Держава - Евгений Васильевич Шалашов

с Кутеповысм нужно провести беседу. Поделиться, так сказать, опытом. Да и в свои руки пора брать порядок. А то следующий такой раз, вполне может оказаться последним.

Эх, всё сам…

Вот, кстати, что это за фрукт с револьвером? По идее его и допросят и отчёт мне принесут, но руки чешутся провести допрос самостоятельно.

Но в целом, всё так как и должно быть. Неизвестного террориста скрутили и куда-то увезли, а юному императору следует проводить в последний путь почившего в бозе предка, что означает, что мне положено чинно стоять у гроба, слушать литию, принимать, вместе с «тетушками» и «матушкой», соболезнования от двух сотен почти неизвестных мне лиц, среди которых и наши князья с графьями, бородатые дядьки купеческого обличья, люди ученого вида, а ещё уйма дипломатов, представляющих иноземные державы. Наверное, кому-то положено подсчитать — сколько венков возложат к могиле Николая Второго, кто из королей первым направил телеграмму с выражением соболезнования, а кто пренебрег выражением скорби.

И вроде я делаю то что должен. Место и время неподходящие. Но меня уже все достало! И церемонии, и мундиры, и постные лица. Не будь я царем, сам уже устроил бы революцию. По крайней мере, беззаботность служб безопасности этому только поспособствовала бы.

Чувствую, что еще двадцать минут, и начну строить вполне реальный план по собственному свержению…

Ох, надо отвлечься и подумать о чём-то другом.

Я бросил взгляд на пол Петропавловского собора Интересно, а как же производились работы? Чтобы вырыть могилу для покойного императора, требовалось вытащить несколько каменных плит, а уже потом копать. Плиты то здесь наверное здоровенные…

Я старался соблюсти выражение лица, соответствующее моменту, и изо всех сил старался не зевнуть.

Спустя минуту нашёл вполне интересное занятие. Я то и дело бросал взгляды на своих «родственников». Кажется, скорбь в них была, но какая-то ненатуральная. Будто театральную труппу набрали.

К слову, в той жизни у меня имелись родственники, умершие от рака. Я хорошо помню измученные взгляды их близких, а потом, после смерти, в их глазах читалось облегчение. Николай Александрович был немолод, а его болезнь, с которой не справлялась ни магия, ни медицина, постоянно причиняла ему боль. А ведь император, чтобы сохранить ясность мысли, в последнее время отказывался принимать болеутоляющие средства.

А скорбел ли я сам? Безусловно, «родственных» чувств к усопшему государю я не питал, но некоторые симпатии возникли. Более того, он здесь был единственным человеком, который знал, если не всю, то хотя бы часть правды обо мне.

Но самым неприятным или, скорее досадным, для меня оказались взгляды, что украдкой бросала на меня Ольга Николаевна. Если сначала я не придавал этому особое значение, просто времени подумать не было, то позже, это начало вызывать серьёзную тревогу. Разумеется, старшая дочь покойного императора скрывала свои чувства и вынуждена была держать лицо, но… А что если она уже догадалась, что я не тот, за кого себя выдаю?

С каждым пойманным на себе взглядом, я всё больше погружался в эти мысли. Уж лучше бы о перевороте думал.

На каком-то моменте, разыгравшаяся паранойя достигла пика, и я решил наложить на себя личину наследника. Не того, кто лежал в это время в тюремной больнице в десяти минутах езды отсюда, а того, с кем я встретился в странном мире, где можно пообщаться как с ещё живыми, так и с ушедшими. Вроде бы, зачем мне это делать, если я и так точная копия Александра, но, тем не менее. Судя по округлившимся глазам матери настоящего Александра Борисовича, мне это удалось, хоть легче и не стало. Кого я обманываю? Мать всегда узнает своего сына под любым обличьем и, напротив, отличит чужака, принявшего лик родного человека.

— Ваше величество, вы должны первым, — услышал я шепот, потом ко мне прикоснулась чья-то рука, пытавшаяся вложить нечто в мою ладонь. Я чуть было не вздрогнул и не отдернул руку, но вовремя понял, что в мою длань вкладывают горсть земли, чтобы я первым бросил ее в разверзнутую могилу.

Отдав последний долг и, осенив себя крестным знамением, я отошел в сторону, чтобы не мешать остальным проститься с государем.

Заметив неподалеку Семена Пегова, я переместился к нему, стараясь двигаться как можно незаметнее… Хотя какая тут незаметность. все взгляды скрещены на мне.

— Семён, а где злодей? — спросил у того вполголоса. Не знаю, нарушил я что-то но мне сейчас просто необходимо на что-то отвлечься.

— Отвезли на Гороховую. — так же шёпотом ответил Пегов. Я заметил, что он старается не шевелить губами.

Что там у нас на Гороховой? А, так там расположено Охранное отделение. От Петропавловки до туда два шага.

Оглядевшись, нашёл глазами какого-то придворного чина, по краповой повязке которого можно было судить, что он в составе распорядителей, занимающихся организацией похорон. Убедившись что он тоже поглядел на меня, махнул ему рукой. мол: подойди.

Тот не без достоинства приблизился и слегка поклонился.

— Что у нас дальше планируется? — спросил я.

— Через три часа поминальный обед, — снова поклонился тот.

— А до обеда будет что-то?

— Так, прощание и будет, — пояснил тот.

Ага, имеется ещё целых три часа.

— Едем, — решительно кивнул я Пегову, хоть и говорил вполголоса.

— На допрос? — его брови приподнялись.

— Куда ж ещё, — снова кивнул я.

— А как же?.. — начал было он, но я тут же его оборвал, повторив:

— Едем.

Мы неспешно двинулись к выходу. Я старался не обращать внимания на взгляды, и вёл себя так, будто всё и планировалось подобным образом.

Ко мне двинулся какой-то усатый толстяк и попытался было мне что-то сказать (видимо, я теперь должен стоять и принимать соболезнования), но я лишь отмахнулся и прибавил шаг.

Выйдя из Петропавловского собора, вдохнул полную грудь воздуха, пытаясь очистить легкие от духоты и запаха ладана, спросил:

— А где наш автомобиль?

— Автомобиль? — растерянно переспросил Пегов. — Так ведь движение-то сегодня остановлено, я машину у Зимнего оставил.

Если бы это был не Пегов, обматерил бы, честное слово.

— Семен Иванович, а как я обратно должен возвращаться?

— Так вроде бы, вы в карете должны быть, с вашей матушкой. А мы, пешим ходом, следом за вами.

Не разговаривая больше, я отправился к выходу из крепости. По дороге меня сразу же взяли «в коробочку» ребята из охраны. Вот молодцы, исправляются. А я на них бочку катил.

Выйдя за стены, увидел припаркованный автомобиль, возле которого суетился некий субъект в вицмундире чиновника средней руки. Интересно, почему же для всех движение закрыто, а для него открыто?

— Берем, —