Душа Ужаса. Мозаика осколков души - Алия Якубова

Проснувшись, Щен уже чувствовал себя лучше. Во всяком случае, мог худо-бедно двигаться. В комнатах врачевателя сложно было определить время суток — единственное окно всегда занавешено тяжелым гобеленом. Но Эрн уже встал, а значит, время позднее, так как целитель не был ранней пташкой.

Стоило Щену сделать попытку встать, как на плечо легла тонкая, но удивительно сильная ладонь и уже такой знакомый, вкрадчивый голос проговорил:

— Не стоит. Полежи хотя бы сегодня.

— Что мне сломали на этот раз? — почти безразлично. Уж сколько травм было в его жизни.

— Ничего, но ты дважды кашлял кровью.

— Не помню.

— Не страшно. Но сегодня лучше отдохнуть, не вставая. И будешь пить отвар каждый переворот песочных часов. А к утру займемся твоими ушибами.

— Да… — Щена почти всю его сознательную жизнь учили переносить боль, но порой она была настолько сильной, что не просто лишала способности мыслить, но даже дышать и то становилось трудно.

Парень уже почти провалился в сон, когда Эрн мимолетной лаской коснулся его щеки и едва слышно проговорил:

— Бедный мальчик.

И Щену стало так хорошо… но одновременно защемило сердце от какой-то неясной тоски. Никто, кроме Эрна, никогда его не жалел.

На этот раз Щен провел у целителя больше недели. Порой парню казалось, что Эрн старается удержать его у себя как можно дольше, и эта мысль почему-то успокаивала. Хоть кому-то было дело до него самого.

Как-то так само собой получилось, что они стали подолгу беседовать. Эрн не просто лечил его, но и рассказывал чем и почему, справедливо полагая, что это может пригодиться в будущем.

Целитель медленно завоевывал доверие юноши, так что однажды Щен все-таки решился спросить:

— Зачем все это? Я непонятно кто при дворе. Не раб и не свободный. Так, животное на потеху.

— Нет, не совсем, — покачал головой Эрн, меняя повязку. — Ты — царский Пес, должен им стать.

— Почему?

— Жрица Судьбы сказала, что ты отмечен, что можешь стать царским Псом, вот он тебя и взял…

— Но что это значит? Как им стать?

— Царский Пес — это его главное орудие, верный страж и слуга. А как им стать… я не могу сказать, — Эрн отвел взгляд, и Щену показалось, что тот не может вовсе не оттого, что не знает.

— Значит, сейчас у царя нет Пса?

— Ты прав.

— А раньше были?

— Да.

— И что с ними стало?

— По-разному, — уклончиво ответил целитель. — Понимаешь, есть вещи, о которых лучше не говорить, так как на это наложен запрет.

— Понятно. Но… это тяжело, — вздохнул Щен, стараясь не замечать неприятных ощущений от манипуляций Эрна с его ранами.

— Я знаю. Поверь мне, я знаю, — с каким-то особым пониманием отозвался целитель, и их взгляды встретились. На миг парню показалось, что он просто тонет в этих серых глазах. Эрн опомнился первым. Мотнул головой, проговорив: — Извини.

Щен так и не понял, за что тот извиняется, но спрашивать не решился. Он потом еще пытался завести разговор на эту тему, но как-то не получилось, хотя парень не мог утверждать, что Эрн как-то уклонялся от разговора или насторожился. Целитель по-прежнему относился к Щену очень доброжелательно, как никто в замке.

Валяясь в кровати в ожидании выздоровления, Щен ни раз и не два прокручивал в голове их с Эрном разговоры, выстраивая буквально по крупицам мозаику своей жизни и уготованной ему участи.

Именно Эрн помог хоть что-то понять, разобраться в своей судьбе, почему его так старательно учат воинскому искусству. Но только на этом дело не остановилось. Тренировки тренировками, но царь начал требовать результатов.

Глава 3

Щену едва минуло пятнадцать, когда его впервые заставили убивать. Он ощутил, каково это, когда меч вспарывает грудную клетку, кровь хлещет фонтаном, а живой человек становится лишь трупом. Первая кровь. Щен далеко не сразу осознал, что это значит. А осознав, едва не пришел в ужас. Но когда против парня снова выставили поединщика, и царь приказал: «Убей!», Щен подчинился.

Этого-то царь и добивался. Опытный воин и стратег, он тщательно раззадоривал жажду крови у своего питомца. И Щен вошел во вкус, еще как. Он и раньше не придавал жизни особой ценности, а уж теперь и подавно. Убивал легко, непринужденно, ничего не чувствуя при этом и не делая особой разницы между теми, кого лишает жизни. Убивал быстро или долго — как приказывали. В бою, где он неотступно сопровождал царя, в поединке, или по приказу. Но действовал не по собственной воле, а по воле царя.

После первого убийства Щен получил первый «подарок» царя. Он отселил питомца в отдельные «покои» в преддверье своих — крохотную каморку даже без окна, где почти ничего, кроме узкой кровати, и не помещалось. Но и это казалось Щену шикарным, он даже не задумался, что подобный дар может быть вовсе не бескорыстным, что царь просто счел излишне опасным дальнейшее столь близкое соседство.

Да, Щен стал силен, безжалостен и беспощаден, но все еще боялся царя и покорялся ему. Служил. В парня, как в собаку, вбили понятие «хозяин», а также преданность и осознание того, что он в полной власти царя. Сам Щен предпочитал не задумываться об этом.

Новый виток судьбы не означал, что Щен перестал попадать к врачевателю. Эрн лечил раны, полученные в боях и схватках и очередные последствия «наказаний». Последних стало меньше с некоторых пор, но они приобрели большую жестокость. Словно каждый раз царь старался выбить все сомнения относительно того, кто тут хозяин.

А Эрн раз за разом выхаживал Щена, словно для врачевателя не было безнадежных случаев. И не просто выхаживал, но и разговаривал, утешал по возможности. Наверное, он был единственным, кто осмеливался обнять Щена и крепко держать, успокаивая, если того били судороги или лихорадка. И эти прикосновения рождали в парне щемящую тоску, но, ни за какие сокровища мира он бы не отказался от них.

Иногда Щену казалось, что за всем этим скрывается нечто большее, но он не понимал, что именно. А едва ему исполнилось шестнадцать, как царь завел новую «традицию». Как только Щен возвращался от Эрна, ему в каморку приводили женщину для утех.

В первый момент парень даже испугался, и девице пришлось все взять в свои руки. С самого детства Щен не знал ни ласки, ни нежности, в него вдалбливали лишь жестокость, и нет ничего удивительного в том, что и в этом деле чувств не было, лишь звериная похоть и очередное подчинение желанию царя.

Со всеми этими женщинами Щен делал то, что от него ожидали, не зная другого обращения, и не понимал, что постепенно у него что-то умирает внутри. Его личность, чувства, желания — безжалостно уничтожались воспитанием царя.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});