Маленький Барон - Вова Рекс

мозгом? — надавил Волшебник.

— Ты решил поиграть со мной в экзаменатора? — Понимая, что лучше ответить, я продолжил: — Там кровь — у пациента контузия. Причём контузия слева настолько сильная, что здесь явный разрыв лобной доли. И эта часть мозга была разрушена. А справа тоже контузия, но не такая сильная.

— И? Ты будешь его спасать?

— Ты сейчас серьёзно⁈ — развёл я маленькими ручками. Но, не получив взаимного одобрения, добавил: — В общем, сперва пациент мог говорить, так что теоретически он может быстро пойти на поправку. НО! — повысил я голос. — Иногда с некоторой задержкой развивается такое вот интрапаренхиматозное кровоизлияние, да и на снимке отчётливо видно, что мозг слишком сильно поврежден. Так что с обеими раздробленными лобными долями у него нет ни малейшего шанса. Если я проведу операцию, чтобы остановить кровотечение, то он, может, и выживет, но на всю жизнь останется безнадёжно парализованным, потеряет дар речи, а также, вероятно, столкнётся с ужасающими изменениями личности. Если же не оперировать, то он быстро и мирно умрёт.

— То есть ты выбираешь смерть своего первого пациента? — начал подкалывать меня незнакомец, ставя в тупик.

— Нет, я всем сердцем и душой хочу, чтобы он жил. Но я прекрасно понимаю, что без нужной практики и такая первая операция — уж нет, извините. Я такое не смогу осилить. Плюс нет анестезиолога… хотя бы его, чтобы контролировать процесс. Ладно там ординатор и медсёстры. Есть хотя бы оборудование за твоей спиной. Но всё равно — я один такое не «прооперирую» при всём моём желании. И самое главное — я не хочу, чтобы мой первый пациент потом мучился. Врагу такого мучения не пожелаю, даже если всё пройдёт идеально. Он же овощем будет.

— Верно. Но зато живым.

Меня чуть не пробрало на слезу. Тут ещё Рыжик вылез из рубахи и мяукнул. Незнакомец сразу же создал в воздухе сметану и накормил котейку, за что ему плюс в карму.

— Знаешь, старик, я всё понимаю, и спасибо за Рыжика, но я не готов делать из человека овоща, зная, что через некоторое время он попросит эвтаназию, которая, между прочим, запрещена в моей стране.

— Но ведь ты же теперь в другом мире.

Этот гад пытался меня довести. Я же пытался сдержаться, чтобы не пришлось наблюдать ещё одну томографию с повреждениями черепа. Хотя конечно, я бы ничего не смог сделать незнакомцу. Признаюсь, я и не желал ничего ему делать. Всё, чего я хотел, это чтобы он понял меня и мой выбор.

— Что ж, родственники наверняка захотят, чтобы ты сделал всё, что в твоих силах, — закончил незнакомец.

Я подошёл к пациенту. Сжал свои маленькие кулачки.

— Знаешь, решение родственников будет целиком и полностью зависеть от моих слов. Если бы я был сейчас в больнице и у меня были бы помощники, то я бы перед операцией подошёл к родственникам и мог бы сказать им: «Мы можем прооперировать пациента и удалить повреждённую часть мозга, тем самым сохранив ему жизнь». И да, семья моего пациента обязательно захочет, чтобы я и моя команда оперировали их родственника. Но я не такой. Я бы подошёл и сказал им: «Нет практически никаких шансов на то, что после операции он вернётся к полноценной жизни. Он на всю жизнь останется парализованным инвалидом. Захотел бы он так жить?» Уверен, родственники, скорее всего, ответят совершенно иначе.

— Что ж, я тебя понимаю.

— Хочу заметить. Когда у меня не получилось стать архитектором и я пошёл в армию, мои мозги резко поменялись. Я вспомнил про дедушку, который был нейрохирургом. Может, не мирового уровня, но людей в нашем городе он спас много… очень много, — начал я. — Так вот, дедушка всегда спрашивал родственников пациента: «Любите ли вы его настолько, чтобы ухаживать за парализованным инвалидом до конца его дней?» И у родственников не оставалось выбора. Хотя да, они всё равно по инерции выбирали любовь и дедушка зачастую, хоть сам того не хотел, проводил операцию и спасал человеку жизнь, оставляя его овощем до конца его дней. А потом мне дедушка рассказывал, мол, идёт он по улице и видит своего пациента, которого спас пару лет назад. И в этот момент дедушка понимал, что операция была чудовищной ошибкой.

— Это печально слышать.

— Именно. Но ты делаешь всё возможное, чтобы я тебе здесь открыл своё сердце. Однако делаешь ты это без уважения.

— Возможно, — улыбнулся незнакомец так, словно его вообще не беспокоил пациент. Ну либо он знал что-то, чего не знаю я, поэтому вёл себя вызывающе. — А ещё твой дедушка сказал тебе, что в какой-то момент стал отказывать родственникам его пациентов, потому что не хотел видеть овощей, которые мучаются до конца своих дней с дикими болями и уродствами. Твой дедушка сказал тебе, что его намного меньше стало беспокоить возможное осуждение со стороны окружающих. И именно это он пытался тебе донести. Предупредил, что если ты когда-нибудь захочешь стать нейрохирургом, то сразу же отказывайся от любых операций, которые превратят твоего пациента в нечто противоестественное, о чём ты будешь жалеть всю свою жизнь. И ты это хорошо запомнил.

Во время этих слов у меня дёргались не только маленькие ручки, но и глаза… даже ноги подкашивались. Я не мог спросить у незнакомца, кто он такой на самом деле и откуда знает всю мою жизнь. Я даже начал думать, что он тот самый парень с Неба, в которого я никогда не хотел верить.

— К-кто ты? — шёпотом спросил я, так как добавить децибел физически не получалось.

— Я тот, кто хочет, чтобы ты посмотрел иначе на нейрохирургию и в целом на врачевание. — После этих слов незнакомец поднял правую руку вверх и распылил над собой пятиконечную изумрудную звезду.

Когда пыльца окутала пациента, он встал. Мужчина лет сорока стоял на своих двух и со слезами смотрел на меня, а я с мокрыми глазёнками смотрел на него. А чтобы меня добить окончательно, незнакомец восстановил ушко Рыжика, которое местные хулиганы «царапнули» гвоздём. И мои окровавленные