Куплю тебя. Дорого - Елена Рахманина

за чекушку дверь на место и буду продолжать вариться в этом котле.

– Дура ты, Серафима. Дала бы Витьке, ничего, может быть, и не было бы. Чего ты ерепенишься? Что у тебя там, пизда золотая, что ли? – вещала мне вслед сердобольная соседка, когда я вернулась в квартиру.

Никак не могла определить, сколько ей лет. Может быть, пятьдесят пять, а может, и все семьдесят, – изувеченное нутро лезло наружу.

Квартира пустая. Оказалось, что Фомина забрала скорая.

Я легла в свою постель с единственной мыслью – хоть бы он сдох там. Да не так глубока нанесённая рана, чтобы моё желание исполнилось.

***

– Спичка, – ощутила толчок в плечо, но сил открыть глаза не было, – Спичка, ну проснись же.

Голосок сестры добрался до моего разума, вытаскивая из сна. Смотрю полуслепым взглядом на неё.

За окном уже день в самом разгаре.

– Павлова, ты чего тут делаешь так рано?

– Ничего не рано, ты должна была меня забрать и не забрала. Тёте Свете пришлось провожать, – обиженно надув пухлые губки, вещала девочка.

– Прости, Пирожочек, тяжёлая ночка выдалась. Ты голодная? – спрашиваю и очень надеюсь, что её накормили.

Наверняка дружки отчима зачистили все остатки еды, что у нас ещё имелись. Даже крупы. В моём желудке уже образовалась чёрная дыра.

Сестра качает отрицательно головой, и тут я замечаю маленькую ссадину на розовой щёчке.

Прикрываю глаза, вспоминая поведение сестры. Несмотря на то, что она такой же брошенный ребёнок, как и я, Анюта никогда не грустила. Будто тёмные мысли в её голове не задерживались. В отличие от меня.

Только в последнее время она стала замкнутой, отстранённой. Совсем на неё не похоже. Кто-кто, а эта девочка любила поболтать и поведать о событиях своей школьной жизни, которые мне были малоинтересны.

– Что это у тебя? – свожу брови на переносице, пытаясь понять, откуда появилась ранка.

– Да это на физре неудачно упала, – махнула рукой.

Аня маленькая, чистая и невинная. Её ложь такая же прозрачная, как и она сама. Анна Павлова. Ещё одна дочка моей матери. Моя младшая сестра. Безейная, воздушная и сладкая, как и десерт, названный в честь знаменитой балерины.

Я ненавидела её так же сильно, как и любила. Ненавидела за то, что мать через неё испортила мою жизнь и разрушила мечты. До сестры во мне ещё теплилась надежда выбраться изо всего того дерьма, в котором я жила. Но с её появлением в моей жизни пару лет назад все двери ведущие на свободу, захлопнулись перед самым носом.

Инна просто привела девочку с маленьким свёртком вещей и оставила под дверью. Как котёнка. Даже не постучавшись. Она сидела тихо на ступеньках. Наверняка мать попросила подождать и сказала семилетке, что скоро вернётся.

Я тоже её ждала. Ждала, как может ждать только ребёнок, которого бросила мать. Но она так и не пришла. И моя любовь вскоре обернулась ненавистью. Жгучей. Чёрной. Отравляющей душу.

– Кто это, Аня? – спрашиваю строго.

Сестра потупила взгляд. Молчит. Знаю её – никогда в жизни не признается, что кто-то её обижает.

Понятия не имела, как обращаться с детьми.

Единственное желание, которое во мне существовало, – защитить её. Потому что меня никто защитить не мог.

Я очень любила бабушку и дедушку, но они никогда не интересовались моей учёбой. Учусь и учусь. Все насмешки, летевшие в мою сторону из-за того, что я вечно ходила в дешёвых обносках, в вещах, которые кто-то жертвовал малоимущим, потому что купить внучке новую красивую одежду они просто не могли, прошли мимо них. А я не хотела их расстраивать. Как сейчас не хочет расстраивать меня сестра.

Никогда не оставляла Нюту наедине с отчимом.

На втором этаже нашего дома жила престарелая пара супругов. Одного возраста с дедушкой, но с более крепким здоровьем. Они бездетные и не имели в запасе непутёвую дочь, оставившую на их шеях детей. Я платила им деньги, и они нянчились с младшей. Забирали из школы, помогали с уроками. Даже кормили, хотя на еду я средств не выделяла.

– Нют, если этот… – я запинаюсь, останавливая рвущееся с уст матерное словечко. – Если дядя Витя вернётся, напиши мне эсэмэску.

Анютка хмурится, недовольная, что я вновь её оставляю, хотя сегодня вроде как мой выходной. Ребёнок даже не подозревает, какой ад творился ночью.

– Не уходи, Спичка, – девочка сжимает мою джинсовую куртку, будто хочет остановить.

Я плохая сестра. Взрывная, резкая, но по неведомой для меня причине Аня тянется ко мне. Кажется, даже любит. Хотя я совершенно не могу взять в толк, за что меня можно любить. Я ведь чёрствая, сухая, как бородинский хлеб двухнедельной давности.

– Я скоро, Пирожочек. Куплю тебе что-нибудь вкусное и вернусь, – вру не моргнув глазом и покидаю квартиру соседей.

Древняя дедушкина шестёрка, которую я водила, нарушая правила, с шестнадцати лет, ворчит, сопротивляется. Не хочет заводиться. Но всё же поддаётся мне и трогается с места.

Я любила вождение. И этот автомобиль любила. Хотя кто-то, может, и постеснялся бы садиться за руль такой колымаги. А я выходила из неё, будто это «Мерседес», не меньше. К тому же, в отличие от людей, она хранила мне верность.

Взглянешь на неё и диву даёшься, где она находит силы, чтобы не врасти колёсами в асфальт, как все её товарки по году производства. Однако старушка держалась из последних сил. Будто зная, как я в ней нуждаюсь.

Приехала к одному питейному заведению. Раньше там всегда зависал мой бывший одноклассник. Надеюсь, ничего не изменилось.

Помещение бара встретило меня парами сигаретного дыма. Все мало-мальски приличные кабаки не разрешали курить внутри, а здесь – пожалуйста.

Заведение кишело молодёжью, желавшей напиться дешёвым пойлом и найти пару на ночь. Пока искала глазами Степана, несколько парней попытались завязать со мной разговор. Грубо их отшила. Иного обращения здесь не понимали.

Увидела знакомого, и он тут же обрадованно освободил мне место и купил выпивку. Я поблагодарила, но пить не стала. Не любила алкоголь. Его запах вызывал во мне ассоциации с отчимом.

– Слушай, Стёп, у тебя же малая учится вместе с моей в параллели?

– И чё, Спичка? – обращается ко мне по фамилии и смотрит влюблённо. Как и все прошедшие школьные годы.

– Будь другом, спроси у неё, кто пристаёт к моей, а?

– Да без базара.

Стёпа был готов сделать многое, чтобы мне угодить. Поэтому тут же позвонил домой и разведал у своей сестры всё, что она знала.

– Спичка, это всё младшая сестра Вороновой гнобит твою сеструху.

Догадывалась. А услышав подтверждение, развернулась и направилась к дому бывшей одноклассницы.

В груди всё клокотало, пальцы сжимались в кулаки, а буйное воображение рисовало, как я выдёргиваю её наращенные патлы. Все школьные годы она и её банда тупых кур не давали мне прохода.

Её будто раздражал сам факт моего существования. Или то, что, несмотря