Механизмы Подобия - Джо Мёрфи

Джо Мёрфи

Механизмы Подобия

Мы поднесли к губам тонкие трубки мирощупов и устремили наши взгляды вверх, на Зéмли. Мы вдыхали сквозь мирощупы и нежились в этом уютном чувстве — как будто лениво валяешься в постели бесконечным утром. Холодные ветра завивались вокруг нас по пустынным каменным плато. Мы общались в полной гармонии с Механизмами Подобия.

К нам подошли Мэри Эдáфы. Сначала мы не обращали на них внимания, только смотрели на Земли. Такое богатое, удивительное небо! С пустых плато обзор всегда хороший. Нам было видно все три тысячи триста тридцать три Земли.

Зéмли в полноземье в прожилках материков и морей, половинчатые диски убывающих Земель и поблескивающие тоненькие полумесяцы. Все — залитые голубым отсветом Механизмов, установленных в центре остатков Космоса. Адский вихрь окрасил их обратные стороны фиолетовым — отголоском бесплодных попыток всей остальной Вселенной ещё раз сжаться в точку.

Каждый из нас стоял на своей Земле, подсоединённый с помощью Подобия, и слушал, как ветры рыщут среди низких каменных монолитов. Слушал затем чувственный шёпот Мэри Эдáф, чьи руки легко касались наших плеч.

— Листор, пора приниматься за дело, — и углубились их морщины, избороздившие кожу вокруг ртов, словно буковки потерянного языка. Ветры плато перебирали их золотые волосы, закручивали их колечками вокруг маленьких ушей, изредка прятали их печальные, пустые глаза.

— Кто? — спросили мы внезапно пересохшим горлом. — Кто на этот раз отпал от Подобия?

— Её зовут Дианчи Тарброк. На Южных островах живёт она — скульптор и также танцовщица.

— Призналась ли она сама в своём падении?

Мэри опустили головы, не находя слов в своей печали.

Наши пальцы потянулись и вынули трубки мирощупов изо рта. Старательно, растягивая воспоминание ленивого бесконечного утра, мы затолкали их в карманы пальто. Мы протянули руки, и легчайшим прикосновением Мэри уложили нам в ладони длинные лазурные цилиндрики новых мирощупов. Кулаки наши сжали их.

— Но нас ещё достаточно, Мэри?

— Вас всегда будет достаточно.

— Двое в прошлом году.

— Но родилось также двое.

— Кто-то должен родиться в этот раз?

Мэри не ответили. Мы повернулись к ним и смотрели, как они взирают на Земли. Наконец их глаза опустились и встретили наши. Переливчатые золотые глаза, пустые как ветры.

— Механизмы допустят такую незначительную погрешность.

— Или мы не будем убивать таких, как Дианчи Тарброк.

— Это ваш долг.

— Но возможно, что Подобие существует и в других состояниях, помимо жизни.

— Возможно, что жизнь существует и за Вселенской Стеной. Где миры процветают, огненные, где люди блаженствуют в пламени или влекут существование в виде случайных электронов и частиц.

Каждый из нас улыбнулся нашим избитым шуткам. Мы взяли руки Мэри и поднесли их к губам. Они не сопротивлялись; отдавались покорно, как и много раз до этого.

Сегодня ночью никто не придёт на плато. Кроме Мэри и нас, никто здесь и не живёт. Мы спустили с их плеч одеяния цвета лаванды. Мы обняли их за талии, чувствуя, как их кожа тепло прикасается к нашей.

Скрюченные на голом камне, закутанные в пальто, мы старались забыть великолепное небо в телесных радостях с Мэри. Мы сильными толчками входили в них, все одновременно, в абсолютном Подобии. Мэри корчились под нами, добавляя слабые стоны к хору ветров.

Но в глубине души мы тосковали по тихому одиночеству бесконечного утра — утра, проведённого в уединении, в постелях, существовавших далеко от плато, в комнатах, загораживавших собой ужасное небо.

* * *

Мы ступили вниз с путещупов, выключили их — круги поблескивающей энергии — и запихнули в карманы. Здесь, на лазоревой площади, центре острова Эскорадии, ветры встретили нас привкусом соли и моря.

Небо здесь было такое же, голубое зарево Механизмов, многие Зéмли на фоне багрового савана Вселенной.

За площадью россыпь алебастровых куполов, яркая линия берега и затем море. Из одного из куполов нам навстречу выступил человек в пурпурной набедренной повязке, глаза защищены полосой тёмного янтаря.

— Вы Листор, — сказал он, не здороваясь. — Мы наслышаны о вашем приезде.

— Мы ищем женщину Дианчи Тарброк. Вы можете нам сказать, где её найти?

— Когда-то мы её знали, — на каждой из многих Земель человек покачал многими головами. — А теперь нет.

Мы увидели ложь в его движениях. Все из нас так превосходно связаны друг с другом в Подобии, что еле заметная разница в качании его голов бросалась нам в глаза. Вот вам один из трёх тысяч триста тридцати трёх, кто балансирует на краю Погрешности.

Будет ли отклонение у него расти, как это произошло в случае Дианчи? Ответ знает только Время и Механизмы.

— Возможно, мы вернёмся повидаться с вами. — Мы подождали, чтобы цвет его кожи побелел, чтобы руки сами сжались в кулаки, рот полураскрылся — и затем отвернулись, закончив на том разговор.

Мы прошли к берегу, достали переданный нам Мэри мирощуп из карманов пальто и, как в тумане, вложили его себе в губы.

Вдохнули и отчалили; почуяли запахи свежевырубленного камня, руки затрясло гипнотическое биение молотка об резец; грубая ткань, не нами надетая, тёрлась и шаркала об вздымающиеся изгибы грудей, которых у нас не было.

Мы обошли мозг всех Дианчи, за один вздох узнали всё, что знали они, за один удар сердца почувствовали всё, что чувствовали они. Их глазами посмотрели мы вверх на чудное, богатое небо и улыбнулись.

Только одной из них не было — Погрешность заволокла её. Ту, что обитала на той же Земле, что и я. Определившись таким образом, я затолкал мирощуп обратно в карман и вынул другой.

Лишь только я вдохнул из сухого податливого наконечника, я почувствовал, что уменьшаюсь, с рокотом уношусь прочь от остальных в безбрежном потоке одиночества. Один за другим остальные мои двойники выпадали из моего сознания, и я простился с каждым из них.

Они в свою очередь выискивали тех многих Дианчи, что всё ещё были замкнуты Подобием. Я же искал одиночку, чья Погрешность ставила под угрозу не только её самоё, но и всех нас и всё, что ещё осталось от Вселенной.

Мне нравилось, как ботинки скрипят по песку. Ветер начищал мне лицо песком. Чайки выписывали в воздухе древние круги-узоры и, возможно, знали о них больше, чем я могу и помыслить.

Наконец я подошёл к куполу и переступил его порог в приятный полумрак. На постаменте стояла полуизваянная ониксовая скульптура. Но в воздухе не было запаха свежевырубленного камня.

Я пересёк комнату и вошёл в другую. Середину её заполняла незастланная кровать, простыни цвета бледной розы, подушка валялась на полу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});