Голубой пакет - Георгий Брянцев

Теперь следовало устранить все следы операции, что имело огромное значение, и этим подпольщики занимались.

6

В полдень прошел короткий, но сильный дождь, и сейчас по умытому, нежно-голубому небу торопливо и вразброд бежали запоздалые облака. Ярко светило солнце.

Начальник местного отделения гестапо стоял у открытого окна, выходящего на городскую площадь, и наблюдал, как стекала вода с тротуара, как оживала площадь.

Зазвонил настольный телефон. Гауптштурмфюрер отошел от окна, снял трубку. Говорил военный комендант города майор Фаслер.

— Сегодня в шесть утра ко мне должна была прибыть машина со специальным курьером, идущая к фронту. Сейчас начало первого, а ее нет.

— Чем могу быть полезен я, любезный майор?

— Как вам сказать… Не думаете ли вы, что с ней могло произойти что-либо в дороге?

— Поломка? Задержка?

— Это ерунда.

— А что бы вы хотели?

— Хм… Я бы хотел, чтоб она пришла вовремя. Я должен сменить охрану и отправить машину дальше. Но ее нет. Не произошла ли авария? Преднамеренная, так сказать, авария?…

— Что, что? Преднамеренная авария?

— Вот именно.

— На своей территории я исключаю возможность аварии и диверсии. На дорогах спокойно и проверено. Партизаны орудуют далеко от наших мест.

— Тогда что же предложите мне думать, господин гауптштурмфюрер?

— Не понял.

— Я спрашиваю вас, что мне думать? Машина в начале седьмого выехала из деревни Лопухово, а в Горелов до сих пор не прибыла.

— Откуда вам известно, что она миновала деревню Лопухово?

— Я посылал туда двух мотоциклистов. Только что они вернулись и стоят передо мной. Опрос жителей дает основание думать, что машина прошла деревню. Алло! Вы меня слышите?

— Да, да… Сейчас я к вам подъеду.

Гауптштурмфюрер положил трубку, вновь снял ее и вызвал машину из гаража.

7

Под вечер прошел небольшой «слепой» дождь, второй за день.

Угасли краски заката. Наступили сумерки.

В подвал, где помещалась котельная, свет и днем проникал слабо. Сейчас здесь было почти темно. Чадившая на верстаке керосиновая лампа с лопнувшим стеклом скудно освещала часть комнаты.

Чернопятов закрыл двери и сидел, задумавшись, на топчане.

Он был доволен прошедшим днем. Утренняя операция удалась, группа благополучно вернулась из леса, и, если бы не гибель Тимофея, все было бы хорошо. Но вот Тимофей…

Чернопятов и его друзья ясно сознавали, что в их борьбе с врагом жертвы неминуемы. Но все же гибель товарища всякий раз казалась неожиданной, нелепой, случайной и оставляла в сердце глубокий, неизгладимый след.

Городское подполье было невелико, но представляло собой сплоченную и хорошо законспирированную организацию. Участники подполья жили в самом городе и для прикрытия своей нелегальной деятельности где-то и кем-то служили и работали. Это давало им самим и их семьям возможность хотя и впроголодь, но все же жить. Оккупанты крепко чувствовали удары патриотов и отлично понимали, что небольшой город, в котором они хотели бы считать себя полными хозяевами, не покорен и оказывает сопротивление.

Подпольщики не распыляли своих сил. Они работали целеустремленно, не хватаясь за то, что казалось более легким и удобным. Связанные по радио с фронтом, они подчиняли его задачам всю свою полную опасности и постоянного риска боевую работу. Это была сильная сторона подполья. Но было одно обстоятельство, осложнявшее дело: в районе города сейчас не имелось партизанской базы. Партизанский отряд под командованием Новожилова, сформированный в лесах Гореловского района, в мае ушел в дальний рейд и действовал сейчас на жизненно важных коммуникациях противника.

Город Горелов стоял в стороне от главных магистралей. До войны в нем насчитывалось не более сорока тысяч жителей. Кроме небольшой мебельной фабрики, железнодорожного депо, электростанции, кирпичного завода и нескольких артелей промкооперации, здесь не имелось никаких других промышленных предприятий. В военном отношении город не мог служить опорным пунктом для гитлеровцев, но зато в нем разместилось много тыловых, хозяйственных и полицейских учреждений оккупантов. Фронт предложил городским подпольщикам сосредоточить внимание именно на этих учреждениях.

Подполье насчитывало теперь двадцать семь человек, разбитых на шесть не зависимых одна от другой групп. Каждая группа возглавлялась старшим, и только старший встречался с Чернопятовым. Остальные могли лишь догадываться, что во главе всей организации кто-то стоит.

Начало подполью в Горелове было заложено горкомом партии еще до оккупации, когда линия фронта приблизилась к городу. Дело это доверили местному старожилу, крепкому, испытанному человеку Калюжному. А тот в свою очередь в помощь себе привлек комсомольца парикмахера Заболотного.

История же появления в городе Чернопятова такова. Он был кадровым офицером Советской Армии и перед войной командовал стрелковым батальоном одной из частей, входивших в Н-скую армию. Эта армия в числе первых приняла на себя удары гитлеровских полчищ в начале войны. Отрезанная от фронта, она в течение двух месяцев дралась в тылах врага, упорно пробиваясь на восток.

Она громила гитлеровские гарнизоны, автоколонны на шоссейных дорогах, аэродромы и базы оккупантов, поднимала на воздух мосты и склады противника, пускала под откос железнодорожные эшелоны. Она шла через дремучие леса Белоруссии, через топкие болота Полесья, форсировала многочисленные водные преграды и, где бы ни встречала врага, навязывала ему бой. Однако ряды армии редели. Настало время, когда из нее с трудом можно было сколотить только полк. От батальона Чернопятова уцелело шесть человек.

Остатки армии расположились на отдых в лесу, в четырех километрах от Горелова, находившегося в руках гитлеровцев. Ночью командование связалось по рации со штабом фронта. Был получен приказ: обойдя Горелов, пробиваться дальше на восток, выйти на Н-ский участок фронта. Начальнику разведывательного отдела армии подполковнику Бакланову было предписано направить в Горелов толкового офицера разведчика, который, связавшись с Калюжным, должен был наладить сбор и передачу разведывательных сведений для штаба армии и фронта.

Перед подполковником Баклановым встал вопрос: кого послать? Почти все офицеры разведчики или погибли, или заменили погибших в строю солдат.

Выбор пал на Чернопятова. Надо сказать, что многим выбор этот показался неудачным. Среди уцелевших офицеров были люди значительно моложе его, более энергичные и сами горевшие желанием остаться на нелегальной работе в тылу противника.

Чернопятов сносно объяснялся по-немецки, но некоторые из офицеров владели языком лучше. Чернопятову был немного знаком город Горелов: в двадцать пятом и двадцать шестом годах он работал там инструктором допризывной подготовки. Но в политотделе армии был офицер, родившийся в Горелове и проживший там пятнадцать лет.

В характере комбата проглядывали черты, которые можно было бы отнести к отрицательным: он отличался медлительностью, из-за чего у него не раз возникали стычки с командиром полка; он любил по всякому поводу и даже без повода побрюзжать, вызывая этим раздражение у товарищей; на партбюро возникал разговор о его не совсем безразличном отношении к спиртному.

— Что же вы нашли в нем? — спросили подполковника Бакланова.

— Я знаю этого человека с восемнадцатого года.

— И все?

— Пожалуй, все.

— И вы уверены в нем?

— Как в самом себе.

— Но ведь он не согласится…

— Согласится, — ответил Бакланов.

И он был прав: Чернопятов согласился и в дождливый ноябрьский вечер тысяча девятьсот сорок первого года в обычной гражданской одежде, имея в памяти явку на квартиру Калюжного, появился на улицах Горелова.

Горелов был наводнен оккупантами. Здесь стояли пехотинцы и кавалеристы, летчики и танкисты, артиллеристы и саперы. Шло укомплектование новых частей и пополнение старых, потрепанных в боях. Формировались в спешном порядке и отправлялись на фронт маршевые батальоны. Повсюду были понатыканы пулеметы, пушки, минометы, улицы были запружены танками, бронемашинами, тяжелыми грузовиками.

С первых же шагов Чернопятову не повезло. Пробираясь на квартиру к Калюжному, он напоролся на ночной патруль и был обстрелян. Несмотря на ранение, ему удалось уйти. Истекая кровью, он метался по незнакомым дворам, перебегал улицы, перелезал через изгороди и заборы и лишь в каком-то маленьком садочке повалился на землю. Силы покинули его…

Чернопятов пришел в себя утром на чьем-то чердаке. Нога его оказалась перевязанной. Скоро на чердак заявился вихрастый, курносый паренек лет шестнадцати, назвавший себя Костей.

Рана была не очень опасная, но Чернопятов чувствовал себя плохо. Поднялась температура, появилась хрипота. Мать Кости поняла, что у раненого воспаление легких. Трудно сказать, выдержал ли бы его организм в жестокой схватке со смертью, если бы не этот паренек Костя и его мать.