Заблудившийся звездолет. Семь дней чудес - Анатолий Мошковский

Глава 4. ОТОБРАННЫЕ ПРАВА

Дела у Жоры были из рук вон плохи. Он опять проспал. Что уж тут делать — любил он поспать. Недавно отец привез домой взамен устаревших роботов, помогавших по хозяйству, двух новейшей марки, и в то время, когда отец с матерью были на работе, они старательно пылесосили и убирали квартиру, стирали, гладили и готовили еду. Так что Жоре нечего было делать, и он целыми днями шатался по городу или по двору. Спать он мог до полудня. А так как слишком много спать вредно, отец приказал одному из роботов будить его в восемь утра — пластмассовым крючком стаскивать одеяло.

Робот и сегодня аккуратно стащил с него одеяло, тоненько пропищав:

«Подъем, лежебока!» — однако Жора не проснулся, а только досадливо лягнул ногой и продолжал спать без одеяла. А когда он вскочил с постели и спросонья уставился на часы, было уже девять.

Жора буквально впрыгнул в штаны, сунул руки в рукава рубашки и, не помывшись и даже не поев — а уж этого почти никогда не случалось с ним! — бросился к лифту. Нажал синюю кнопочку вызова и стал заправлять рубаху в штаны, застегивать пуговицы. И те три секунды, в течение которых он спускался вниз, он лихорадочно действовал: глядясь во все три зеркала кабины, поправлял ворот рубахи и, хорошенько плюнув на ладонь, приглаживал торчащие во все стороны жесткие, как щетина, волосы. И когда лифт доставил его вниз, вид у Жоры был что надо: щеки блестели, как подрумяненные, щедро смазанные маслом блины, глаза радостно сияли, и ремень на тугом животе был аккуратно затянут — даже кончик его не торчал, как обычно, и сторону…

И не скажешь, что недоспал! И не скажешь, что совсем не завтракал… Он суматошно выскочил из лифта, хотя почти безошибочно знал, что и сегодня все потеряно. Конечно же, Леночка опять уехала на репетицию…

И ведь сам же виноват во всем! Две недели назад он прочел в городе объявление, что скоро на их Центральном стадионе состоится Большой Праздник Южного Лета, что в нем могут принять участие все желающие, начиная с семи лет, — певцы и певицы, гимнасты и гимнастки, танцоры и танцовщицы… Прочел это Жора и тут же подумал: а знает ли об этом Леночка? Надо сказать ей… Вдруг она подойдет и будет танцевать в балете перед всем городом? Жоре стало очень хорошо. С этим настроением он на ходу прыгнул в автолет. И хотя дверь сзади сильно прищемила его штаны, и Жора не мог повернуться, и пассажиры посмеивались над ним, он особенно не огорчался: сейчас расскажет Леночке… Однако во дворе ее не оказалось; а вообще-то она частенько появляется возле цветов, любуется ими, наблюдает, как роботы старательно поливают их реденьким дождиком; и недавно она даже попросила Жору сказать отцу, чтоб он привез еще одного механического поливальщика, потому что лето стояло очень жаркое.

Итак, Леночки во дворе не оказалось и был прекрасный предлог ворваться к ней прямо домой. Это он и сделал, и в первый раз без всякого стеснения.

— Лен… Праздник!… Слышала? — сразу выплеснул он из себя, сильно запыхавшись.

Леночка играла на маленьком электронном пианино. Услышав его, она недовольно встряхнула длинными волосами и слегка повернула к нему голову:

— А помедленней ты можешь говорить?

— Могу… — И, мучаясь, Жора стал тянуть, как неживой, но когда наконец добрался до главного — до сути объявления, Леночка нетерпеливо вскочила с вертящегося стула и замахнулась на него нотами:

— Ты что как мертвый? Скорей говори!

Ну, Жора и сказал. Слово в слово запомнил объявление.

— Жорочка, спасибо! — Леночка так подпрыгнула, что ее коротенькое голубое платье на мгновение встало колоколом, крутанулось вокруг нее, а потом опустилось. Жора был счастлив, что доставил ей столько радости.

Кто же думал, что все обернется по-иному?… Жора выскочил из лифта и своей тяжеловатой походкой побежал во двор. И посмотрел на ее окно. Конечно же, оно, как и вчера, было пусто! А прежде, до того как Жора сообщил ей про объявление, и главный балетмейстер Праздника посмотрел, как она танцует, и одобрил, включил ее в отобранную группу и сказал, что, возможно даже, ей будет поручена центральная роль в балетном спектакле, — до всего этого Леночка ровно в девять утра любила расчесывать свои волосы у окна, и Жора всегда глядел из-за платана, как из-под ее синего гребня выбегают длинные светлые струйки и ложатся на плечи…

Окно ее было пусто, и Жора в какой уже раз клял себя, что проспал.

Внезапно он почувствовал страшный приступ голода и поплелся к дому. И здесь он увидел Толю, который вышел из своего подъезда. Вид его поразил Жору. Жора никогда не мог понять, как можно быть грустным, унылым, когда в мире все так ясно, приятно, беззаботно и столько солнца, радости, игр; когда на каждом углу города в киосках можно взять великолепное ананасовое или клубничное мороженое, которое так и тает на кончике языка, и когда город завален вкуснейшими бананами — ешь сколько влезет! — и когда магазины полны большими кокосовыми орехами: пробей дырочку и пей; когда можно решительно ничего не делать: не бегать высунув язык, как Алька, в изобразительную студию Дворца юных, чтоб научиться рисовать и писать масляными красками; не спешить в астрономический кружок того же дворца, как Толя, чтоб рассматривать в телескоп далекие звезды и планеты — как будто это самое интересное; не мотаться по разным раскопкам, как Андрюшка-археолог; не рваться в ледяную тоскливую Антарктиду, где создано несколько оазисов-городов… Зачем вся эта суета, когда можно жить, как живется, легко и весело, и взрослые при этом не очень будут тебя ругать…

— Эй, Толька, а моль относится к бабочкам? — крикнул Жора. — Могу принести отцу!… Поймал вчера и спрятал в коробочку.

— Оставь ее себе… Ты Колесникова не видел? Его машины нет в гараже?

И не успел Жора ответить, как в гараже — огромном подземном, с плавным выездом вверх гараже, расположенном в конце двора, взревел двигатель. Не Колесников ли?…

Мимо Толи в красном автолете проехал Андрей Михайлович, Алькин отец, ученик прославленного подводного живописца Астрова. У него была короткая черная бородка и черные, умные и зоркие, какие и должны быть у художников, глаза. На заднем сиденье машины лежал плоский металлический этюдник.

Каждое утро уезжал художник к морю — за триста километров отсюда, нырял с аквалангом у белого буйка и писал картину…

Толя бывал на выставках художников, прилетевших с Марса, он восторженно разглядывал ярчайшие, ослепительные картины, посвященные жпзна других планет, он видел и подводную живопись. И давно мечтал посмотреть, как такие картины пишутся.

— Возьмите меня! — крикнул Толя, бросившись за красным автолетом. — Я свой акваланг захвачу!

— Не могу! Глубина большая — не выдержишь. — Андрей Михайлович улыбнулся, прибавил газу и умчался со двора.

— Не огорчайся по каждому пустяку, — сказал Жора, — бери пример с меня: ни на кого не обижаюсь, не мечтаю о несбыточном…

— Ну и не мечтай!

— Слушай, — дружелюбно сказал Жора, — завтра утром Алька поедет с отцом — он сам говорил мне, — попросись…

Толя покачал головой.

— Какой же ты все-таки… — сказал Жора. — Возьми меня — всегда веселый, радостный, а ты… Ох, как я хочу есть! Ой, Алька!

И правда, во двор вошел Алька с двумя большими прозрачными сумками на колесиках, наполненными разными кульками. В носу у Жоры так и защекотало от тонкого аромата земляники, от острых запахов копченой рыбы и ананасов…

— Дай куснуть чего-нибудь! — попросил Жора. — Со вчерашнего вечера ничего во рту не было!

— Жуй. — Алька достал из сумки самый большой ананас.

Жора тут же разделал его перочинным ножичком, нарезал на равные ломти и стал есть. Ел он всегда необыкновенно: не жадно, не фырчал и не чавкал. Он вонзал в сочные круглые ломти зубы и жмурился — так было вкусно и приятно, и лицо его толстое и добродушное, прямо-таки преображалось и даже становилось красивым… Вот как он умел есть!

Толя изумленно смотрел на него. Он тоже любил ананасы, но, кажется, только сейчас, глядя на лицо жующего Жоры, понял, какие они замечательные.

И не один Толя. Алька тоже загляделся на Жору. И улыбался.

— Еще? — спросил Алька.

Жора кивнул и принялся за второй ананас. Потом он запросто съел килограмм абрикосов, несколько больших гроздьев винограда с крупными, как куриное яйцо, прозрачными ягодами.

Вокруг Жоры собрались ребята. Все ему что-то предлагали, и Жора не отказывался. Во рту его исчезло три пирожных, кусок очищенной репы, два огурца, огромный пунцовый помидор, нежный, влажный — прямо масло капает! — пончик… И все с улыбкой смотрели на Жору, а он весело хвастался:

— Я еще не то умею! Все, что ни принесете, съем! Не верите? Давайте устроим конкурс — кто больше съест… Вот увидите, всех переем и перепью!

— Ну и хвастун! — сказал Алька. — Я тебе сейчас принесу такое, что и за день не съешь! — и помчался к подъезду.