Демоны со свастикой. Черные маги третьего рейха. - Ганс-Ульрих фон Кранц

Мой старинный Друг доктор Мнишек Вондра, пожилой словак в очках и с эспаньолкой, родители которого приехали в Аргентину примерно тогда же, когда и мой отец,—у себя на родине они считались коллаборационистами,—выслушал меня очень внимательно.

— Вот что, мой дорогой Ганс,—сказал он с успокаивающей интонацией, проверив мое сердце и давление.—Физически ты в полном порядке для своего возраста. Но если сны действительно тебя сильно беспокоят, то, конечно же, необходимо принять меры. Вообще говоря, сны—это работа нашего сознания и одновременно с этим подсознания. Сознание создает сны из того, о чем мы недавно думали, что нас беспокоит, из информации, которой мы владеем, и даже из того, что, как нам кажется, мы помним очень плохо. Подсознание приносит в сны наши инстинкты, страхи, образы и неосознаваемые нами эмоции—все они бережно в нас хранятся, хотя и были изгнаны нами из сознательной памяти. То есть, проще говоря, сны отталкиваются от какого-либо ключевого момента, который был нами зафиксирован и спровоцировал сон. Постарайся вспомнить, когда и где ты читал, слышал или видел в кино что-либо подобное тому, что тебе приснилось во сне. И постарайся понять, какая цель у твоего сознания, когда оно повторяет тебе эту информацию в виде сна. Тот факт, что тебе продолжает сниться один и тот же сюжет с продолжением, означает, что эта тема—что-то действительно важное для тебя.

— Но я давно не занимался подобными исследованиями и не читал ничего похожего ни о каких таинственных обществах или магических практиках, — возразил я.—Все, что мне об этом известно, очень поверхностно и приблизительно. Честно говоря, во всю эту мистику я верил довольно слабо. То, чем я занимаюсь сейчас, никак не связано с этой темой и не могло бы заставить меня увидеть такой подробный четкий сон.

—Не забывай про подсознание, Ганс-Ульрих,—возразил доктор Вондра, утомленно потирая переносицу. Полным именем он называл меня обычно только тогда, когда беспокоился о моем здоровье. Тревожный знак! — Подсознание— это такая штука, которая многое воспринимает по-другому, и способно впитать в себя совсем другую информацию, а не ту, которую ты раскопал в своих архивах, прочитал и запомнил. Именно наше подсознание заставляет нас искренне верить в то, что мы «сознательно» чего-то хотим, придумывая массы рациональных причин для объяснения наших иррациональных подсознательных желаний и стремлений. Подумай, что особенного могло произойти незаметно от тебя и повлиять на тебя таким образом. А пока сделаем анализ крови, возможно, у тебя просто высокий холестерин.

Холестерин оказался в норме. И никакого ключевого момента, настолько впечатлившего мое подсознание, я в тот день так и не вспомнил. В ту ночь, возможно, благодаря успокоительному, которое мне дал доктор Вондра, я заснул и проснулся безмятежный, словно младенец. Впервые за неделю выспавшись, первым делом я решил сложить два и два в этой странной истории со снами.

Общую усталость и волнения по поводу очередной книги можно считать притянутой за уши причиной. К тому же, сознался я сам себе, дело было не только в снах. Наяву все тоже обстояло не очень гладко. Как бы я ни пытался отвлечься от снов днем, они странным образом полностью захватывали меня, заставляя вновь и вновь переживать те же эмоции, особенно последний сон.

«Сознание и подсознание, — размышлял я. — Если я не могу найти причину в себе, то, возможно, на них воздействует что-то или кто-то с какой-то целью. Вот почему я вижу эти сны и двигаюсь в своих знаниях и убеждениях, получаемых во снах, во вполне определенном направлении». Кто или что пытался сделать так, чтобы мне грезилась нацистская мистика? Книга о «Наследии предков» написана и издана, однако ничего уличающего кого-то конкретного в тяжелых преступлениях в ней нет, как не было приведено и убедительных, критически важных доказательств. Значит, некому и не за что мстить мне. Или есть за что? И тогда этот кто-то неясным образом старается воздействовать на меня. Но зачем? Свести меня с ума? Если я вдруг и наступил кому-то на больную мозоль или помешал каким-то делам неких могущественных лиц, не проще ли подстроить несчастный случай или что-то в этом роде?

После того что я увидел и почувствовал в снах и наяву за последнюю неделю, уже ничего не казалось мне абсурдным, и я принял эту версию как рабочую. Кто бы мог подумать, что моя рационалистическая и здравая концепция мировоззрения потерпит фиаско из-за каких-то дурацких снов!

Что ж, предположим, кто-то пытается воздействовать на мое сознание с определенной целью. Мысль бредовая, но других вариантов у меня не было. Значит, я должен выяснить, кто именно, с какой целью и каким способом это делает. И хотя беспокойство и сомнения по-прежнему не оставляли меня, это решение придало мне сил, потому что у меня снова была цель и появились вопросы, ответы на которые я должен был найти. Раз мои сны были связаны с нацистами, я и решил копать в первую очередь среди них.

Работает «Тор»?

Честно говоря, когда-то меня очень изумляла та безграничная власть над умами и настроениями немцев, которыми обладал Гитлер и его приспешники. Нет ничего удивительного в том, что фюрер был популярен в самые лучшие для его Рейха годы: ведь это естественно, что, когда Германия одерживала победу за победой, народ радостно благодарил своего предводителя. Но что сохранило благоговение немцев перед фюрером после сорок третьего года, после Сталинграда? Что заставило нацию сплотиться вокруг Гитлера в сорок четвертом, когда бомбардировщики Западного фронта ровняли с землей немецкие города, а сотни и тысячи немецких солдат гибли и попадали в плен на Восточном фронте, фанатично сражаться в сорок пятом, когда русские танки неотвратимо приближались к Берлину?

Этот феномен ученые пытаются объяснить несколькими причинами. Самое распространенное объяснение—непреодолимое обаяние самого фюрера, который заморочил голову несчастным немцам, а также дьявольски хитрая и совершенная машина пропаганды, созданная Геббельсом. И вроде бы эта версия вполне логична: и пропаганда работала на полную катушку, и фюрер не жалел сил, выступая перед нацией. Но сравним две на первый взгляд несравнимые даты—сентябрь 1939-го и сентябрь 1944 года. И в 1939-м, и в 1944-м пропаганда была отлажена безупречно, а вот реальная ситуация была совершенно разной. В 1939 году Германии противостояли сравнительно Слабые противники, за плечами уже были первые убедительные и бескровные победы: присоединение Австрии и Чехии. То есть имелось более чем достаточно поводов для оптимизма. А в 1944 году даже самым ярым сторонникам фюрера должно было быть ясно, что страна неизбежно катится к поражению и уже ничто не может переломить ситуацию. На Восточном фронте одно поражение следовало за другим, на Западе союзники высадились в Нормандии, в небе над Рейхом кружили английские и американские самолеты. Одним словом, куда ни глянь, оснований для оптимизма нет, разве что зарыть голову в землю. И настроения немцев были в те дни совершенно другие... Однако помыслы их обращены вовсе не в ту сторону, в которую можно было бы подумать!

В 1939 году Германия была в унынии: народ заранее опасался поражения, и никакие убедительнейшие речи фюрера не могли добавить оптимизма и укрепить волю к победе. Даже солдаты на фронте воевали не самым лучшим образом, имели место случаи паники—и это в Польше, где шло активное наступление. На Западном фронте немцы играли с французами в футбол и чуть ли не братались между собой. В 1944-м ситуация была совершенно иной. Немецких солдат били на всех фронтах, а их боевой дух только крепчал, не было ни паники, ни уныния, ни подавленности. Пропаганда становилась все примитивнее и грубее, но ей фанатично верили. Солдаты на фронте отчаянно сражались, гражданские в тылу работали, не жалея сил. Странно, не правда ли? Одной пропагандой это не объяснишь, да и не работает пропаганда, если на голову тебе падают вражеские бомбы.

Другие версии пытаются убедить нас, что немцы отчаянно сражались только от безысходности, думая, что в случае поражения их всех, без сомнения, уничтожат. Честно говоря, не очень верится. Во-первых, если солдаты не верят в свою победу, их моральный дух низок, а у немцев в то время он был высок как никогда. Во-вторых, независимые исследования, проводимые буквально за считанные дни до краха нацистской Германии, в апреле 1945 года, убедительно показывали, что больше половины немцев все еще верят в конечную победу своей страны. А это уже никуда не годится! Известно, что надежда умирает последней, но ведь всему есть предел! К тому же, как показывает практика, солдаты часто сдаются в плен, даже зная, что их там ждет неминуемая гибель, опять же надеясь на лучшее. Так римские легионеры сдавались германцам после разгрома в Тевтобургском лесу, прекрасно зная, что впереди их ждет мучительная смерть.