Рысюхин, что ты пил?! (СИ) - Котус

нормальный, аранжировка, партитура, голоса… Эта «рыба» — это хорошо, если десять процентов от всей работы! А во-вторых, я не собирался ничего такого сочинять, оно само откуда-то пришло.

— Скажете тоже, «само». Вот так вот утром проснулись — и готово, есть песня?

— Не совсем. По кускам как-то в голову приходило, то самое начало, то концовка, но не сразу понял, что это другой куплет, потом середина. Порой две-три старый строки и одна новая после них или перед ними. Две недели меня эта мелодия мучала, пока, наконец, не спел её полностью — только тогда отпустило!

— А говорите — «не сочинял». Типичное описание, надо сказать. Вообще, если произведение решило родится, то мнение того, через кого оно рвётся в мир уже ни песню, или там роман, ни, возможно, даже самого Мироздания уже не интересует.

Профессор глотнул остывшего чаю, поморщился и хотел было очередной раз вызвать проводника, но зацепился взглядом за часы:

— Однако! Скоро уж светать начнёт. Надо бы хоть пару часов поспать, я уже не так молод, чтобы проводить в приятной компании ночь напролёт.

— Что же до десяти процентов, — продолжил он, пока сонный проводник возился с постелями, — вы не правы. Идея готовая, мелодия, в принципе, тоже — только аранжировка и осталась, вы мне даже инструменты почти все рассказали. Идея и новая, незатасканная мелодия — это не десятая часть работы, и даже не треть, а как минимум половина. И вообще — зачем вам пропадать во мхах?

— В каком мху⁈

— Не во мху, во мхах! Ваша Могилёвская хозяйственная — МХА, её так и называют между собой, ваши же студенты — «во мхах». Давайте лучше ко мне, в Могилёвскую Художественную академию имени Тарпанова? Уж на свою-то кафедру я вас возьму вообще без разговоров!

— Увы, семейное дело ни бросить нельзя, ни переложить не на кого.

— Ну, тогда хотя бы пообещайте не бросать сочинительство, хотя бы как досуг! Поверьте, некоторые из ваших заготовок вполне многообещающие. Да и «рыба» у вас получается сама по себе «вкусная». «Мы кудряву шерсть не смогли сберечь» — очень, знаете ли, актуально для многих!

Профессор заразительно засмеялся и провёл руками по своим залысинам.

— А вот пассаж про злую зебру Ольга Николаевна Зеброва, которая у вас «Общую теорию магии» вести будет, не поняла бы. У неё ещё сестра, тоже преподаёт какую-то муть где-то не то в Иркутске, не то в Благовещенске, там где-то. Шуток обе не понимают, в принципе.

Легли мы спать в итоге в начале четвёртого, уже в семь проводник поднял нас обоих, правда, предупредил, что поезд опаздывает минут на пятнадцать-двадцать. И снилась мне в эти четыре часа такая отборная чушь… Например, приснилась зебра в очках и с указкой, прилепленной к копыту, обернулась ко мне через плечо и с досадой произнесла мужским голосом:

— Какая гадость эта ваша заливная рыба!

Потом переложила голову на другое плечо и уже другим голосом добавила:

— Рысюхин, ты мне не шути, не шути, а то дошутисси! Ой, дошутисси! И сгинешь во мхах! Мха-ха-ха-ха-хах!!!

Зебра вытянула морду вперёд, начала быстро-быстро крутить хвостом, как вентилятором, поджала ноги и улетела в небо с криком:

— Ииги-иги-ро-ни-мооооо!!!

Рядом появился крупный, ростом мне по пояс, суслик и, глядя вслед зебре уверенным тоном заявил:

— На Байкал полетела. За омулем, для сестры.

После чего обернулся ко мне и назидательным тоном сказал:

— Омуль — это рыба такая. Ры-ба. — Затем вздохнул и добавил: — Я такое не ем. Мне это не-вку-сно.

И исчез.

Причём это ещё не самый большой бред из снившегося, просто наиболее запомнившийся.

В общем, проснулся я разбитым и с совершенно ничего не соображающей головой, но умывание холодной водой, лёгкая разминка в тамбуре и горячий чай позволили привести себя в относительный порядок. Профессор Лебединский (почему-то подсознание уверяло, что он должен говорить хриплым рычащим голосом) выглядел не в пример бодрее. Он ещё раз уверил, что доведёт до готовности мою «рыбу» и обязательно укажет меня в титрах, опять пытался уговорить меня поступать к нему во МХАТ и в завершение выдал визитку, с наказом «если что — то сразу же звонить». Я взамен давать буклет своего производства почему-то постеснялся.

Проводник ещё до полной остановки поезда открыл верхнюю половину двери и каким-то особым жестом подозвал сразу четверых носильщиков — в Могилёве из нашего вагона выходили не только мы с профессором. Попутчик, перед выходом из купе положил на столик трёхрублёвую купюру, придавив её пустым стаканом в подстаканнике — явно на чай. А вот я не подумал заранее, хоть загоняли мы ночью проводника здорово. Лезть в бумажник, упакованный в недрах портфеля, не хотелось, в карманах же должна быть только мелочь на извозчика. Но и уходить просто так казалось неправильным. К счастью, рука нащупала в кармане серебряный рубль, доставшийся мне с прочей сдачей при покупке газет — его я и оставил на столике, чтобы не чувствовать себя последним жлобом.

На перроне мы расстались с профессором: его ждал личный выезд и дорога на северо-восток города, мне же ещё предстояло ещё найти извозчика для поездки на юго-запад, в Буйничи.

Но искать не пришлось. Носильщик, дождавшись, пока я распрощаюсь с профессором, спросил:

— Вам куда дальше, вашбродь? — а узнав место назначения, вышел к краю улицы, заливисто свистнул и тоже показал над головой какую-то распальцовку, после чего к нам тут же подкатил лихач. Так что спустя час с небольшим я, став на два рубля с полтиной беднее (обдираловка, конечно, а куда деваться⁈) стоял возле входа на огороженный участок гостиницы для поступающих и думал, как дотащить все вещи до стойки регистратора, не растеряв ни их, ни достоинство.

Глава 3

Стоя у ворот, я сразу обратил внимание на нескольких сверстников и сверстниц, в сопровождении старших родственников волокущих чемоданы ко входу. Вряд ли все они простолюдины с проснувшимся даром, тем более, что блеск перстней у некоторых виден и отсюда, стало быть, на территории академии таскать свои вещи дворянам не зазорно. Ну, и ладно. Разве что три единицы груза в двух руках плохо помещаются — надо будет учесть, когда в конце месяца приеду заселяться для учёбы.

Я пристроился за парой будущих студенток — не то сестёр, не то подруг. Шли они слишком медленно, как с моей привычной скоростью сравнивать, но обгонять их никакого желания не было. Нет, поймите меня правильно — я молодой парень, впереди красивые, во всяком случае — с этого ракурса, девчонки, могу я хоть полюбоваться⁈ Мог и