Приходи вчера (сборник) - Мастрюкова Татьяна

В народе верили, что умершие не своей смертью — в результате несчастного случая, болезни, убийства или самоубийства, то есть раньше положенного им срока, — становятся заложными покойниками и находятся в этом состоянии до тех пор, пока не выйдет их установленный жизненный срок. Не всегда эти покойники понимают, что умерли, пытаются вернуться к прежней жизни, а когда не получается, злятся на живых и стараются им всячески вредить. Заложных покойников относят к нечистой силе, поскольку нечисть с удовольствием использует их в своих гнусных делах. К заложным покойникам относятся и русалки, которыми становятся утонувшие или утопившиеся девушки.

ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ЗАБРОШЕК

Я люблю смотреть у бабушки в деревне видео про заброшенные деревни. Может быть, такая заброшка окажется недалеко от нас, и я сам смогу туда съездить. Любители полазить по брошенным домам в мертвых деревнях называют себя исследователями, в домах только снимают на камеру и, по их словам, никогда ничего из заброшек себе на память не берут принципиально. По-настоящему интересные места стараются не расшифровывать, не давать ни названий, ни координат, чтобы не привлекать черных копателей и прочих мародеров.

Приехал к бабушке после долгого отсутствия и даже убедил родителей не появляться здесь, пока гощу я. Бабушка по-прежнему относилась ко мне как к десятилетнему мальчишке. Где еще меня будут так встречать и лелеять? По вечерам в деревне делать ну абсолютно нечего, так что я заваливался в своей комнате с ноутбуком и смотрел все подряд, пока меня не вырубал сон.

Так вот, заброшки.

Ролик профессионального любителя покинутых деревень, выложенный в сеть два месяца назад, появился у меня в предложке. Куча комментариев и довольно большое количество просмотров — хорошая рекомендация для такого рода видео, так что я начал смотреть.

Наша деревня — бабушкина, в которой вот я прямо сейчас и нахожусь. Не могут же быть такие совпадения! Или могут?

Понятно, что я полностью сосредоточился на том, что происходило на мониторе. Видео было представлено как путешествие в мертвую деревню, так что у меня, кажется, наконец появился шанс самому совершить вылазку в заброшку. Если автор видео проезжал сквозь бабушкину деревню, то, уж конечно, искомое — рядом. Правда, я ни разу не слышал ни от бабушки, ни от местных жителей об оставленных деревнях поблизости. Но они могли не упоминать об этом, потому что тема эта совсем им не интересна.

Однако вопреки моим ожиданиям машина на видео остановилась на знакомой полянке у дома нашего соседа, дяди Паши.

— Деревня вымерла почти десять лет назад, когда ее покинули последние жители, — безапелляционно заявил исследователь, проведя камерой вдоль покосившихся заборов.

Да что ты врешь?! Наша деревня жилая!

Я сначала хотел написать гневный комментарий, а потом передумал. Во-первых, на видео — совершенно точно заброшенная деревня. Просто похожая деревня. Просто похожие дома.

Несмотря на день, никто не копошился в огородах, соседки не перекрикивались через забор. Не слышно было никаких привычных деревенских звуков. Хотя вот дом дяди Паши, вот бабушкин дом, вот тут живет вредная баба Света…

У меня сразу нашлось логичное объяснение происходящему на экране, но я все же непроизвольно сжался, когда исследователь, слегка поколебавшись между «домом дяди Паши» и «домом моей бабушки», направился прямиком к «нашей» калитке.

Согласитесь, напряжешься тут, когда на как бы чужом заборе торчит сапог, который для просушки и последующей починки насадил на штакетник твой дедушка, не зная, что буквально через две недели прямо посреди двора его сразит сердечный приступ и ему уже больше никогда не понадобятся сапоги… И ты этот сапог знаешь до мельчайших деталей, до малейших потертостей. Бабушка оставила его на том же самом месте, как некий символ присутствия мужа. Понятно, что я могу отличить чужой сапог на заборе от дедушкиного. Так вот сейчас на мониторе я видел именно дедушкин сапог…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Замка на двери, разумеется, не было. Не помню, чтобы в деревне кто-то запирался. Зато у бабушки был коварный порожек, о который все впервые пришедшие в гости спотыкались. Уж и не знаю, для чего порожек был сделан так неудобно, но бабушка упорно сопротивлялась любым переделкам в доме.

Исследователь тоже споткнулся, я радостно хмыкнул, а потом опять замер.

Это не наш дом, не наш!

Вот печка, любовно вышитый бабушкой рушник, уже изрядно потрепанный временем. Исследователь тоже на него внимание обратил. Потом зашел в большую комнату.

— Вот известная картина, — говорит. — Где-то я ее видел.

Ему сразу сто тысяч комментариев, что это не просто известная картина, а «Незнакомка» Крамского. В советские времена репродукции классических картин массово завозили в сельпо, чтобы народ культурно украшал свои избы.

У всех, кажется, висела либо «Незнакомка», либо «Охотники на привале», либо «Девочка с персиками». Иногда как раз репродукции, иногда вырезанные из журнала «Огонек».

Я обернулся на картину великого художника в уже основательно засиженной мухами раме — ее было отлично видно через открытую дверь. Даже полосатые обои, когда-то ярко-салатовые, а теперь изрядно потускневшие (за столько лет салат имел право несколько увянуть), были точь-в-точь как на экране планшета.

Да, обстановка в доме на видео была жутко знакомая, но я уже посмотрел достаточно видео про заброшенные деревенские дома, чтобы сделать вывод: наша собственная домашняя обстановка совсем не оригинальна. Все то же, что у всех. У большинства, точнее.

Но камера выхватывала все больше и больше уникальных деталей именно бабушкиного дома, или, может, это я думал, что уникальных…

Вот мой пластмассовый коник, с незапамятных времен засунутый между рамами. Конь-огонь, как его соседский дед Назар называл. Коник уже выцвел на солнце, а правое заднее колесо погрыз бабушкин щенок Тимка. Я очень любил с ним играть, озорной был пес. Потом, жалко, задрал забредшего на бабушкин участок ежа, заразился от него чумкой и умер.

Рядом с коником лежал скелетированный уже трупик птицы, объеденный муравьями. Бедняга не смогла выбраться, да так и закончила печально свои дни в компании с забытой игрушкой.

У меня опять тревожно засосало под ложечкой. Я встал, дошел до окна и облегченно выдохнул: вот он, коник. Колесо погрызено, но ничего больше между рамами нет.

Ну разумеется, нет!

Да, куча совпадений, начиная с обстановки дома, кончая дорогой в деревню. Но мало ли однотипных деревень, мало ли погрызенных дворовым щенком пластмассовых игрушек, купленных в том же сельпо, что и репродукции музейных картин…

Подумал, не вытащить ли коня-огня, но не стал.

Бабушка спала в своей комнате, и уж точно отреагировала бы, зайди к ней незнакомый мужик с камерой. Ему бы несладко пришлось.

Но он зашел.

Неприятно было, когда он открыл бабушкин шкаф и выставил на всеобщее обозрение ее платья и парадный костюм, в котором она отправлялась во всякие государственные учреждения и на торжественные мероприятия, приуроченные к майским и подобным им праздникам.

Да что там неприятно, это было возмутительно! Кто ему давал право рыться в чужих вещах?! С каждой минутой все труднее было абстрагироваться и думать, что это чужой дом, чужая деревня. Заброшенная деревня!

— Видите, сюда не добрались мародеры и охотники за цветным металлом. Здесь очень хорошая сохранность. Вещи, техника… прямо заходи и живи, — сообщил исследователь.

Я аж задохнулся от возмущения. Иди ты на фиг! Здесь я живу, бабушка. Ну не хамство ли? Техника ему хорошо сохранилась, ишь.

— Давайте посмотрим следующую комнату…

Здесь я судорожным движением поставил видео на паузу. Сердце колотилось у самого горла, и мне пришлось сглотнуть несколько раз, чтобы начать более-менее спокойно дышать.