"Эль Гуахиро" - шахматист - Юрий Папоров

— Тогда на трибунах поднялся сумасшедший шум. Ваши соотечественники, ставшие племянниками дяди Сэма, чуть не подавили друг друга, поднялась стрельба. Охрана президента забеспокоилась за его жизнь, а президент США Кеннеди получил вовсе не «боевое знамя», а кусок материи, поспешно приготовленный и вышитый за несколько часов до фарса на Оранж Боул Стадиуме!

— Да! Так оно было! Многие знали об этом, но что делать? Надо было есть, пить… Знамя… Там было не до него. Как только наши подразделения почувствовали отпор и в ряде мест стали отступать, Сан Роман и Артиме были первыми, кто отдал приказ уничтожить все, что могло явиться уликой. И знамя, которое — да! — развевалось в течение нескольких часов над зданием штаба бригады в Плайя-Хирон, было утоплено в болоте, а члены штаба еще за три с половиной часа до окончания сражения разбежались кто куда. На стадионе… там я стоял и думал о том, что буду есть завтра. В заключение выступила Жаклин, на ломаном испанском с французским акцентом: «Я горда тем, что мой сын Джон познакомился с людьми бригады. Он еще маленький, чтобы понять то, что сегодня происходит здесь, но я позабочусь — он будет знать, когда подрастет, о вашем подвиге. Это мое желание и моя надежда, чтобы он сумел стать хотя бы наполовину таким смелым и храбрым, какими являетесь вы. Желаю вам удачи!» Когда она это сказала, многие подумали: что означает для нас это «желаю удачи»? Ожидать нечего, когда последняя надежда два месяца назад растаяла с провалом Карибского кризиса…

— Что вы делали в октябре шестьдесят второго? — Следователь перевел взгляд на сотрудника, сидевшего за машинкой. — Рассказывайте помедленней! Не торопитесь!

— Как и многие, кто рассчитывал, что в октябре наконец-то Штаты раздавят Кастро, сидел и ждал начала… Двести пятьдесят тысяч лучших солдат армии США находились, как и мы, под ружьем и были размещены во Флориде, на юге озера Окичоби. Вес кубинцы Майами ликовали, и я думал, что скоро увижу своих… А нас после стадиона объединили в организацию «Ветераны залива Кочинос» и вскоре стали пихать туда, где было жарко. Многие пошли служить солдатами в Форт Джексон, Форт Кнокс, Форт Беннинг, в американскую армию, другие стали военными советниками по вопросам Латинской Америки. Доминиканская республика, Боливия, Колумбия, Лаос, Камбоджа, Вьетнам… Я на это не пошел… и было очень плохо — пришлось наняться портье в отель «Гранада» на Меридиан-авеню в Майами. Там примерно через год я снова встретил полковника Фрэнка. Он был пьян в стельку, жаловался на судьбу, утверждал, что его ждут какие-то большие неприятности. Потом исчез, говорили, умер от разрыва сердца. Но тогда сжалился, помог мне поступить в специальную школу.

— Что за школа, где находится?

— Он же из ЦРУ, а школа находилась там же, во Флориде, в усадьбе, которая прилегает к Национальному парку Эверглейдс со стороны озера Окичоби.

— Так! О школе потом, я дам бумагу и ручку — напишите. Сейчас расскажите, что вы делали после школы.

— Я отлично ее окончил. Хвалили. Хотели поначалу направить для работы в Англию. Но в последний момент послали в «Альфу».[8] Там шла драчка. Я должен был держать ЦРУ в курсе дела. Денег в кассе организации не было, и тогда там решили ограбить один подпольный игорный дом. Он действовал в том же районе Корал-Гейблс, в двух шагах от штаба «Альфы». Все было о'кей, но кто-то из наших проболтался или предал… Кому-то приходилось садиться, и жребий пал на меня. Через полтора года досрочно освободили…

— На Кубе сколько раз бывали? — прервал следователь, видя, что Фернандес несколько отклонился от основного разговора.

— Было дело….

— Расскажите об этом.

— В конце августа 1969 года ко мне — я жил в Майами в отеле «Корал-Гейблс» — зашел Тико Эррера, мой знакомый, с которым мы часто играли на скачках и во фронтоне.[9] Эррера не был членом «Альфы», он действовал от ЦРУ самостоятельно. Про него говорили, что четыре раза ходил на остров. У меня в номере потолковали о том о сем, и он пригласил пообедать в «Бискейн». Там к нам подсел один босс. Тико перед ним держался, как мышь. А тот даже не подумал и представиться. Тико все расхваливал меня и твердил, что я могу справиться с любым делом. Через три дня Тико заехал за мной и велел собирать вещи. «Ни о чем не беспокойся. Везде, и в «Альфа», все улажено, чико»,[10] — сказал он и переселил меня на финку «Бискейн-Лайф» в Помпано-Бич. Там мне пришлось прочесть все кубинские газеты за последние полгода, назубок выучить план района Мирамар города Гаваны и до одури насмотреться разных профессиональных и любительских фильмов про жизнь на Кубе. Да плюс еще каждый день тренировали в плавании с маской и трубкой, обучили охоте на рыб, набили знаниями по ихтиологии. Вот, например, я знал в мельчайших деталях, как на Кубе, у острова Пинос, проходило VII лично-командное первенство мира по подводной охоте. Так было. А в первый день сентября мы вышли в море с Тико и тем же малоразговорчивым боссом. Фамилии и имени его я так и не узнал. Тико обращался к нему только почтительно: «Сеньор». Капитану катера и двум матросам — незнакомым мне кубинцам — не приходилось говорить, что делать, и они тоже молчали…

— Потом… — следователь поднял руку над столом и попытался поймать летевшего мимо комара, — потом, когда получите бумагу, опишите его внешность. Так, и что же было в море?

— В открытом море с кормы забросили ласки с с пустыми крючками: создавали видимость, что на катере любители-рыболовы. А в каюте мне сообщили задание. Суть его заключалась в том, чтобы я тайно высадился на кубинском берегу у Варадеро, добрался бы до Гаваны, там встретился с действующим агентом — мексиканским дипломатом. Мне предстояло получить у него секретные, особой важности документы и, опять же через «голубую» границу, возвратиться с ними на катер…

— Фамилия мексиканского дипломата? — Следователь жестом предложил Рамиро взять сигару.

— Советник посольства Умберто Карильо.

— Так! Продолжайте!

— Да… значит… перед самым рассветом… — Рамиро покрутил взятую сигару и положил ее обратно. — Капитал катера увеличил скорость. Мы стали быстро приближаться к берегу. Примерно милях в пяти на воду сбросили легкую двухместную лодочку с мощным двигателем. Он не производил характерного для бензинового мотора треска, а только ровно гудел на низких тонах. Я уже был в полном снаряжении охотника: маска, трубка, ласты, подводное ружье, привязанное линем к поплавку, с которого свисал кукан для рыбы. Меня усадили на сиденье. За руль лодки сел капитан катера — кубинец. Имени его не знаю. В ответ на все мои вопросы — странный какой-то, мы же остались одни, — он лишь пожимал плечами и тыкал пальцем в сторону берега. Не глухонемой же он был. Когда заглушил двигатель, сразу сказал: «Отсюда мили полторы, не больше. Хоть ты и не боишься акул и у тебя есть порошок — гляди в оба! С этими тварями шутки плохи… Удачи тебе…» И этот туда же — «удачи»…

…Рамиро, ни слова не сказав в ответ, кивнул капитану, натянул маску и, сунув в рот загубник, свалился за борт.

Море приняло его, обдав приятной свежестью. На несколько секунд загудел мотор, и тут же его звук смолк, растаяв в абсолютной тишине. Внизу была непроницаемая чернота бездны, полной неизвестности, а значит, и опасности. Рамиро содрогнулся. Поспешно раздавил капсулу в мешочке, висевшим у пояса. Мелькнула мысль: «А, все равно! Куда иначе деваться! Если нападут, так пусть лучше конец, чем искалечат».

Напряженно всматриваясь в темноту пучины, он обнаружил, что она живет, — там двигались тени, что-то поблескивало, светилось, даже, казалось, звучало. Но кто в этом мире друг, а кто враг?

Метрах в пятистах от берега Рамиро взял левее, ориентируясь на хорошо видную с моря — уже занималась заря — башню дома Дюпона.[11] И вскоре под собой Рамиро заметил светлое песчаное дно. Мимо проплыли двое в ластах и с ружьями. Ближе к берегу охотников оказалось больше. Теперь следовало смешаться с ними. Рамиро пристроился к одной из групп и сразу же подбил небольшого луира. Он поплавал еще часа два, нашел гнездо лангустов, подстрелил приличного морского окуня, а, когда на пляже появились люди, решительно направился к берегу.

Левее дома Дюпона, если глядеть на него с моря, среди острых коралловых обнажении приткнулся песчаный пляжик, обнесенный каменной террасой со ступеньками, ведущими в воду. Рамиро хорошо знал ее по многочисленным фотографиям. В правом углу, у верхней ступеньки, как и было условлено, лежали одежда и сумка. В брюках должны были находиться деньги и ключи от коттеджа. Удостоверение же личности на имя Луиса Гарсии, сотрудника Гаванского института океанологии Академии наук, было при нем в непромокаемом пакете.

Он обсох, огляделся. Пляж заполнялся медленно — был «диким», не приспособленным для отдыхающих. Рядом устроились две пары с детьми. Рамиро услышал славянскую речь и подумал: «Посмотрим, какие они, русские?» Утратил интерес к соседям, когда по словам «Прага», «Братислава», «Брно» определил, что перед ним чехи. Неподалеку, метрах в пятнадцати, расположились три молодых кубинца. По внешнему виду трудно было определить, что они собой представляют и чем занимаются. В Майами он принял бы их за официантов, возможно, продавцов второразрядного магазина. То, что они были чересчур веселы, невольно настораживало.