Избранное - Пентти Хаанпяя

Если в рассказе «Немецкий егерь» Хаанпяя вскрывает причины, обусловившие чуждость армии народу, то в других рассказах сборника он показывает, как армейская система разлагает человека и оскорбляет его достоинство. Анализируя этот цикл, советский литературовед А. Мантере в своих исследованиях творчества писателя пишет, что автор нарочито буднично, в сурово реалистических тонах рисует солдат, тем самым лишая их всякого ореола героизма и «святого рвения», которым окружила армию официальная пропаганда.

Тем временем, когда бушевали страсти вокруг сборника «Плац и казарма», когда литературные критики тщательно разбирали каждый отдельный рассказ, когда в адрес автора сыпались обвинения политического толка, Хаанпяя совершает на только что купленном велосипеде путешествие по северной и северо-восточной Финляндии: бывает у карельских лесосплавщиков и у лапландских золотоискателей, заезжает в затерявшиеся в глухих лесах хутора и везде черпает богатый материал для своих будущих произведений. Беседуя с хуторянами и торпарями, с рудокопами и лесорубами, с бродягами и мелкими лавочниками, он воочию убеждается в бедственном положении финских рабочих и бедняков, и у него созревает план написать книгу об этих простых тружениках. «Я видел, что пишут биографии заметных, могущественных деятелей страны. И это, конечно, правильно, ибо они, несомненно, совершили в этом мире немало, хотя их деяния часто и зависят от того, как все это оценивать. К ним не прилежишь никакого практического мерила… Потом я увидел на краю болотистого поля человека с мотыгой в руке и подумал: вот человек, достижения которого можно показать с точностью до сантиметра. Возьмешь в руки метр и увидишь, что выкопанных им канав — километры и что вскопанный им под хлеба и травы земельный участок достаточно обширен… Стало быть, этот человек, несомненно, — значительная личность». Так зародился роман «Сын Хота-Лены», который был издан в том же 1929 году. Хаанпяя, учитывая критические замечания, высказанные по поводу его предыдущего романа «Хроника трех хозяев Теряпя», расширил социальный фон повествования. Только левая печать восторженно воспринимала появление нового романа. Она отметила, что впервые в финской литературе нашли отображение разительные перемены в быту и психологии финского крестьянина в эпоху модернизации финской деревни. Повышение цен на лес и древесину коренным образом отразилось на развитии сельскохозяйственных районов страны: через них прокладывали дорогу и железнодорожные пути, в деревнях строили школы и клубы, в крестьянский быт вошли электричество и телефон, организовались различные общества и кружки, возникли кооперативы, в деревню проникали идеи рабочего движения. С резким вторжением капиталистических отношений в деревню разрушался прежний патриархальный уклад жизни крестьянина, дестабилизировалась его жизнь — он стал пешкой в руках судьбы. Полемизируя с буржуазной критикой, финская прогрессивная общественность рассматривала роман Хаанпяя как широкое эпическое полотно финской деревни и финской жизни вообще за последние десятилетия. Так, например, газета «Калева» писала: «Мы, северяне, очень рады этому юноше из Пийполы, чье имя после появления этой книги никогда не выкинуть из истории нашей литературы…» Однако официозная критика отнеслась к новому роману молодого писателя весьма сдержанно, увидев в нем лишь примитивную мозаику жизни финской деревни.

Холодно был принят ею и следующий сборник новелл — «Караван» (1930). А ряд превосходных новелл, разоблачающих армейскую систему и антигуманную сущность войны, так и не нашел издателя. Остались неопубликованными «Сумасшедший майор», «Памятники» и многие другие рассказы (они впервые изданы лишь в 1956 году).

В атмосфере бойкота и травли Хаанпяя не испугался острой социальной тематики, волнующих проблем современности. Жалобы на несправедливость окружающей действительности все чаще сменяются в его творчестве вопросом: где выход из создавшегося положения? И этот вопрос со всей остротой был поставлен; в романе «Заколдованный круг», который был написан в 1931 году, но так и не увидел свет при жизни писателя. В 1930 году прекратило свое существование прогрессивное издательство «Кансанвалта», а другие издательства явно бойкотировали писателя: одни — за бывшие обиды, другие — из-за боязни вызвать новый скандал. Да и времена изменились — до Финляндии все отчетливее доносились раскаты надвигающегося экономического кризиса: страну будоражило, усиливалась политическая реакция. Стремясь «спасти» свой роман, автор в предисловии пытался уверять читателя и критику в своей непричастности к сказанному в книге, якобы изложил лишь рассказ своего друга-скитальца. Однако все оказалось напрасным — роман был впервые издан лишь в 1956 году.

Теперь мы знаем: «Заколдованный круг» — это не только наиболее цельный и композиционно выдержанный роман писателя, но и наиболее глубокое социально-философское произведение Хаанпяя.

В «Заколдованном круге» рассказывается о жизни финских лесопромышленных рабочих в период надвигающегося экономического кризиса на рубеже 20-30-х годов. И хотя в книге речь в основном идет о лесосплавщиках и лесорубах, об их изнуряющем труде и бесцветной жизни в условиях Крайнего Севера, автору удалось создать обобщенную многоплановую картину жизни Финляндии в целом в столь сложное для страны время. Можно упрекнуть писателя в том, что он ни для себя, ни для своих героев не сумел найти рационального выхода из противоречий буржуазной действительности, но нужно отдать ему должное: ведь ни один из финских писателей того времени не сумел с такой проницательностью, как это сделал Хаанпяя, предугадать те перемены в жизни и психологии финнов, которые произойдут в период разгула кризиса. Впервые в финской литературе обнажались столь резко общественные противоречия и сталкивались носители различных социальных идей. Даже сегодня многие считают эту книгу огромным зеркалом национального самопознания.

Главный герой романа лесосплавщик Пате Тейкка размышляет о счастье человека. Однако все его попытки найти рациональный выход из противоречий буржуазного мира кончаются ничем. Для него остаются чуждыми философские экскурсы Книгочея-Тякю, не может он принять и утопические воззрения магистра Раунио. Он жаждет активной деятельности, но и здесь терпит одну неудачу за другой. Он ходит на рабочие сходки, слушает лекции и участвует в дебатах, но вскоре понимает, что в рабочем движении отсутствует единство, а кому верить, не знает. Не в силах разобраться в многочисленных толках о судьбах и задачах финского рабочего движения, он прекращает посещение кружков. Благодаря своей незаурядности Тейкка быстро выдвигается в начальники участка. Чтобы облегчить работу лесосплавщиков, он усовершенствовал сплав леса по порогам, но это привело лишь к сокращению рабочих мест, а самому Пате вскоре после того, как он выступил в защиту уволенных, пришлось покинуть компанию. Голодный и безработный, он долго скитался по проселочным дорогам, пока не нашел работу батрака. Приглянулся дочке хозяина, перед ним открывалась заманчивая перспектива стать самому хозяином хутора. Однако такая перспектива не прельщает его. В отличие от героев предыдущих произведений Хаанпяя для Пате Тейкки крестьянство уже не представляется основой основ государства. Казалось бы, чего больше желать: крестьянин сам себе хозяин на своей земле и ему ни перед кем не нужно гнуть спину. Однако независимость крестьянина-землевладельца лишь кажущаяся, щупальца экономического кризиса вот-вот обхватят и крестьянское хозяйство. И наконец отчаявшийся найти разумный выход из «заколдованного круга» у себя в Финляндии Пате Тейкка с болью в сердце покидает родину, чтобы поискать счастья на чужбине. Пересекает советско-финляндскую государственную границу.

Мучительно искал выхода из «заколдованного круга» и сам Хаанпяя. Порой ему казалось, что все усилия уяснить для себя сложные проблемы мира бессмысленны, нет выхода из лабиринта буржуазного мира. Его пессимистический настрой еще более усугублялся из-за невозможности публиковаться и хоть как-то поправить свое пошатнувшееся материальное положение. Он пишет в своем дневнике: «Похоже, мне больше незачем браться за перо… жизнь потеряла для меня свою прелесть, будто ты находишься в горьком похмелье».

Но Хаанпяя никогда не был бы тем писателем, каким мы его знаем, если б не сумел перебороть в себе преходящие моменты сомнений и слабости. Как художник-демократ, стремящийся к исторической правде, он не мог оставаться в стороне от тех событий, которые происходили в жизни Финляндии в период экономического кризиса и разгула политической реакции, когда кризис разорял крестьян, увеличивал безработицу, содействовал деклассированию части мелких буржуа и рабочих; когда официальная пропаганда проповедовала фашизм и антисоветизм. Если на начальном этапе своей творческой биографии Хаанпяя и стремился к реалистическому отображению жизни, но далеко не всегда обращался к актуальным проблемам времени и не всегда умел подойти к ним с правильной позиции, то теперь его интересуют проблемы общественного переустройства, вопрос о крестьянстве как резерве пролетариата, проблема решительного вмешательства народных масс в ход событий. Как и прежде, главным для него был рассказ о простых людях, о лесорубах, мелких конторщиках, земледельцах, рабочих, об их жизни и заботах в то трудное время, когда «мир созрел, настолько созрел, что рабочие руки, понаделав столько всяких вещей, понастроив столько домов, взрастив столько плодов, превратились в бедствие, стали ужасной помехой обществу». Хаанпяя, бичуя пороки окружающего мира, смело и бескомпромиссно направляет острие своего пера против финансово-промышленного капитала, виновного в бедственном положении народа, против национал-шовинистической пропаганды, милитаризма и фашизма, против апатичности, царившей в финском рабочем движении. В те годы из-под его пера выходят прекрасные новеллы, свидетельствующие о политическом радикализме автора, о его ненависти к фашиствующим бандам «самообороны», шюцкоровцам, о его тревоге за судьбы финляндского рабочего движения, о его тревоге за будущее страны, о его вере в активного человека и в силу народных масс. И, несмотря на внешнюю оболочку этих новелл, на трагичную судьбу их героев, в этих произведениях почти всегда присутствует жизнеутверждающий пафос.