Тайные записки 1836-1837 годов - А Пушкин

Я понимал, что для женитьбы темперамент Н. самый удобный. Будь у неё всеядный голод 3. или Р. она меня бы уморила. Но не прохлада Н., а моё безразличие к её телу - вот что оскорбляло меня. Мое сердце не могло смириться с тем, что я могу лежать с обнаженной Н. и заснуть, не желая овладеть ею. Это было невозможно, немыслимо для меня ни с одной женщиной, а Н. - самая красивая из всех моих женщин - оскопила меня. Я бесстрастно смотрел на неё и думал, что окажись сию минуту на её месте любая женщина, пусть даже некрасивая, я бы набросился на неё с похотью, которую Н. уже никогда во мне вызвать не сможет. И злоба закипала во мне на Н., и ещё сильнее тянуло меня на других женщин.

Новизна тела сильнее любви, сильнее красоты, но я не желал, чтобы она оказалась сильнее моей верности жене.

* * *

Я старался, чтобы Н. поскорее забрюхатела. Первые месяцы нашего брака, до того как в Н. влюбился свет, она изрядно тяготилась своим досугом. Я учил её играть в шахматы, дал ей читать "Историю" Карамзина, но это нагнало на неё ещё большую скуку, зато дурацкие французские романы она могла читать подолгу и с детским увлечением. Однажды я прочёл ей пару своих пьесок, но она прослушала их с таким равнодушием во взоре, что я боле не решался докучать ей своей поэзией, а она и не спрашивала.

Самое большое удовольствие она получает от новых тряпок и от комплиментов её красоте. Это меня умиляло и ничуть не огорчало. Я знал, что, когда пойдут дети, она будет занята настоящим делом. Покамест она могла заниматься вышиванием, а я - наблюдать за её красивым личиком, которое приносит мне удовольствие уже более эстетическое, чем эротическое.

Половина моей жизни, связанная с поэзией, была безразлично отвергнута Н.

Оставалась другая половина - любовь, в которой острота ощущений исчезла, а потому страсть уступила место нежности. Но только в остроте ощущений мы находим упоение.

Я, гордившийся своей славой любовника не менее, чем славой поэтической, я в семейственной жизни не находил места для своего поприща. Н. тешила моё тщеславие своей красотой, добротой и невинностью. Но невинность постепенно превратилась в кокетство, доброта - в сентиментальность, а красота стала для меня привычной и потому незаметной. Только когда все восхищаются красотой Н., я испытываю гордость, которая, увы, всё чаще превращается в ревность.

В первый раз в моей бурной жизни я стал изо дня в день засыпать и просыпаться с одной и той же женщиной. Сладость новизны всегда быстро теряла для меня свою прелесть, и я, не задумываясь, менял любовниц или прибавлял к одной другую. Я с прискорбием понимал, что женатому человеку так поступать не подобает.

Разница между женой и любовницей в том, что с женой ложатся в кровать без похоти. Потому-то брак и свят, что из него постепенно вытесняется похоть, и отношения становятся или дружескими, или безразличными, а часто и враждебными. Тогда обнаженное тело уже не считается грехом, потому что не вводит в соблазн.

Иногда я испытывал успокоение, тихую радость, глядя невинно на мою Мадонну (ведь только так и надо смотреть на Мадонну). Похоть становилась малой частью нашей жизни, большей частью было наше сожительство, полное забот и мелочей; сожительство, оскопляющее страсть. Пизда Н. непростительно, но неизбежно стала восприниматься мною как должное.

Я смотрел на кинжал, мирно висевший на стене, и думал, что и мне больше не видеть "любовного боя", не чувствовать запаха горячей крови.

* * *

Меня стали преследовать фантазии, и это было делом рук дьявола. Перед моим мысленным взором проходили женщины, которых я имел в разные периоды моей жизни. Особенно меня мучили воспоминания о тайных оргиях у 3.

Став её очередным любовником, я выеб её семь раз в первую ночь. Она сказала, что кончила за это время раз двадцать, но ничуть не устала. 3. была из тех женщин, чьё желание никогда полностью не удовлетворяется, а лишь приспосабливается к возможностям любовника. Я признался, шутя, что не отказался бы от помощников. Она серьёзно ответила, что хочет их тоже и как можно больше. Так из любовника я стал сводником, о чём давно мечтал.

Я с юности обнаружил в себе жажду наблюдателя и в борделях искал случая подглядывать за парочками, а при благоприятных обстоятельствах, и присоединяться к ним с моей сиюминутной подружкой.

3. мечтательно призналась мне, что в ней сокрыто столько возможностей, что она легко представляет себя со многими мужчинами одновременно. Но она решила начать с двух. Мы договорились, что на балу 3. укажет мне на улана, которого она приметила, но с которым не была знакома. Я должен буду предложить ему повеселиться втроём на Каменном Острове. Имя её, конечно, я должен был сохранять в строжайшей тайне. Чтобы улан не узнал её, она встретит нас голая и с маской на лице. Она не произнесет ни слова, чтобы голос её не был узнан, и при необходимости она будет говорить только со мной, шепча мне на ухо.

Когда я сказал улану, что красавица, пожелавшая остаться неизвестной, хочет провести время с ним и со мной, мне стоило немалого труда успокоить его нетерпение, чтобы дождаться назначенного часа. Я взял с него слово, что всё останется в тайне и что он согласится покинуть дачу по первому требованию.

Прислуга была отпущена, и мы прошли в спальню по плану, который мне начертила 3. Я постучал условленным стуком в дверь и распахнул её. У кровати горела одинокая свеча, которая освещала полулежавшую 3. Ноги она развела навстречу нам. Хитроумная маска делала её лицо неузнаваемым, но открывала необходимое: рот, ноздри, глаза.

Мой помощник - я буду звать его А. - произвёл звук, напомнивший радостное ржанье. Мы быстро скинули наши одежды и бросились на 3. утолить первый голод.

Через час она дала мне знак, что нам пора уходить. На обратном пути А.

восторгался содеянным и старался угадать, кто это была. Я лишь ухмылялся и напоминал ему о данном мне слове, не пытаться узнать имени нашей любовницы.

На следующий день я чуть свет явился в дом к 3., чтобы с ней по косточкам разобрать наше приключение. Но вместо радостных восклицаний я услышал лишь укоры, что А. думал только о себе, а я не следил за ним, и в результате мы действовали не слаженно, как ей хотелось, а порознь. Главным для неё было, чтобы ритм наших движений совпадал. "Я хочу чувствовать, сказала 3., - что меня ебёт один умелый мужчина со множеством хуёв, а не кобели, только и думающие, как бы побыстрее кончить".

Я оскорбился, но она заверила меня, что, говоря "кобели", она имела в виду не меня, коего она чтит прежде всего за еблю, а уже потом за стихи, но других мужчин, о которых она и хочет поговорить.

Тут она зарделась, но не от стыда, а от желания, и сказала, что хочет ещё одного.

Только теперь я должен взять на себя обязанность - руководить, задавать ритм остальным, а они должны будут подчиняться. Подчинение моим указаниям будет ещё одним условием их участия в оргии, помимо сохранения тайны.

3. разработала детальный план. Сколько горячего сока (живо представил я)

ушло у неё на обдумывание всех важнейших мелочей. Она дала мне указания, как она хочет расположить всех участников. Первый будет лежать на спине, и она сядет на него; второй должен пристроиться со спины и заполнить ей зад, а я встану перед ее ртом. Я, как дирижёр, должен руководить ритмом остальных, подавая им пример ритмом собственных движений.

Если 3. захочет, чтобы мы двигались быстрее, она сожмёт зубами мой хуй один раз. Если ей захочется замедлить наши движения, она сожмет его два раза.

Мы с ней тут же отрепетировали эти знаки. Чтобы избежать попыток со стороны мужчин завязать с ней разговор, после того как все кончат, она покинет нас, и мы должны будем уйти. На этот раз свидание было назначено в особняке её родственницы, которая вместе с семьёй уехала в поместье. Мы должны были расположиться в гостиной и запереть двери, ведущие в неё. Расчёт был на то, что, если кто из слуг вдруг появится, они подумают, что 3., опять устроила вечер.

Слуги привыкли, что 3. часто приглашала гостей на вечера и вела себя, как хозяйка дома.

Третьим участником был выбран приятель А. - назову его К. Они всегда появлялись вместе на балах и считались неразлучными друзьями. 3. выбрала его, чтобы избавить А. от соблазна рассказать о своем приключении К. и чтобы оба друга были связаны одной тайной.

На ловца и зверь бежит - я встретил А. на следующий день на Невском. Он первым делом спросил, как поживает наша общая знакомая и не желает ли она опять повеселиться. Я сказал, что она хочет, чтобы к нам присоединился К.

- Он-то обрадуется, но хватит ли всем места? - заволновался А.

- Твоя фантазия не может состязаться с её возможностями, - успокоил я его.

Вскоре мы собрались втроём в кондитерской, чтобы договориться о порядке совместного служения Венере. Я объяснил основное условие гробового молчания и предупредил, что на этот раз они должны будут ехать с завязанными глазами - З. опасалась, что они могут узнать, кому принадлежит особняк, а это наведет на её след. Потом я отругал А. за его эгоизм и начертал план их будущего поведения - полное подчинение моим командам, следование моему ритму. К.