Нормандия — Неман - Франсуа де Жоффр

Фр. де Жоффр

Часть первая

Ничего не отдано, если не отдано все.

Гинемер[1]

Глава I

Чудесное теплое утро выдалось 23 сентября 1944 года в небольшой деревушке Антонове, расположенной на берегу Немана, притихшего под ласковым осенним солнцем. Здесь, в тридцати километрах от Восточной Пруссии, разместился французский истребительный авиационный полк, вошедший в историю под звучным наименованием «Нормандия — Неман».

Тишину подземного укрытия, в котором находился командный пункт командира полка Пуйяда, неожиданно нарушил негромкий, но настойчивый телефонный звонок.

Пуйяд взял трубку. Звонил командир 303-й Смоленской истребительной авиационной дивизии советский генерал Захаров.

Ни один мускул не дрогнул на лице Пуйяда. Коротким размеренным движением он положил трубку и спокойно спросил:

— Какая эскадрилья сегодня дежурит?

— Третья.

— Отлично. Капитана Матраса немедленно ко мне.

Прошло несколько секунд. Едва Пуйяд успел погасить сигарету в приспособленной под пепельницу пустой коробке, как капитан Матрас уже входил в укрытие. Это был широкоплечий мужчина, с суровым лицом и глубоко сидящими глазами под густыми, мохнатыми бровями.

— Получено задание нанести штурмовой удар по железнодорожной станции Гумбиннен и находящимся там эшелонам с горючим, — начал Пуйяд. — Вылет примерно через полчаса. Задание трудное. Противовоздушная оборона в этом секторе, безусловно, сильная. Но я полагаюсь на вас. Действуйте!

Шалль, Микель и я в это время лежали на земле, положив под головы парашюты вместо подушек. Мы видели, как капитан Матрас, командир нашей эскадрильи, вышел из укрытия и торопливым шагом направился к нам.

— Будет работенка, — заметил Шалль.

И он не ошибся. Приблизившись к нам, капитан Матрас, как всегда немногословный, отрывисто бросил:

— Небольшая «штурмовка».

Все ждали разъяснений. Капитан молчал, переступая с ноги на ногу. Мы знали, как трудно вытянуть из него хотя бы несколько слов. Но на этот раз он заговорил неожиданно быстро:

— Предупреждаю, предстоит серьезное дело, а не увеселительная прогулка. Штурмовой удар по эшелонам с горючим на станции Гумбиннен. Полет до цели на бреющей высоте. Дистанция между самолетами — 500 метров. Обойдем станцию с юга, чтобы труднее было нас обнаружить. Сделаем только один заход, но, разумеется, внезапный и эффективный. Бог за всех и каждый за себя! Пошли.

Никто не комментировал задание, хотя оно и было не из приятных. Советский истребитель Як-3 деревянной конструкции не имел достаточной защиты от пуль и осколков. Штурмовые действия на таких самолетах были зачастую очень рискованными.

— Ну, приятель, — сказал мой друг Ирибарн, обращаясь ко мне, — если сегодня вечером придется делить твои пожитки[2], то знаешь, что я возьму себе?

И он кивнул головой в сторону расположенного на окраине аэродрома небольшого литовского хутора, где, к великой зависти моих однополчан, я имел удовольствие провести несколько славных вечеров. Я попытался отделаться шуткой:

— Особенно не надейся. Придется тебе разочароваться и на этот раз. Меня не так-то легко «поделить», как ты думаешь.

И хотя чувство, которое я испытывал при этом, можно было назвать не страхом, а скорее каким-то внутренним стеснением и беспокойством, мой голос, не прозвучал достаточно убедительно.

Около моего самолета, блестевшего на солнце, как обычно, занимались своими делами механик, оружейник и одна девушка-радиотехник. Мой смелый и верный русский механик, товарищ старшина Лохин, вытянувшись, традиционно доложил:

— Товарищ лейтенант! Все готово. Мотор, радио и пушка — в порядке.

Так же традиционно я ответил:

— Большое спасибо, Лохин!

Мы обменялись дружеским рукопожатием. Я залез в кабину и закрыл фонарь. С этой минуты я предоставлен самому себе. С нетерпением жду сигнальной ракеты. Хочется скорее подняться в воздух, набрать скорость и с разгоряченной, но ясной головой устремиться к цели. Томительное ожидание продолжается. Я стараюсь прогонять неприятные мысли и вспоминать только те случаи из моей летной жизни, когда я благополучно выходил из самых тяжелых испытаний. Не могу сказать, что я преуспел в своих стараниях.

Но вот взвилась ракета! Четыре мотора взревели одновременно. Винты подняли облака пыли. Я начинаю медленно выруливать. Сейчас мы взлетим. Матрас поднимает большой палец — это сигнал. Мы втроем отвечаем тем же. Итак, все готовы. Вперед! Постепенно даю полный газ. Наши самолеты оживают, дрожат, делают разбег и крыло к крылу парами отрываются от взлетной полосы. Мы не набираем высоты и летим так низко, что едва не касаемся земли. На скорости свыше пятисот километров в час начинается опасная прогулка — молниеносный визит в Восточную Пруссию с вручением визитной карточки в виде залпов авиационных пушек и пулеметов.

— Алло! Раяки[3]! Как слышите меня?.. Оставайтесь на приеме, но никаких разговоров, иначе рискуем себя обнаружить. Выдерживайте дистанцию. Второе звено, подойдите ближе. Скорость — 500. Курс — 230.

Подо мной вьется окаймленная высокими деревьями дорога, по которой едва тащится какой-то грузовик, принадлежащий, по-видимому, владельцу фермы, только что промелькнувшей под крылом. Еще одна ферма, роща, небольшое типично прусское село, квадратное, размеченное как по линейке. За те несколько мгновений, что мы пролетаем над селом, я стараюсь представить себе образ жизни его обитателей. Отличается ли он от образа жизни знакомых мне французских или русских сел? Но скоро занятие политической географией приходится оставить. Самолет Матраса разворачивается. Повторяю его маневр. Второе звено, строго выдерживая дистанцию, следует за нами. Прошло около двадцати минут. Мы проникли в глубь Пруссии не менее чем на двести километров. Я прилагаю все старания, чтобы вести машину действительно на бреющем полете. От этого зависит успех выполнения задания. Управлять самолетом на бреющем полете при скорости пятьсот километров в час невероятно трудно: требуется предельно четкое пилотирование. Однако только при этом мы сумеем точно и, что особенно важно, неожиданно накрыть станцию, эшелоны и застать врасплох противовоздушную оборону.

— Алло! Алло! Раяки! Курс 90, цель «на 12 часов»[4] появится через пять минут, приготовиться к атаке…

Матрас никогда не произносит ни одного лишнего слова. Если бы он мог объясняться с помощью жестов, я уверен, что он не преминул бы этим воспользоваться. Но сейчас нет никакой необходимости напоминать мне о готовности к атаке: пушка и пулеметы давно уже готовы к бою. Я слишком люблю фейерверки и иллюминацию, чтобы рисковать опоздать к началу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});