое. Работать можно в турфирме переводчицей. Мама с папой были в восторге. Ещё бы: Европа. Деньги. Альпы! Что называется, посмотреть мир.

— Да?.. Вот так дела… — сдавленно произнёс Кирилл, — а ты?

— Тогда я тоже была в восторге.

Они шли медленно, смотря себе под ноги. После длинной паузы Кирилл спросил:

— А сейчас?

— А сейчас…? А сейчас я не уверена…

— В чём не уверена?

Катя остановилась и, отойдя чуть в сторону, прислонилась к стволу небольшой берёзки.

— Ни в чём…

Она смотрела на него не мигая, как-то просящее и печально. Нет, он не мог смотреть на её печальное лицо, ещё одной печали, он не выдержал бы.

— Катюш? Ну, что ты… Всё можно решить. Может ведь кто-нибудь тебе помочь, разобраться, правильно?

Катя, помолчав немного, спокойно сказала:

— Может, конечно…

— Ну вот, — обрадовано произнёс Кирилл.

— А почему ты не спросил — кто?

— Кто?

— Ты…, - тут же вырвалось у неё…

Кирилл открыто и просто стал всматриваться в её дрожащие глаза. Руки у девушки подрагивали, наматывая на палец какую-то травинку. От его взгляда стало тепло и уютно. Стало немножко легче. Она глубоко вздохнула с лёгкой виноватой улыбкой, ласково посмотрела на него.

— Катя! — твёрдо сказал парень.

— Только ты не говори ничего пока, ладно? — быстро перебила его девушка, закрывая ему ладонью рот.

Кирилл нежно взял её ладонь, и слегка сжав, спокойно и твёрдо повторил:

— Катя! Для себя я уже всё решил.

— А если я…?

— Всё равно…

— Даже так?

— Да, — твёрдо произнёс Кирилл.

— Ты решительный! — уже веселей, произнесла девушка и, отойдя от берёзки, тихо зашагала дальше.

Кирилл так и остался, неподвижно стоять на месте. Вдруг Катя обернулась. Печаль уже кажется, покинула её. Высоко подняв брови и слегка покачивая головой, Катя как-то игриво произнесла:

— А я, могу подумать? — и улыбка опять засветилась на её лице.

— Ты можешь всё, — многозначительно произнёс он.

— Ты так думаешь?

— Да!

Ещё немного поднявшись по косогору, они подошли к краю соснового бора. Солнце уже клонилось к горизонту, заканчивая свой дневной круг. Катя с легкой грустной улыбкой петляла вокруг тропинки, забегая в траву, сажая на руку жучков, срывая цветочки, и молча показывала всё это Кириллу, только вставляя междометия, типа “А?”, “ Ух ты, какой!”, “М…м…!”.

Где-то глубоко внутри она уже, наверное, приняла решение, от которого не отступит уже никогда, но оно ещё неосознанно томилось в душе и только слегка будоражило сознание, не облекаясь пока, ни в какую форму.

— Любит, не любит, любит, не любит! — нарочито сердито дурачилась Катя, отщипывая лепестки ромашки, и аккуратно складывала их в кулачёк, потом, перестав считать в слух, лишь мотала в такт головой.

— У…у… у… у!

Кирилл шёл прямо, молча улыбался и только крутил головой, как перед непослушным ребёнком, которому ничего невозможно втолковать. Он понимал, что твориться у неё в душе и не задавал никаких вопросов, давая созреть Катиному чувству. Она тоже понимала это и мысленно была благодарна ему сейчас.

Катя, собрав все лепестки в кулачёк, подняла его к лицу, и медленно разжав, вдруг, сильно дунула над головой у Кирилла, со звонким смехом отскочив в сторону. Белые лепестки июньским снегом посыпались ему на волосы, лицо, плечи. Катя всё кружила, как птичка, вокруг идущего прямо Кирилла, а он только подавал руку, вытаскивал из волос рожки из травинок, или громко предупреждал: — “осторожно!”. Всё это время она ловила его взгляд и пыталась поймать хоть какую-то подсказку, увидеть хоть какое-то сомнение с его стороны. Но нет. Его теплый любящий взгляд готов, казалось согреть в любую стужу, выдержать любой ураган и осветить любую тьму…

Вдруг Катя остановилась. Как всегда, неожиданно.

— Всё, больше никуда не пойду! — весело прозвенел её голосок.

— Где обещанная земляника?

— Ты стоишь на ней…

— Как? — раскрыв губы удивилась она снова.

Смеяться у Кирилла уже не было сил, её непосредственностью можно было только любоваться.

— Где?

— Да вот же, смотри! — со смехом проговорил он.

— Ой, правда! — произнесла она, — они под листиками спрятались!

— И вот, и вот…, а вон ещё, ещё! Смотри, смотри Кирюша, сколько много! — складывая в ладошку сочные ягоды, прыгала она по полянке.

Кирилл стоял в стороне. Он был просто очарован ею. Этого было не возможно скрыть, достаточно было посмотреть на его лицо. И Катя это видела и чувствовала.

— Да ты попробуй, попробуй! — присел он рядом.

Катя поднесла ладонь ближе к лицу, закрыла глаза, и медленно вдохнула воздух.

— У…у!!! — замотала головой Катя. — Аромат! Этого не может быть! Несказанно!

Потом она повернула ладошку к губам Кирилла и коротко сказала:

— Ешь!

— Нет, нет… Сама!

Потом они спускались по косогору, ярко освещённому красным солнцем, которое скользило уже над самыми верхушками деревьев, то пропадало вовсе, за пышными кронами, освящая лес медным светом и бросая глубокие тени под ноги.

— Тебе когда ехать? — с трудом спросил Кирилл.

— Домой уже завтра, — глядя себе под ноги, грустно ответила Катя, — папа на машине приедет.

— А туда… когда хотела… ехать, — ему было тяжело. Он окончательно понял, что не сможет без неё. Никогда. Если она уедет, всё потеряет смысл. Всё. Это птенец ещё может бегать по земле и радоваться травке. Но птица, которая уже взлетела и почувствовала радость полета, как может находиться на земле? Ходить, смотреть, в беспредельный простор и понимать, что уже никогда, никогда ей не подняться ввысь, и не посмотреть на цветущую землю сверху.

Птица со сломанными крыльями, не сможет жить, она просто умрет от печали. Человек, потерявший любовь жить сможет, но единственным его уделом будет скорбь. Как лямка для бурлака. Определённо: птицы должны летать, а человек должен любить! Но что может помешать этому? Что? Нет, он не может её потерять, это невозможно, нет.