Из Рима в Иерусалим. Сочинения графа Николая Адлерберга - Николай Адлерберг

Но прежде, чем доберется до Пирея, пароход на пути своем бросает якорь на полчаса около местечка Вострицы, для принятия пассажиров из окрестных жителей, собирающихся в Афины. Место это замечательно лишь по значительной торговле жителей изюмом и коринкой: говорят, что отсюда вывозится в год до четырех миллионов пудов этого продукта. Близь взморья издали указали мне на платановое дерево необыкновенного размера: меня уверяли, что оно в окружности почти сорока фут. Это, если хотите, очень похоже на римский огурец Ивана Андреевича Крылова; да и я того же мнения: я сам дерева не мерил, хотя толщина его и показалась мне действительно гигантской. Влево от Вострицы видны были берега города Лепанта. Я не сумею описать восхитительную в этот день прозрачность воды небесно лазурного цвета; не спуская с нее глаз, я при этом случае увидел так называемого морского полипа необыкновенной величины – странное явление подводного царства животных! Это отвратительное существо, белое, полупрозрачное, вовсе непохоже на животное; не имея никакой постоянной формы, оно изменяется беспрестанно: то, свертываясь в полужидкий комок, походит оно на какую-то лепешку, то, распуская множество продолговатых оконечностей, принимает вид огромного паука; нельзя распознать ни головы, ни других частей тела, а потому с первого взгляда я принял это чудовище за кусок плавающего в воде сала или жира, выброшенного за борт. Говорят, опасно дотрагиваться до морского полипа, ибо наружная слизь его причиняет зловредную сыпь на руках.

После шестичасового хода мы остановились у берегов местечка Лутраки. В весьма близком расстоянии отсюда находятся развалины древнего Коринфа. Город выстроен у подошвы горы, на которой, по рассказам, умер Диоген. На вершине горы видны еще развалины древнего укрепления. Здесь мы распростились со своим пароходом «Архидука Лодовико» и в шарабанах, в сообществе англичан и американцев (я был сам-двенадцать), стрелой помчались через Коринфский перешеек до местечка Каламаки, где ожидал нас пришедший из Афин другой, австрийский же, пароход «Граф Коловрат». Погода была превосходная, местоположение очаровательное, и мы совершили этот переезд весело, скоро, без забот и без всяких приключений. Езда греческих почтарей в этом месте очень напоминает обыкновенный способ езды по Финляндии и по северовосточным нашим губерниям: лошади лихо несутся во всю прыть, с размаху взбираются в гору и как бешенные скачут под гору. Тормозить колеса считают здесь излишним.

В Каламаки несколько утомительна проволочка, причиняемая нагрузкой пассажирского багажа на новый пароход; это тем неприятнее, что на берегу моря, посреди чистого поля, под знойным небом, вся проделка происходит в одиноком деревянном доме, удаленном от всякого другого жилья и более похожем на сарай, нежели на дом.

«Граф Коловрат» принял нас на свою палубу, запыхтел, завертел колесами и, выбрасывая грязные облака дыма, направился к столице юного королевства.

Появление новых лиц на пароходе повлекло за собой новые знакомства. Серьезные разговоры сменялись пустой болтовней. Там толковали о волнении в целой Греции и об открытом накануне заговоре в Патрасе; здесь спорили о том, какой цвет более к лицу рыжей блондинке, зеленый или лиловый; в третьем месте какой-то француз нес напыщенный вздор о египетском типе коптов и о коренных обитателях Нубии, из которой он только что возвратился; а тут, рядом со мной, madame S… вступила с маркизом де-Буа-Гильбером, изучавшим Грецию, в ученый диспут о том, на основании каких нравственных, политических и географических данных нынешние греки не могут походить на древних, доблестных и поэтических греков, между тем, как настоящий нынешний грек, кавалер madame S…, стоял тут же и, слушая этот разговор, только похлопывал глазами.

Все были заняты жаркими разговорами, и мы не заметили, как очутились в Пирее. Часовая стрелка показывала восемь часов, когда пароход остановился. В ту же минуту его окружили мелкие суда для перевозки пассажиров на берег. Все засуетились, все торопились скорее съехать с парохода, всякому хотелось быть первым – и первым никто не был, потому что из-за темноты никто не мог ни отыскать, ни распознать своих вещей. Произошла страшная суматоха; поднялся невыразимый шум и гам, и беспорядок сделался общим.

Я стоял посреди палубы, за рядом более хладнокровных пассажиров, облокотившихся на перила борта, и ждал окончания этого хаоса.

Вся даль погружена была в полумрак. В воздухе носилась духота и предвещала грозу; над нами, действительно, нависли грозные тучи и разостлались по небу черными, как смоль, покровами.

Почти рядом со мной стояла моя новая знакомка-страдалица со своим преданным негром, а там, подальше – madame S… с красивым греком, который, как я теперь только узнал, был законным супругом отчаянно влюбившейся в него и теперь так сильно горюющей женщины. Яркая молния неожиданно блеснула сквозь черные тучи и озарила общую картину в ту самую минуту, когда неверный муж поцелуем объяснялся в любви ветренной madame S…, которую держал в своих объятиях. Несчастная, так бессовестно оскорбленная жена залилась слезами.

После этого происшествия, я встречал супругов раза два в Афинах. Ловкий грек по-прежнему разгуливал с madame S…, а покинутая жена по-прежнему безутешно горевала.

Разумеется, семейное горе отразилось и на маленькой дочери охладевших друг к другу родителей: ни отец, ни мать не ласкали ее, даже вовсе не занимались ею; вчуже больно было глядеть на это несчастное дитя, когда оно играло в кухне гостиницы с поваренками – и больно было не оттого, что ребенок окружен был простолюдинами, ибо теплое сердце и христианские чувства можно найти во всех сословиях, а оттого, что, не зная ласк родительской любви, не состоя под попечительным надзором родного отца и родной матери, он был предоставлен совершенно произволу судьбы. Какую же участь готовила слепая судьба этой забытой и забитой девочке?

В Пирее мы выгрузились, разместились по экипажам, заранее бывшим уже наготове, благодаря распорядительности общества пароходства австрийской компании Ллойд (Lloyd Austriaco), полчаса провели в дороге и часов в девять вечера прискакали в Афины.

По необыкновенному стечению путешественников, мы не нашли уже ни одного места в лучшей тамошней гостинице «Hôtel d’Orient» и принуждены были остановиться в «Hôtel d’Europe», содержимой хоть и хорошенькой неаполитанкой, однако же довольно дурно.

Глава II

АФИНЫ – СРАВНЕНИЕ ПРОШЕДШЕГО С НАСТОЯЩИМ – ИСТОРИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ – ВЗГЛЯД НА ДРЕВНИЙ ГОРОД – АКРОПОЛИС – ПАРФЕНОН – ПРОПИЛЕИ – ПАНТЕОН – ГЛАВНЕЙШИЕ ПАМЯТНИКИ ДРЕВНОСТИ – ХРАМ ЮПИТЕРА ОЛИМПИЙСКОГО. – АРЕОПАГ – ДРЕВНИЕ И НОВЫЕ АФИНЫ – КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ – КОРОЛЬ И КОРОЛЕВА – ПАЛАТА ДЕПУТАТОВ