Очаровательные глазки. Обрученная со смертью - Виктория Руссо

Акулина предано кивнула и поплелась к усадьбе. Ее охватило какое-то странное волнение, впервые за много лет она чувствовала, что после посещения гробницы ее жизнь изменится, но… не в лучшую сторону.

Вечер перед ограблением выдался необычайно теплым и приятным. Акулина обмахивала Анну Павловну веточной березы, отгоняя ненавистных ей комаров, и тихо мурлыкала старый романс:

— Очаровательные глазки… очаровали вы меня… В вас много жизни, много ласки…

— Анна! — воскликнула хозяйка усадьбы, кутаясь в плед. — Как можно петь такую пошлость?

— Моя мать пела мне перед сном эту песню, — извиняющимся тоном произнесла Акулина. Мысли ее были неподалеку — возле лесной опушки, в старой усыпальнице, где ей предстояло «свидание» с прогнившим трупом.

— Мать пела тебе песню со столь сомнительным содержанием? Мне жаль тебя, девочка! Очарование глазок — сомнительная радость, и вряд ли приведет к достойному финалу.

— Уж не к замужеству точно! — хихикнул Никифор Иванович, скрипнув своим креслом. Акулина услышала неприятный подтекст в этой фразе и очень сильно разозлилась. Ей стоило усилий, чтобы не одарить развеселившегося мужчину ответной колкостью. Сделав несколько глубоких вдохов, мошенница произнесла почти доброжелательно:

— Я заварила чудесный чай. С душицей и еще пару трав добавила. Днем была в лесу и кое-что подсобрала.

— Из твоих рук — хоть яд! — отшутилась Анна Павловна.

Пожилая дама поправила белый накрахмаленный чепец, в который по сложившейся традиции обряжалась каждый вечер и покорно кивнула.

— Спать будете крепко! — пообещала Акулина.

Со сном в последнее время у хозяйки поместья были сложные взаимоотношения. Поводов к беспокойству у пожилой дамы, ведущей размеренный образ жизни в тихой провинции вдали от городской суеты, не было, однако многие ночи она не смыкала глаз и, глядя в потолок, размышляла о различных глупостях. Ночи казались слишком длинными, и к утру она оказывалась истерзанной тяжелыми думами и уставшей. Акулина предпочитала крепко спать в темное время суток (за исключением тех ночей, когда приходилось грабить людей, которым она прислуживала), однако не раз скучающая Анна Павловна приходила в спальню служанки, будила ее и требовала развлекать.

— Чай остынет! Вы ведь предпочитаете горячий, Анна Павловна, — Акулина поторапливала хозяйку поместья. Где-то закричал филин, и хозяйка поместья встрепенулась:

— Молчал столько лет и на тебе! Не к добру кричит!

— Вот и перед смертью тетки кричала птица! — подхватил Никифор Иванович.

— Откуда вы знаете, что филин кричал перед смертью вашей тетки? Вас тогда еще даже на свете не было! — еле слышно уточнила Акулина, сердце ее сжалось от беспокойства, и она уставилась в темноту пустым взором.

— Земля слухами полнится! — недовольно пробурчал пожилой мужчина.

Акулина испугано вслушивалась в ночные звуки природы и ощутила, как неприятный холодок щекочет ее внутренности.

— Помоги же мне, глупая? — прокряхтела Анна Павловна, пытаясь выбраться из кресла-качалки.

Примерно через час в доме была гробовая тишина — все спали, напившись душистого отвара. Акулина забрала свои вещи и поспешила покинуть дремотное царство. На улице было темно, словно кто-то нарочно погасил звезды не желая освещать дорогу девице.

— Тьма есть не что иное, как отсутствие света, — прошептала девица с опаской, до склепа она добиралась почти наощупь.

— Вы не спешите, мадмуазель! — насмешливо воскликнул Василий, затягиваясь папироской, и добавил, указывая на темную дыру — вход в гробницу: — Милости просим в заупокойный мир!

Акулина не торопилась войти в жуткое и тесное помещение и, сложив руки на груди, дождалась, пока бесстрашный человек досмолит свою сигарку и первым войдет в логово «богатой» покойницы.

Глава 3

Невеста для «дьявола»

На следующий день после ограбления Василий на пару с любовницей вернулись в петербургскую квартирку, в которой хранились их немногочисленные пожитки. Акулина молчала всю дорогу, на вопросы отвечала кратко и сухо. Молодой мужчина понимал, что его впечатлительная барышня никак не может забыть откатившуюся голову в гробнице, но обсуждать этот неприятный нюанс не желал. Он предвкушал веселые деньки после того, как продаст добытые рубины и об этом были все его мысли.

— Может нам перебраться из этой коморки в жилье попросторнее? И входить через парадную, как люди, а не через черную лестницу, пахнущую кошачьим дерьмом? — предложил Василий, рассматривая скромное жилье, которое он так и не сумел полюбить.

— Мы остаемся жить в Петербурге? — бесцветно уточнила Акулина, усевшись на холодную кровать. В ней все еще теплилась надежда, что мужчина сдержит обещание и поступит так, как они когда-то условились: при удачном «улове» увезет ее заграницу. Она не поднимала глаз на Василия, не желая, чтобы тот заметил ненавистные ему слезы.

— Мы не можем все бросить… — рассуждал молодой мужчина.

— Что нам бросать?

— Рубины, к примеру! На то, чтобы от них избавиться, уйдет время, а пока…

— Что будем делать? Снова начнешь сорить деньгами? А потом тебе покажется, что их слишком мало и ты снова швырнешь меня в чей-нибудь дом, чтобы появиться на пороге на все готовое! — раздраженно воскликнула девушка, вытерев выкатившиеся слезы рукавом запыленного дорожного платья.

— Я устал с дороги, Акулина! Мне нужно привести себя в надлежащий вид. Если тебя что-то не устраивает, ты можешь забрать часть денег и идти, куда глаза глядят!

— Куда мне идти? Я одна на всем белом свете! — шептала молодая женщина дрогнувшим голосом. Его безразличие больно ранило, впервые он озвучил идею о расставании.

— Я не хочу удерживать тебя насильно! — Василий продолжил развивать неприятную тему. — Если твои чувства исчерпались — что ж…

— Зачем все это говорить?! Это невыносимо!

— Я к цирюльнику! — выкрикнул Василий, спеша покинуть помещение, где атмосфера была слезливой. Дверь за ним громко хлопнула, от этого звука Акулина вздрогнула и, оставшись в одиночестве, разрыдалась в голос. Горечь обиды сжала сердце, словно раскаленные железные тиски, ей вдруг стало трудно дышать. Все, что она делала, казалось бессмысленным и бесполезным. Ее больше не вдохновляли пламенные речи возлюбленного и она устала от его бесконечной лжи. «Забыться бы!» — шептала Акулина, всхлипывая и оплакивая свою никчемную жизнь. Ей было почти тридцать — не старуха, но и не свежа, как в юности. За Василием она следовала уже долгие десять лет, надеясь, что рано или поздно он остановится, и в ее жизни появится настоящий семейный очаг, но чем старше она становилась, тем больше выматывалась во время скитаний, внутри нее была звенящая пустота, холод которой омрачал все надежды на счастье, которые с каждым новым «делом» становились все более призрачными…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});