Сказки и рассказы Светланы Щелкуновой - Светлана Щелкунова

– Кругом столько мужчин! Тебе просто нужно открыться. Я тут читала одну книжку. Ты должна сказать самой себе, что свободна и готова для встречи со второй половинкой! И она обязательно появится, то есть он. Но помни: множество мужиков станет увиваться вокруг тебя, как мухи. И только один среди них – твой! Один! Тут главное – не ошибиться!

Потеплело то ли от горячего шоколада, то ли от солнышка за окнами… Вот уже и лето. Матильда сидит в кресле-качалке на полянке. Кругом вьются мухи. «Как надоели!»– отмахивается она от них полотенцем. А те все не отстают, норовя сесть на лицо, на оголенное плечо… «Вот сволочи!» – Матильда ловко прибила сразу пару штук. Испугалась, а вдруг один из них – ее мужчина, ее потенциальный супруг. Откинула полотенце, вскочила с кресла…

– Ты что? Очумела? – подруга схватила ее за руку, – У психолога давно была? Да сядь ты! Люди смотрят. Ой, а вон тот, напротив, как пялится! Он, между прочим, на тебя глаз положил. Да сядь ты прямо и хоть лицо сделай!

– Я же предупреждала, что дома его забыла! И потом, человек, наверное, смотрит на меня и думает: «Вот какие женщины бывают страшные, не накрашенные, и даже без лица!»

– Дура ты, Мотечка! Он на тебя не просто смотрит, а с интересом! Я же в этом понимаю!

– Конечно, интересно, если женщина без лица!

– Кретинка! Да ты у нас еще хоть куда! Одни глаза чего стоят! Между прочим, ты не страдаешь от недостатка рядом мужчин. Вот Женька твой, к примеру, чем ни любовник!

– Ничем он не любовник, никаким местом, – рассердилась Матильда,– Я тебе сотню раз

объясняла, что у нас иные отношения. И еще у него жена имеется и дети!

– А вот это – предрассудки, – зашипела подруга, – Это ты брось! Жена! Я же тебе его не в мужья предлагаю, а так… легкий флирт. Ты хоть снова поверишь в красоту свою неземную! Не ценишь ты себя, Мотька!

Но Матильда себя ценила. И про, то, что красивая, знала, и про глаза. Когда-то пару лет назад Игорек, в которого она была долго-долго и безнадежно влюблена с самого детства, признался: «Ты, Мотечка, не такая как все! Я, когда не вижу тебя подолгу, так вроде и ничего, а как увижу – с ума схожу. Глаза у тебя невозможные, зеленющие, страшно даже. Ведьма ты!» Не была Матильда ведьмой, а может, и зря. Сварила бы зелье приворотное и супругу вместо сока подсунула: «Пей, на здоровье!». И не надо было бы каждый вечер матрас с кровати снимать, и все было бы по-старому. Она тихонечко хлюпнула носом, резко отодвинула блюдце, чуть не скинув его со стола, прекращая воспоминания.

Три месяца Матильда боролась с ними, старательно заталкивая в пыльные ниши и полочки подсознания, но подлые то и дело выскакивали, подстерегая фотографией на стене или дорогой сердцу безделушкой. Если бы муж бросил ее по настоящему, ушел насовсем, может, было лучше. Потому что сам он, бреющийся по утрам в ванной или храпящий на полу, на матрасе, являлся большим и ярким воспоминанием. Это называется «развод по-русски». Но прогнать супруга – было выше ее сил. И потом, всегда есть надежда, а вдруг… «Нет, к черту надежды!»– сославшись на головную боль, Матильда попрощалась с подругой. Потенциальный муж сосал молочный коктейль. И лицо его, заканчивающееся трубочкой, напоминало хоботок мухи. Муха плотоядно посапывала, нащупывая хоботком очередное лакомство. «Не хочу!»– прошептала Матильда, выходя на улицу, надеясь, что станет легче.

Легче не стало, но уличная суета немного отвлекла ее, поминутно обижая шариками-сердечками и плюшевыми медвежатами. На город нахлынуло полчище плюшевых медвежат: с розовыми ленточками, на розовых подушечках, парочками и по одиночке. Солнце внезапно скрылось, повергая город в сырую морось. Она нырнула в туман, что было неплохо, потому что опять вернулись слезы. Смешно, она столько плакала за последнее время, что, казалось, слез больше не будет. Глаза иссушило, на дне образовался песок, который мешал и кололся, просто не чем было плакать, но тут из какой-нибудь щели выползало воспоминание, пусть даже самое коротенькое, и слезы рождались снова, бесконечными потоками выплакивая его.

Матильда плыла в тумане, считая медвежат. «Пятнадцать, шестнадцать…двадцать….Если я сейчас увижу хотя бы еще одного медвежонка, меня стошнит!» Вместо медвежонка она увидела скрипача. Одной рукой он обнимал девушку, а другой – скрипку, прижимая обеих к груди. В его глазах читалось ожидание музыки, до надрыва, до плача. Скрипач поглаживал худенькую спину девушки, стараясь нащупать тревожными пальцами сквозь курточку, меж третьим и четвертым позвонком возлюбленной божественные звуки. «Вот! Вот! Сейчас!» Но звуки не нащупывались. Жалость к скрипачу, к самой себе мгновенно залила ту пустоту, что находилась внутри. Ей захотелось что-нибудь сделать, куда-нибудь броситься, закричать: «Да, любите же меня! Ну, хоть кто-нибудь!» А скрипач все обнимал и скрипку и девушку. На его разочарованном лице плескались отблески огней неоновой вывески. Матильда подняла голову. «Приют брошенных и разлюбивших!»

– У вас тут на вывеске ошибка. Должно быть написано не «разлюбивших», а «тех, кого разлюбили»?! – заявила она не совсем уверенно старенькому швейцару. Тот принял ее дубленку, улыбаясь:

– Нет, нет! Дело не в том, что Вас разлюбили и бросили, а в том, что Вы, Вы САМИ разлюбили.

Улавливаете разницу, дорогая Матильда!

– Чушь! – фыркнула она, – и откуда Вы знаете, как меня зовут?

– Так на Вас же, простите, написано!

И вправду, на стареньком свитере светились яркие буквы. Матильда прочитала свое имя.

– Проходите, проходите! Вас давно ждут!

– Меня?

– Именно Вас! Без Вас просто отказываются начинать!

Швейцар легонько подтолкнул ее к дубовой двери с позолоченной надписью «конференц-зал». Блестящая ручка с радостью поддалась. В битком набитом зале сидели мужчины и женщины всех возрастов, одетые весьма странно. На одних – деловые костюмы и рабочие комбинезоны, на других – домашние тренировочные штаны или вовсе халаты. И у каждого на спине или на груди – имя: Дарья Петровна, Анна, Семен Викторович, Олечка, Жорик…

– Садитесь скорее! Мы ждем! – попросил со сцены импозантного вида мужчина в костюме белее летних облаков.

– Но тут же мест нет!

– Шутите! Для Вас, милочка, всегда найдется местечко! Ну-ка потеснитесь, сердечные!

Народ потеснился, Матильда села между Семеном Викторовичем и Жориком.

«Итак, все в сборе! Мы начинаем. Сердечные мои! Всем вам давно стало понятно, что так больше продолжаться не может! Ну, не может…человек без любви! Так уж он устроен, таким его создал Господь,» – выступающий воздел руки к небу и одарил всех теплейшей улыбкой. Улыбался Семен Викторович, лыбился Жорик, Матильда и сама улыбнулась, тая от наступившего, наконец, покоя. «Но так уж произошло, что вас разлюбили, бросили… Случилась с вами такая неприятность. А вы сразу спасовали…» Семен Викторович вздохнул. «Опустились, озлобились. Некоторые даже за бутылку взялись…» В наступившей тишине громко икнул Жорик.

«Ну, нельзя так, нельзя! – выступавший погрозил в зал изящным пальцем, – Вы ведь созданы по образу и подобию Его! Вы ДОЛЖНЫ источать любовь и радость на земле! ДОЛЖНЫ любить всех и все вселенской любовью! И, поверьте, ваше чувство вернется к вам во сто крат!» Жорик толкнул ее локтем:

– Клево!

– А кто это?

– Амур!

– Так он же вроде маленький, голый и с крылышками!

– Вырос, постарел, – объяснила сидящая по другую сторону Семена Викторовича дама в халате, –

Взрослому голышом неприлично, вот и костюм выдали, а крыльев под костюмом не видать!

– Тише вы, мешаете! – зашикали на них со всех сторон.

Амур продолжил: «Очнитесь! Неужели вы всего лишь Его ошибка?! Но у Него не бывает ошибок!

Значит произошедшее с вами несчастье задумано. Оно необходимо вам для вашего же блага, для вашего духовного роста. Вот Вы, к примеру, Семен Викторович, выросли бы так, если бы Ваша жена не сбежала от Вас к молоденькому художнику, написали бы свое знаменитое полотно, которое выпрашивают сейчас парижские галереи?! А? Выросли бы?»

– Нет! – крикнул вскочивший сосед. А вокруг подхватили:

– Нет! Куда ему! Хрена бы он написал, а не полотно!

– Вот! – обрадовался Амур, – значит, эта потеря была просто необходима! А Вы, Матильда? Ну-ка, встаньте!

Матильда встала.

– Три месяца рыдаете как безумная! Так, почему бы, Вам не взять перо, бумагу и не сочинить нечто гениальное, бессмертное, статью, очерк или даже роман?

Матильда удивилась: «А действительно, почему?»

– Мир уже ждет от Вас, он предвкушает… Пути Господни неисповедимы. Откуда Вы знаете, что

Он Вам уготовил?! Вот Вы сейчас мне скажете, что в свои тридцать шесть, да с ребенком Вы никому уже не нужны?!

– Скажу! – осмелела Матильда.

– Не смешите меня! – Амур рассержено взмахнул руками, – Да сотни мужчин с радостью примут Вас и вашего ребенка! Примите?! – крикнул он в зал.