1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции - Дмитрий Зубов

Пока первые отдавали долг родине, вторые зачастую развлекались с их женами и даже уводили их к себе в дома. Ну а когда законные мужья возвращались, начиналось выяснение отношений, очень часто приводившее к дракам, сжиганию домов, убийствам и другим инцидентам.

Типичный случай такого рода имел место в обычном селе Иванцово. После военной службы туда вернулся уволенный в запас местный крестьянин Евдоким Бухтеев. О своем скором прибытии он заранее уведомил родню в письме. Как-никак, должны были соскучиться за шесть лет разлуки. Возвращение крестьянина из армии, да еще и целым и невредимым, было принято отмечать всей деревней. К тому же перед уходом на службу Евдоким женился на своей возлюбленной Пелагее, коя, естественно, обещала терпеливо ждать его все эти годы… Однако вместо толпы радостных родственников на дороге, ведущей в деревню, запасника встречал только его тесть – крестьянин Николай Куманеев. Который сообщил Евдокиму безрадостное известие. Мол, супруга его уже давно вошла в любовную связь с крестьянином Николаем Серякиным, к коему и переехала на постоянное местожительство.

Поубивался, погоревал Евдоким да пошел к себе домой. Ему бы плюнуть да найти другую жену, ан нет! Несколько дней брошенный муж просидел в тоске, а потом все-таки решил идти возвращать «благоверную». В состав делегации также вошли тесть и два соседа Бухтеева – братья Глотовы. Надо отметить, что такой «формат» не являлся изобретением Бухтеева. Напротив, к концу XIX столетия в нижегородских деревнях уже сложилась традиция возвращения жен законным мужьям. Дабы соперники сразу не покалечили и не поубивали друг друга, в делегацию всегда включались тесть или иной родственник жены, а также несколько «понятых» из числа односельчан.

Когда указанные граждане подошли к дому Серякина, того на месте не оказалось, а к калитке вышла сама Пелагея. Пришедшие стали уговаривать ее вернуться к мужу. Мол, погуляла, погрешила – и будет, пора восстановить справедливость. Венчались же перед Богом! Та в ответ заявила, что в принципе не против, только боится сожителя, который угрожал убить ее, если она вернется к мужу. В итоге «переговоры» растянулись на целых полдня. Решающую роль сыграли слова тестя, то есть отца Пелагеи, который заявил, что проклянет дочь и отречется от нее, если та не смоет свой грех возвращением к законному супругу. В общем, как пел в одной из песен известный шансонье Михаил Круг, «поломалась для виду девица» и согласилась. После чего пошла собирать вещи, а делегацию на это время впустила подождать во двор. Ну а потом разыгралась настоящая драма. «В этот момент неожиданно появился Серякин, – рассказывали материалы дела. – Узнавши, с какой целью пришел Бухтеев, начал кричать на всех и грозить убийством. Наконец, быстро сбегавши в избу, он вернулся оттуда с револьвером в руках и, прицелившись в Бухтеева, произвел в него три выстрела. К счастью, пули пролетели мимо и только одна из них ранила в правое бедро стоявшего около Бухтеева Куманеева». В итоге раненый тесть был отправлен в больницу, а Серякин в полицию. Ну а Пелагея вернулась к мужу, который, несмотря ни на что, простил ее. Жили ли супруги потом долго и счастливо, история умалчивает.

Александр III «прославился» также тем, что насильно выдавал кредиты крестьянам. Следует напомнить, что после отмены крепостного права в 1861 году им предоставлялось право выкупить у помещиков свои наделы, при необходимости взяв для этого ссуду в банке. Однако прошло уж 20 лет, а многие даже не подумали это делать, на полжизни оставшись в статусе «временнообязанных». В итоге государь решил: раз не хотите выкупать добровольно, примем закон и заставим сделать это принудительно. Проще простого! Сами выкупные платежи были снижены, выкуп наделов сделан обязательным, попутно был учрежден Крестьянский поземельный банк для выдачи кредитов. Сообщения об «обязательных» выкупных сделках также печатали в газетах: «Акт об обязательном выкупе бывшими временнообязанными вдове коллежского советника Елене Ивановне Мотовиловой, крестьянами Ардатовского уезда, дер. Дурновки, Репьевки тож, отведенной по уставной грамоте земли в следующем количестве: усадьбы 30 десятин, 1200 соток, выгону и под прудами 10 десятин, 600 соток, пашни 281 десятина, 2200 соток, сен ного покосу 20 десятин, 800 соток, итого удобной 343 десятины и неудобной 13 десятин». Эдакая принудительная земельная ипотека. Хочешь не хочешь, а влезай в долги…

Эпоха «миротворца» ознаменовалась не только пресловутыми «контрреформами», но и своеобразной национальной политикой. Лозунгом времени стала фраза «самодержавие – православие – народность». Под последней при этом понималась опора на «коренные народы» России, к которым относили довольно много национальностей. Исключение составляли в основном евреи. «Православие», по мнению обер-прокурора Синода Константина Победоносцева, означало отказ от мирного сосуществования с другими религиями, «враждебными» православию. Главным врагом, естественно, тоже признали иудаизм…

«Еврейский вопрос» рассмотрен

В общем, нашли на кого свалить причины накопившихся проблем. Ну а дальше, как водится, на евреев сразу же нашелся позорный компромат. В 1881 году в СМИ были опубликованы факты деятельности компании «Грегер, Горвиц, Коген и Варшавский», которая занималась снабжением русской армии во время войны 1877–1878 годов. «Еврейское предприятие» было обвинено в коррупции и всевозможных злоупотреблениях. Одним словом, наживались на войне мерзавцы! Вскоре по приказу царя в ответ на «справедливое» негодование общественности был создан «Центральный комитет для рассмотрения еврейского вопроса», который занялся им, как говорится, по полной программе. В решениях комитета говорилось, что нужно вернуться к традиционной русской политике, согласно которой евреи считаются инородцами. В 1882 году были введены так называемые «временные правила» для еврейского населения России. Последнему отныне запрещалось вновь селиться в сельской местности, приобретать недвижимость за пределами районов проживания, арендовать земельные угодья и переезжать из одной деревни в другую.

Впоследствии «правила» неоднократно дополнялись новыми ограничениями. Так, тот же Победоносцев считал, что евреям незачем учиться. Дескать, университеты существуют на налоги населения, а евреи составляют лишь 5 %, и будет несправедливо, если при их «генетической склонности» к наукам они займут 95 % мест в университетах вместо русской молодежи, более «ленивой» и «тупой» в этом отношении. В связи с этим были введены квоты для приема евреев в вузы, составлявшие, к примеру, в столице всего 3 %. Прием евреев на государственную службу был прекращен, а в армии они больше не допускались к производству в офицеры.

Затем начались массовые выселения евреев из крупных городов. Только из Москвы по приказу генерал-губернатора – великого князя Алексея Александровича – было изгнано около 20 тысяч человек. Многие евреи, прожившие в городе 30–40 лет, внезапно получали уведомления о выселении в месячный срок. Тех, кто отказывался уезжать добровольно, попросту гнали по этапу пешком, как заключенных и бродяг. Высвободившиеся еврейские дома по дешевке распродавали с молотка.

Общество в целом приветствовало эти события. В первую очередь евреев ненавидели за их проникновение в культуру, науку, торговлю, где они успешно конкурировали с «коренными народами». Евреев-ювелиров, ремесленников и ростовщиков не любили за их богатство и «жадность». Да и вообще, евреи, как правило, были «при деньгах». Что само по себе вызывало негодование трудящихся.

В общем, власть угадала с тем, куда направить энергию нищего и недовольного народа. «Скажите, а погромы будут?» – такая фраза, ставшая крылатой, была произнесена одним из героев в последней советской комедии «Дежавю», вышедшей на экраны в 1989 году. Именно таким вопросом в начале 80-х годов XIX века, вероятно, задавались многие россияне. Ибо все к тому и шло. И погромы были. В 1881–1883 годах они охватили весь юг страны. В Киеве было разрушено и разграблено более тысячи еврейских домов и магазинов, беспорядки сопровождались избиениями и убийствами. Затем были погромы в Одессе, Жмеринке, Борисполе, Ростове-на-Дону, Екатеринославе и других местах.

Славный город Нижний Новгород вроде бы находится не на юге и общем-то не являлся каким-то там густонаселенным евреями городом, как, к примеру, Одесса. Здесь жило лишь чуть больше тысячи иудеев. Тем не менее местные жители тоже не остались в стороне от погромов. Некоторые нижегородцы из слухов и газет знали о происходящем. И кое-кто, видимо, подумывал: вот бы и нам с местными разобраться! Осталось лишь повод найти…

Вечер 7 июня 1884 года в Канавине, где находилась знаменитая Нижегородская ярмарка, был ничем не примечательным. И так бы, вероятно, он и завершился – мирно и буднично, если бы прямо посреди слободы, среди убогих развалюх и лачуг, населенных портовой и ярмарочной беднотой, среди разгуливающих ломовиков, только что пропивших всю очередную копеечную получку, вдруг не раздался дикий вопль. Неистово орала, как оказалось, некая Федосья Рогожина. Причиной «тревоги» был увиденный ею факт, как две еврейские девочки несли куда-то ее полуторагодовалую дочь. Казалось бы, ну несли – и несли! Может быть, никто и не придал бы этому факту большого значения, если бы «несли» ребенка не евреи. Ибо про последних в русском народе ходили самые невообразимые слухи. Иудеев, кроме всего прочего, нередко обвиняли и в поедании детишек. «Жрать понесли!» Именно такой слух распространился среди канавинских обывателей со скоростью ветра. И столь же мгновенно послужил спусковым крючком для начала погрома.