Маркизет - Надежда Валентиновна Гусева

шуркали мыши.

Ходить за Машкой приставили Нинку – хроменькую тощую девчонку семи лет. Та совала в рот ребёнку ржаные жовки, сгоняла с лица тараканов и иногда полоскала в ведре жёлтые тряпки.

Думали, Машку свалит зараза. За год так унесло троих ребят в семье. Не велика бы и потеря.

Но Машку зараза не брала. Ей и своего лиха хватало. На втором году глупая Нинка ненароком столкнула её в колодец. Машка расшиблась, вымерзла, свернула ногу, но выжила. В четыре упала с крыши бани. Ничего, отлежалась, встала на ноги. Ещё через год попала под лошадь. Перепуганное животное заметалось, забило ногами и пробило ребёнку череп копытом. Машка лежала пластом два месяца. К доктору не ходили, приглашали бабку. Та плевала в лицо святой водой, зажигала коптящие свечки и бормотала нужное. Потом сказала: «Жить будет долго, но останется дурочкой» Отец с матерью угрюмо вручили десяток яиц и курёнка. Ещё один лишний рот, что ты будешь делать!

Но девка таки на ноги встала и не сказать, чтоб совсем оглупела. Не великого ума, конечно, в школу ходить только позориться, а по хозяйству сойдёт.

К тринадцати годкам выросла Машка выше отца, выше братьев. На лицо страшная да кривая, зато работала за троих. И сильная стала как парень, хорошая работница.

Стоял конец апреля – время нежной травы и подсохших дорог, когда отца отправили от колхоза в город за семенами. И неизвестно зачем – со скуки ли или из-за отсутствия лучшей кандидатуры, отец сделал то, чего прежде не делал никогда – взял Машку с собой.

Тряслись два дня и две ночи. Говорили редко. Варили похлёбку на костре. Спали на телеге, закидавшись сеном. Машка смотрела по сторонам и туго соображала. Мир оказался большим и разнообразным. Леса сменялись полями. В дальних деревнях жили люди. Машка, раскрыв рот, пялилась на чужие дома. Но то были жилища, похожие на её родной дом, а вот когда приехали в город, ей показалось, что они с отцом попали в другой мир. И живут там совсем другие люди – умные, красивые, счастливые. Всё удивляло. Всё сводило с ума.

Отец ушёл, а Машку оставил охранять телегу и лошадь. Она думала – он скоро придёт, но время шло, а его всё не было. Солнце сначала сильно припекло голову, потом повернулось и собралось уходить за чужие каменные дома. Машку начало одолевать беспокойство. А ну как случилось страшное? Вон какие машины, вон какие хитрые люди вокруг! К тому же Машке нестерпимо хотелось пить и по малой нужде. Прямо в трёх шагах тётка торговала квасом, но отец не оставил Машке денег, а подойти и попросить она стеснялась. Она сглатывала слюну и терпела. Отца всё не было.

– Ты откуда такая, девочка?

Машка повернулась и обомлела. Перед ней стояла женщина такой красы, о которой и думать страшно. Чистенькая, тоненькая, волосы колечками, брови чёрным коромыслом. А платье! Такого платья Машка не видывала никогда.

– Чего молчишь? Может, ты немая?

Машка рада была бы ответить, и уж раскрыла рот, но тут её задушили слёзы и она закрыла лицо своими большими коричневыми руками.

– Ну же, ну… Что случилось, милая? Ну, скажи-ка…

И Машку прорвало.

– Тётенька! – рыдала она. – Я до ветру хочу, а тятьки нет и нет. А может, он и пропал. А мне телегу охранять надо!

И женщина пожалела Машку. Наверное, впервые её кто-то пожалел от души. Она проводила её до туалета, купила квасу, печенья и конфет и согласилась посидеть рядом, покуда отец не вернётся. Любовь и нежность переполнили неискушённое Машкино сердечко.

– Тётенька, – ластилась она как собачонка. – Платье-то у вас какое! Такой красивый матирьял!

– А это маркизет, – отвечала женщина. – Хороший. И не мнётся, и не линяет.

– Эх, мне бы такой!

– Так ещё будет. Пойдёшь работать, да купишь.

Отец пришёл к ночи, привёл двух мужиков. Все трое были пьяны, у всех за плечами были тяжёлые мешки. Всё свалили на телегу. Мужики ушли. Отец забрался на мешки и вскоре захрапел. Машка спать боялась. А ну как воры ночью утащат у них семена? Что отец тогда скажет? Что скажут в колхозе? Она сидела на телеге, куталась в тулуп, боролась со сном, иногда по лошадиному трясла головой и думала о чудесном платье доброй женщины. Ей удалось тайком потрогать краешек её подола, и теперь она проворачивала в голове воспоминания об этом прикосновении. К утру, когда стали гаснуть звёзды, проснулся отец. Тогда Машка залезла на нагретое им место и уснула. Сонная лошадь потянула обратно телегу, в которой среди миллионов ещё не родившихся растений дремал заросший старик, и крепко спала нелепая рослая девочка.

С тех самых пор Машка часто думала о маркизете. Мысли о нём вытеснили и образ доброй женщины, и вкус конфет, половину из которых она раздарила подружкам. Маркизет стал мечтой, недостижимым блаженством, сказкой.

И каково же было Машкино удивление, когда однажды, придя со своей старой матерью к привозу в магазин, она обнаружила такой же, только краше.

Машка обомлела, замерла, вытаращила глаза.

– Мамк, глянь-ко!

– А? Господи, девать деньги некуда… Это кто за этаки деньги тряпку купит?

– Мамк, а красиво! Вот на платье бы такой отрез, а?

– Тебе, что ли, дурище? Тащи котомки-то да молчи.

А вечером пришли с ночёвкой гости. Машкин брат назавтра снаряжался в город. С ним увязался брат Лизы, первой щеголихи и красавицы. Лиза тоже пришла. Пришла и её мать – баба умная, но скандальная. С Лизой Машка особо не дружила, та была не ей чета – маленькая, розовая, словно поросёночек, и такая нарядница, каких поискать. Лиза держалась особнячком, мылась городским огуречным мылом, носила красивые стеклянные бусы и читала книжки.

– Вон Лизке-то что купила! – хвасталась её мать. – Зашла, гляжу – прям для моей Лизки. На лето платье справим.

И тонкий маркизет выпорхнул из её кожаной котомки, затрепыхался, затрепетал. Машка приросла ногами к полу. В голове у неё помутилось. А Лизкина мать уже совала ткань к розовому дочериному лицу.

– Гляди-ко! Первая невеста будет!

– Ой, красота, – кряхтела с лавки Машкина мать. – Сама что ли пошьёшь?

– Да ну что ты! Это только к Соне!

Машка всегда соображала туго. Думать сложно и много она не умела. Все её мысли были просты и связаны либо с хозяйством, либо с собственной безопасностью. Но тут что-то защёлкало в её тёмной голове, и на свет родился план, хитрее которого Машка никогда ничего не придумала за всю свою долгую жизнь.

4

Гадина

Повседневную одежду шили сами, тут большого ума не надо. Одежду на выход, нарядную шила только Соня. Была она бездетной, одутловатой, вечно маялась ногами, но шила изумительно. К ней приходили со всей округи.

– Соня, летник сыну бы.

– Да заказов полно! Когда?

– Да хоть