Мы сказали клятву - Радий Погодин

Кроме настольного тенниса, ребята купили две маленькие трёхсотграммовые гантели - Кате в подарок.

- Это тебе, - сказали они, - будешь мускулы развивать. А завтра приходи во двор, мы тебя в настольный теннис научим.

* * *

Выходной день называется воскресеньем. Очень красивое слово, хоть и не совсем понятное. Наверное, он называется так потому, что неделя кончилась, всё плохое ушло и начинается новое, весёлое.

В душе у Кати словно раскручивалась пружина, которая сбросила одеяло, толкнула её с постели и поставила на пол. Кате хотелось перевернуться через голову, но она не умела. Поэтому Катя вскинула вверх руки и ногу. Она бы вскинула и другую ногу, но на чём же тогда стоять.

Она встряхнула простыни, застелила кровать, а сама думала: "По-моему, оба они хорошие. Оба красивые. Рэм очень честный, потому что больше молчит и глаза у него суровые. Он, наверное, будет учёным-атомщиком. Валерка тоже... У него глаза блестят, и говорить он мастер. Он, наверное, будет поэтом. Оба они сильные и ловкие. И не такие уж невоспитанные".

Катя достала из-под кровати гантели, стукнула их одна о другую и принялась упражняться, как учили её вчера мальчишки. Руки вверх. Руки к плечам. Руки в стороны. Приседание - руки перед собой.

Катин отец, когда приезжал из Североморска, тоже упражнялся по утрам с гантелями. Только его гантели очень тяжёлые. Когда отец уезжает, мама вытаскивает их в коридор по одной штуке и всегда ворчит:

- Дай ему волю, он всю квартиру железом загадит.

Папа по утрам всегда напевал песенку:

Пума рума ра,

Пума рума ра.

Оп-ля!

Катя размахивала своими лёгкими гантелями и пела, как отец:

Пума рума ра...

В комнату вошла мама.

- Иди завтракать, - сказала она. Увидела у дочки гантели в руках и нахмурилась. - Это ещё что?

- Мускулы развивать, - ответила Катя. - Это мне Валерик и Рэм подарили.

Брови у мамы приподнялись, глаза стали круглыми.

- Это которые у тебя бант отняли? С хулиганами дружбу завела.

- Они не хулиганы совсем. Они добрые. Они меня вчера конфетами угощали. И теннис купили для всего двора.

Мамины брови поднялись ещё выше. Она отняла у Кати гантели, хотела бросить их и, не найдя куда, положила в карман передника.

- Конфетами угощали! Скажите пожалуйста, какие отношения! Ты что себе думаешь?.. Рано тебе этим заниматься!

- Чем "этим"? - спросила Катя шёпотом и села на краешек постели. - Я ничем не занималась... Мы качались на качелях.

- Конфеты, качели, гантели, теннис - это уже слишком!

Мама села на кровать возле Кати.

- Это же улица... Где они деньги взяли? Ты подумала, откуда у них деньги?

- Не знаю... Они, кажется, в лотерею выиграли!

- Вот-вот, - почему-то обрадовалась мама. - Они украли облигацию "золотого" займа. Превосходная компания!

Катя съёжилась и притихла. Мама говорила во весь голос:

- Нужно вовремя пресечь, пока они не скатились совсем. Это твой долг! Они ещё могут стать честными...

Мама сняла фартук, больно ударив себя гантелями по колену.

- Одевайся! - крикнула она. - Сейчас же идём.

- Куда?

Катя шла за мамой по лестнице. Она считала ступеньки и бормотала про себя:

- Не может быть... Неправда...

У Валеркиной двери Катя заплакала:

- Я не пойду... Это неправда...

Мама схватила её за руку и силой втащила в Валеркину квартиру.

* * *

"Пинг-понг. Пинг-понг", - звенит целлулоидный мячик. Он скачет по столу с самого утра. Мячик можно колотить сколько хочешь, ему не больно. Но и у мячика есть запас прочности: грубый, неверный удар - и на мячике трещина.

Выходят во двор ребята - и прямо к столу.

- Кто последний? Я за вами.

Играют на вылет.

- Подходи! - кричат Валерка и Рэмка. - Теннис для всех. На всё общество!

Валерка и Рэмка поглядывают на Катино окно - очень уж долго она сегодня.

Из парадной вышел Валеркин отец.

- Вот что, голубчики, пойдёмте. - Он ухватил приятелей покрепче за воротники.

Когда отцы говорят такое, значит, ничего хорошего впереди не ждёт. Игра остановилась. Кто-то начал отвязывать сетку. Кто-то сложил в коробочку мячи и ракетки.

- Всё равно играйте, - сказал Рэмка.

- Теннис для всех, - добавил Валерка.

Они дёргались в отцовских руках, бормоча:

- А что мы такое сделали?..

Валеркин отец держал их крепко. Он провёл друзей мимо дворничихи. Дворничиха нахмурилась и сочувственно покачала головой. Он провёл их мимо управхоза. Управхоз почесал затылок. Ребята у теннисного стола дружно молчали. Малыши в песочнице отложили на время совки и формочки.

В большой комнате сидела Валеркина мать, Майя Петровна.

- Вот они, субчики, - пихнув мальчишек к столу, сказал отец.

- Мы работаем, времени у нас мало, но мы стараемся, чтобы ты стал хорошим человеком, - начала Майя Петровна, - а ты... - Глаза у Майи Петровны были красные и нос тоже. - Слушай, Александр, - сказала она мужу, - я не верю... Не могу я в это поверить...

- Сознавайся, ты у матери деньги стянул?! - загремел Валеркин отец на всю комнату.

Майя Петровна поморщилась.

- Тише, тише, - сказала она. - Если Валерий виноват, он сознается. Валерий, может быть, на вас кто-нибудь дурно влияет?

- Никто на нас не влияет! - горячо выкрикнул Валерий. - С Рэмкой мы с первого класса дружим, и никаких денег мы не брали, хоть режьте нас, хоть калёным железом!..

- Не кричи на родителей! - топнул ногой отец. - Ты ещё комар, букашка!

- Видишь ли, Валерий, - снова начала Майя Петровна, - нам сейчас рассказали странные вещи. - Она неуверенно потянулась рукой к столу.

Мальчишкам стало ужасно тоскливо. На столе возле вазы с тюльпанами лежали две маленькие чёрные гантели.

- Выворачивайте карманы! - скомандовал Валеркин отец.

Валерка и Рэмка подчинились. Они выложили на стол оставшиеся пятьдесят четыре копейки.

Майя Петровна глубоко вздохнула, поднялась с дивана и пошла в кухню.

Муж проводил её взглядом, горестно крякнул и подтолкнул мальчишек к дивану.

- Довёл мать, босяк... А ну, ложитесь!

Валерка лёг на диван, словно собрался вздремнуть, сунул в рот кулак и закрыл глаза.

- Меня вы пороть не имеете права! - запротестовал Рэмка. - Я не ваш сын... Мы ничего не сделали!

- Мой не мой, а ложись. Я тебя выдеру, твои же родители мне спасибо скажут. Ты думаешь, это приятное дело - вас, паршивцев, ремнём пороть?

Рэмка отскочил.

- Всё равно не дамся!

Валеркин отец подумал-подумал, потом вздохнул и, сняв ремень с брюк, нацелился Валерке по тому самому месту, в которое принято вкладывать основы морали и чести.

Валерка съёжился, засунул кулак поглубже в рот.

Рэмка вцепился в край стола.

- Обождите! - крикнул он. - Мы с Валеркой всё вместе делали, вместе и порите. - Он потеснил товарища на диване, засунул в рот кулак, на его манер, и промычал: - Нахиахи... (Начинайте.)

Вдвоём было спокойнее ждать, и ремень не казался страшным. Мальчишки потеснее прижались друг к другу, уставились в одно и то же пятнышко на диване и напрягли мускулы.

Но тут отворилась дверь. В комнату вбежала Майя Петровна с продуктовой сумкой.

- Подожди! - крикнула она мужу и, приподнявшись на цыпочки, зашептала: - Вот деньги, как это я их не заметила? Под газету завалились. - Она посмотрела на мальчишек с состраданием и спросила: - Вам больно, мальчики?

Отец отшвырнул ремень, проворчал зло:

- Слушаешь всяких дур...

- Да, да, - бормотала Майя Петровна, - они нам всё расскажут... Пойдём в кухню.

Ребята спокойно сопели. Они думали о чудовищном предательстве, о боли, которую можно причинить без ремня, ножа и калёного железа.

Валерка вытащил изо рта кулак, проглотил что-то раз в пять побольше кулака, солоноватое и стыдное. Проглотил с трудом, с большим усилием, но, может быть, поэтому глаза у него стали сухими и твёрдыми.

- Тебе хорошо, Рэмка, - прошептал он. - Ну, выдрали бы - не привыкать. - Потом он положил руку на Рэмкино плечо. - Не стоящее это дело - любовь.

Рэмка по-прежнему смотрел на пятнышко.

- Ага, - печально прошептал он.

В комнате было тихо, только со двора доносился звук целлулоидного мяча: "Пинг-понг. Пинг-понг".

Здесь, на диване, друзья поклялись, что ни одни девчонка не затронет их сердец до самого гроба.

- Небо, земля. Сталь и честь. Мы сказали клятву. Хук.