Парижские шуты - Магдалена Вишневская

приняв изящные изгибы фигуры и став легчайшей, верхней оболочкой отвратительного существа, что кроется в теле безбожницы. Затем натянула до смерти удобные, коричневые ботинки. На улице поднялся ветер и тучи вновь обрели темно-серый оттенок. Дождя не миновать. Я захлопнула створки окна и вышла в коридор.

Дом доктора Льюиса я всегда видела только снаружи. Он впечатлял своим внушительным размером и внешним убранством. Внутри же всё оказалось куда более скучно и сдержанно. Совершенно не так, как в домах, где я вершила собственное провосудие. Безвкусные розовые обои покрывали серые стены. Парочка малоизвестных картин, купленных по дешёвке у торговца похоронившего в прошлом году свою дочь и написавшего их в память о ней. Горе залить так хотелось ему, а в кармане ни фунта, вот и продал. Грязно-бежевые двери, ведущие в комнаты памяти. О них говорила сама Вите. Потому Антуан всегда держит под замком эту часть дома. Тут погибла Дезири, чудесная жена и мать, хладнокровно убита Жамалем Мартеном. В тот вечер женщина была дома одна. Доктор Дюваль с дочерью отправились на конную прогулку и хоть супруга просила вернуться пораньше, они слишком уж увлеклись в тот злополучный день. Обезглавленное тело было найдено двенадцатилетней Вите. Девчонка после трагедии замолчала на два года, а эта мерзкая история сделала семью Дюваль печально известной в обществе скучающих сплетников и неудавшихся писателей. Последние старались выжать самые гнусные подробности и описать их как можно интереснее, заработав на этом состояние. Естественно, ничего не вышло. Бесконечные иски и суды Антуан успешно выигрывал, оставляя посредственных писак ни с чем.

Дернув ручку, я обнаружила, что место преступление закрыто на ключ. К лучшему. Не время мне копаться в поиске призраков и их тайн прошлого. Пройдя вперёд, я вдохнула спёртый, прогорклый воздух. Сюда не просто редко заходили, а даже не убирали. Углы под самым потолком украшала влажная плесень. Я дошла до лестницы и медленно, слегка прихрамывая, спустилась вниз. Дверь в гостинную была приоткрыта. За ней велись яростные обсуждения и я смело вошла внутрь, сделав вид, что инцидента в спальне не было.

– Что за шум друзья? – громко спросила я.

Бок ныл и передвигаться становилось сложнее. Заприметив пустое, мягкое кресло, я направилась к нему, провожаемая несколькими парами глаз. Тяжело кряхтя, как старый больной кот, я села и осмотрелась. Прохвост Жан, развалившийся на белоснежном, маленьком диванчике, тепло улыбнулся мне, отчего безумно захотелось влепить ему самую звонкую пощечину, но я лишь показала язык. Сидящая рядом с ним Маргарита закатила глаза и громко фыркнула. Антуан и Вите стояли у окна. Они серьёзно смотрели в мою сторону. Незнакомец с самыми незабываемыми очами присел на подлокотник одного из кресел и тоже уставился на меня.

– О, гляделки, обожаю эту игру, – хихикнула я.

Лица всех присутствующих вытянулись от удивления. Они смотрели на меня, как на умалишённую не моргая, тем самым лишая меня шанса победить в этой сложной игре. Вдруг незнакомый джентльмен на долю секунды прикрыл веки и я победно сообщила:

– Вы продули! Никудышнейший из вас игрок месье…

– Рэтлифф, Гловер Рэтлифф, – сказал он слегка растерянно.

– Какова же причина вашего визита в этот гостеприимный дом, месье Рэтлифф?

– Вы не обязаны отвечать этой невоспитанной хулиганке, дорогой Гловер, – сообщила Марго, окинув меня разъярённым взглядом и продолжила, – мы подобрали её на псарне вшивую и неотёсанную. С трудом выдрессировали, но, как видите, бродячая жизнь оставила свой отпечаток.

Я было открыла рот, чтобы осыпать девушку матросскими ругательствами, которые подслушала ещё девчонкой, ночуя в холодном порту, но Антуан поднял руку, призывая к тишине.

– Прекратите ссориться, – сказал он строго, – Магдалена Кот, прошу, оставь свою грубость на время и сыграй нам на рояле. Господа, уверяю вас, девочка не промах. Давным-давно, скитаясь по самым неприглядным улочкам Парижа, эта смышлёная полька забрела в бардель мадам Лоран Бонье. Та дала ей кров, а после пожелала сделать одной из обитательниц дома терпимости, но очень уж приглянулось бандерше это “чистейшее дитя”. Женщина взяла Магду на воспитание. Лоран грезилось, что та могла бы заполнить зияющую дыру, которая с каждым днем становилась всё больше. Мадам многому научила будущую преступницу, не так ли Мандалена?

– Я сыграю, но при одном условии: вы скажете, о чем толковали тут до моего прихода.

– Везде тебе нос свой, длинный, нужно всунуть? – прошипела Рита.

– У меня очень аккуратненький, маленький носик, слепая ты курица, – ответила я, гордо вздёрнув подбородок.

– Уверяю вас, мадам Готье, с курицей вас ничего не объединяет, но носик у этого бесёнка и вправду на редкость миловидный, – сказал Гловер рассмеявшись, – а щёки, как надула, вот-вот лопнет.

– Ой, как смешно, – рявкнула я.

Антуан подошёл ко мне и сказал:

– Мы говорили о деле Дезири. Я так и не смог добиться смертной казни для этого недоноска Жамаля. Комиссар Льен сообщил, что ему невероятно жаль.

Последнее предложение, доктор Дюваль произнес с нескрываемым презрением. Я встала и крепко обняла его. Он слегка вздрогнул, но ответил на мои объятия.

– Это ещё не конец, – прошептала я ему в самое ухо так, чтобы никто больше не услышал.

– Только не лезь в это, умоляю. Ты мне, как дочь. Непослушная, вечно сбегающая, но всё же дочь, – сказал он так же тихо, – и я не переживу, если с тобой, глупое ты создание, случится что-нибудь страшное.

– Итак, – громко сказала я, отстраняясь от доктора, – что вам сыграть, уважаемые и не очень?

– Ты бранила меня за Огинского, – отозвался Жан, – вперёд.

– С удовольствием, – надменно ответила я.

Из-под пальцев моих тонких вырвалась музыка, что так похожа на колыбельную богов. Ох, как кляли б они меня за эту боль. Колючие звуки покрывали стены и предметы. Прикоснись теперь – поранишься. Уж лучше выйти, исчезнуть в этом грязном мире, раствориться без следа, чем слушать игру того, кто потерял всё человеческое. Рояль словно нагревалась. Не чистилище ли всполыхнуло с новой силой? Я продолжила играть гораздо хуже. Ноты всё ниже, музыка всё громче, а слушатели уже под дьявольским гипнозом. Кто-то подошёл сзади и силой отдернул мои руки, затем громко захлопнулась крышка, пряча нагие клавиши от позора.

Я обернулась. Гловер Рэтлифф смотрел на меня со жгучим интересом. Он знал, что произошло. Они все знали. Раздался громкий стук. Затем, после неприлично короткой паузы, второй. Месье Дюваль извинился и торопливо вышел. Молчание несколько затянулось. Не выдержав Жан вышел из гостинной, но быстро вернулся.

– Это жандарм, Магдалена.

Я спокойно произнесла:

– Вы знаете, что делать, господа.

Затем я встала и направилась к двери, ведущей на кухню. Бьянка беспокойно