Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - Гарднер Дозуа

Сиделка помогла мне выбраться из резервуара, протянула полотенце и халат, но я продолжала молчать. Я знала, что она ждет, чтобы я завернулась в халат, но мне так этого не хотелось. Меня раздражало прикосновение к телу любого материала. С большой неохотой я все же надела халат. Босые ноги чувствовали прохладу бетонного пола.

Всегда, чтобы пообщаться с доктором Родесом, я возвращалась в свое физическое тело и всегда чувствовала себя при этом очень странно. Тело было тяжелым и неуклюжим, руки меня не слушались, так что даже надеть халат было довольно трудно. Кири дала мне стакан воды. Когда я выходила из резервуара, мне всегда хотелось пить.

На острове я была сильной. Мой робот мог мандибулами расщеплять кокосовые орехи, мог ходить по дну океана.

В физическом теле я была маленькой девочкой, худенькой двенадцатилётней девочкой. Моя мама была библиотекарем, папа — программистом. Он звал меня Маленький профессор. Я была частью программы, которую доктор Родес называл «терапевтическим вмешательством».

Мне больше нравилось находиться в роботе.

Из коридора донеслись голоса, люди смеялись и разговаривали друг с другом, кто-то шел по холлу. Обутые в кроссовки люди направлялись в кафетерий, в гимнастический зал, в спальные комнаты. Там они спят в настоящих кроватях. Все эти люди работают на горнодобывающую компанию «Атлантис». Они не являются частью экспериментальной программы. Все они обычные нейротипичные люди.

Кири провела меня по холлу.

— Мы идем не в ту сторону, — сказала я, когда мы свернули по коридору налево.

Кабинет доктора Родеса был направо.

— Сегодня мы идем в другой кабинет, — ответила она.

В этом другом кабинете на потолке жужжали лампы дневного света. Я видела, как они мигают. Когда-то папа говорил мне, что лампы дневного света мигают шестьдесят раз в секунду, потому что электрический ток шестьдесят раз в секунду меняет свое направление. Еще он сказал мне тогда, что большинство людей этого не замечает. Сам он замечал, но его это не раздражало.

А меня раздражало.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть, как мигают лампы, но от шума никуда не деться. Лампы жужжат словно пчелы, словно надо мной проплывает стайка ярких рыбок, как тогда, когда я поднималась со дна океана.

Я слышала, как повернулась дверная ручка, а когда открыла глаза, передо мной стоял доктор Родес. Он был высоким мужчиной с коричневыми волосами, всегда в белом халате.

— Привет, Анни, — сказал он. — Рад тебя видеть.

— Я тоже, доктор Родес, — ответила я.

Доктор Родес научил меня, что на приветствие людей полагается отвечать так же. Он улыбнулся.

Я закрыла глаза и сказала ему с закрытыми глазами:

— Мне нужно вам кое-что сообщить. На берегу…

— Погоди, Анни, — прервал он. — Почему ты закрыла глаза?

— Мне не нравятся эти лампы, — ответила я. — Они мигают и жужжат.

— А если не закрывать глаза, как еще ты могла бы забыть про них? — спросил он.

Я начала раскачиваться, меня это всегда успокаивало и отвлекало от внешних раздражителей. Правой рукой я обхватила левый локоть и сжимала его в ритм раскачиваниям. Это тоже очень помогало.

— Хочешь, я выключу свет, Анни? — спросил он, и неожиданно ужасное жужжание прекратилось. В комнате стало совсем тихо, если не считать слабого шума кондиционера. Словно кто-то скребет малюсенькими коготками по камню.

— Открой глаза, Анни, — попросил доктор Родес.

Я открыла глаза. Свет в комнату проникал через открытую дверь из холла и еще через окно. Лампы в холле тоже мигали, но они были далеко и не так раздражали меня.

— Молодчина, — сказал доктор Родес. — Так что ты хотела мне рассказать?

Шум кондиционера усилился. Коготков стало больше, и все они скребли по камню. Это напоминало мне те ощущения, которые я испытывала от соприкосновения кожи с махровым халатом. Все кругом скребется, скребется, скребется. На секунду я забыла, что должна была сказать ему, я вся сосредоточилась на халате и своей коже, на шуме кондиционера.

Но забывать было нельзя. Я продолжала раскачиваться, а тем временем припоминала все подробности, которые могла рассказать доктору Родесу. Так трудно выбрать, что нужно говорить, что нет; все казалось мне важным, а шум кондиционера мешал сосредоточиться. Я вспомнила лодку мужчины, пробоину в ее корпусе, вспомнила самого мужчину, он лежал на песке и рассказывал мне о Золушке.

— Вы знаете сказку о Золушке? — спросила я у доктора Родеса. Я смотрела на руки и пыталась сосредоточиться.

— Да, Анни, знаю.

— Ну так вот, на моем острове…

— Ты можешь смотреть на меня, когда говоришь, Анни? — спросил доктор Родес. Говорил он тихо, из-за кондиционера я едва-едва слышала его.

— Я хотела сказать вам, что на моем острове… — сказала я громким голосом, чтобы он меня услышал наверняка, но не смотрела на него. Я вся сосредоточилась на том, что мне нужно сказать.

— Смотри на меня, Анни. Помни, ты должна вести себя адекватно.

Я посмотрела на него.

— Хорошо, — промолвил он. — Когда люди смотрят друг другу в глаза, это считается адекватным поведением.

Я смотрела на доктора Родеса, губы у него шевелились, и это настолько отвлекало меня, что я уже забыла о том, что должна сказать. Я снова перевела взгляд на свои руки, тут же вспомнила, что должна смотреть в глаза тому, с кем говорю, и поспешно взглянула на доктора Родеса.

— Ты умница, Анни, — похвалил он меня.

Хотя сам он не все время смотрел мне в глаза, постоянно переводил взгляд с одного предмета на другой — то смотрел на меня, то вверх или вниз, потом снова на меня. Брови у него тоже при этом двигались, мне трудно было смотреть на все это, но я знала, что он хочет, чтобы я смотрела на него. И хотя я не могла одновременно смотреть на него и думать, я все же делала так, как он требовал. Мне так хотелось снова оказаться в своем роботе, чтобы просто отключить визуальные рецепторы. Я даже пыталась расфокусировать взгляд, но все равно передо мной стояли его движущиеся брови.

Именно так нейротипичные люди разговаривают друг с другом. Они смотрят друг на друга, потом переводят взгляд на что-то другое. Если я буду неотрывно смотреть на доктора Родеса, он скажет мне, что это неприлично. Нейротипичные люди не пялятся друг на друга, они смотрят. Все это так сложно, словно танцуешь какой-то запутанный танец. Посмотри наверх, в сторону, улыбнись, моргни — все это для них очень существенно.

Но я этот танец не понимала. Я спрашивала маму, зачем люди смотрят друг на друга, но она не сумела мне этого объяснить. Она не смогла научить меня сложному танцу взглядов, которым пользовались нейротипичные люди. А доктор Родес хочет, чтобы я смотрела ему в глаза.

— Что ты хотела рассказать мне, Анни? — спросил доктор Родес.

Я забыла, я следила за тем, как шевелились его губы, как двигались глаза.

— В последний раз ты рассказывала мне о крабах на берегу, — сказал он. — На берегу еще есть крабы?

— Да. — Я продолжала раскачиваться и думала о том, чтобы смотреть доктору в глаза.

— Можешь рассказать мне о крабах и смотреть при этом прямо на меня? — спросил доктор Родес.

Я попыталась. Мне удалось рассказать ему, что у некоторых крабов была одна большая красная клешня, которой они беспрестанно размахивали.

Доктор Родес пояснил мне, что это крабы-скрипачи, что у самцов крабов имеется большая красная клешня, с помощью которой они подзывают самок и отпугивают других самцов. Еще он рассказал, что изучал в университете биологию и много занимался именно крабами, а уж только потом стал детским неврологом.

Он расспрашивал меня о крабах, а я старалась на все ответить, хотя мне очень мешал шум кондиционера и то, что приходилось смотреть на подвижное лицо доктора.

Наконец он сказал, что мне пора идти в гимнастический зал, наша встреча закончена. В течение сорока пяти минут я занималась на тренажере, потом сорок пять минут плавала в бассейне, а затем вернулась в свой резервуар и проспала там всю ночь.

Доктор Родес

Ее отвлекали лампы на потолке. Он совсем позабыл о них. Обычно он встречался с Анни в своем кабинете, там секретарь заменил потолочные лампы дневного света на напольные лампы накаливания. Они давали более теплый, уютный свет. Но сегодня в его кабинете чинили кондиционер, и ему пришлось перенести встречу с Анни в один из конференц-залов компании «Атлантис».

И все же он считал, что его оплошность помогла ему в данном случае кое-чему научить Анни. Он дал ей возможность ясно высказать то, что она чувствовала.

Ему казалось, что проект идет успешно. В течение последующего месяца он проведет оценку того, как время, проведенное Анни в одиночестве в теле робота, сказалось на ее способности взаимодействовать с людьми, находясь в собственном физическом теле. Он был доволен тем, что Эрик Вестерман, президент компании «Атлантис», предоставил ему возможность изучить терапевтический потенциал телеприсутствия.