Душа архонта - Анна Кочубей

— В яму ее!

Гордясь собой, сир Годфри покинул подземелье, а в Аверну полетело письмо с отчетом о досадной безделице: «Местная сумасшедшая осквернила доску объявлений знаком архонтов. Виновные наказаны, преступница изолирована. В Готе все спокойно».

* * *

Что такое яма? Отверстие в земле дважды в высоту человеческого роста, забранное сверху решеткой, с утрамбованными стенами и галечным полом. Могила, в которой нельзя лечь. Бессрочная пытка. Сюда попадали преступники, наказание за провинности которых не имело четко прописанной формы. Ямы выкопали за пределами Готы, но часовые, прохаживаясь по городской стене, днем и ночью оглядывали их ряд с высоты. Решетка не спасала узников от капризов погоды и издевательств горожан — помои, тухлые яйца или гнилые овощи в любую минуту могли обрушиться им на голову, особенно, если наказание было заслуженным. Кормить по-человечески несчастных не возбранялось — правосудие оставляло место милосердию. Даже имея друзей или родственников, узники ям были обречены. Как только очередной страдалец испускал дух, решетку выламывали, доставали труп, а яма терпеливо ждала нового жильца.

Встреча с наместником стала последним испытанием. Вечером девушку отвели за стены Готы и замуровали в земляную темницу. Все было позади: бесконечные вопросы, свист плетей и непонятный страх в глазах мучителей перед запретным символом и ее молчанием.

Сидя на полу ямы, она начертила на песке изгиб змеиного тела, вписанный в круг. Размашисто провела ладонью слева-направо, рисуя меч. Все правильно, рука помнит знак именно таким. Теперь странница осталась с ним наедине…

Заговори она в казематах — и пытки убили бы ее. Немота сбила людей с толку… Но был ли смысл в отсрочке гибели? Медленная смерть станет еще мучительнее — вот чего она добилась!

Странница сжалась в комок, крепко обхватив руками колени. Она больше не сдерживала слезы и всхлипывала, зная, что ее никто не услышит. А потом погрузилась в сон, прекрасный, как видение из потерянной жизни. Желтый горячий свет лился с неба, мешал открыть глаза. Пахло лесом, травами, июньским зноем, камнями, нагретыми на солнцепеке. Над водой струился прохладный горный воздух, а мелкая волна плескалась настойчивой змейкой в раскрытую ладонь. Амарантин. Знакомое, любимое имя. Так звали реку.

— Эй! Ты жива?

Ее разбудил простуженный мужской голос. Встрепенувшись, девушка подняла голову и увидела, что посветлевшее отверстие наверху закрыла коренастая фигура. Наступил новый день. Пришел новый мучитель?

— Жива, значит. Вот, лови.

Круглый предмет упал к ней на колени, обдав восхитительным ароматом свежего хлеба.

— Еще держи.

Подставив руки, девушка поймала краюшку деревенского сыра. Присев на корточки, незнакомый благодетель с интересом ее рассматривал.

— Не ешь все сразу! Принес бы воды, но не в чем. Куды я фляжку свою задевал — не пойму. Все равно скоро дождь пойдет. Здесь льет каждый день.

Сообщив эту новость, мужчина ушел. Словно она могла обрадовать пленницу ямы!

— Я приду завтра, — донеслось издалека.

Еда подкрепила силы совсем ненадолго, а погода, и правда, испортилась. Капли дождя сыпались с неба, как сквозь мелкое сито, и пропитывали одежду. Раны на спине саднили и ныли. Скользкие стены ямы пачкали рыжей глиной. Дрожа от холода, девушка мерила шагами пространство своей тюрьмы: два коротких в длину, два в ширину. Туда и обратно. Еще и еще, пока от метаний в замкнутом пространстве не закружилась голова.

Морею окутала промозглая ночь. Девушка скорчилась в середине ямы и погрузилась в тоскливое ожидание. Чего она ждала? Утра? Или мужчину с хриплым голосом? Видения и сны ее не посещали, а рассвет оставлял надежду лишь на относительное тепло. Но и следующий день был так же пуст и безрадостен.

До странницы дошел весь ужас ее положения — она поняла, что таких дней будет много. Одинаково мучительных, похожих один на другой. Даже шум города не доносился до ямы, и лишь изредка слышался стук копыт или скрип колес со стороны дороги.

Девушка то садилась посреди своей тюрьмы, сжимая голову руками, то снова вскакивала и металась. Даже лечь невозможно! «Я приду завтра». Она прождала незнакомца весь день, но наступил вечер, а его все не было. В яме стемнело до черноты. Снова ночь. Странница перестала надеяться.

— Посторонись, а то обожгу так, что мало не покажется. Ну, же!

Наверху показался знакомый силуэт. Ей принесли еду? Нет, не похоже. Мужчина расшатывал прутья, проверяя, где самое слабое место. Вниз летели струпья ржавчины и мусор. Незнакомец вылил на решетку какую-то жидкость. Вниз закапало. Жгучий состав, попав на плечо странницы, прожег лохмотья насквозь. Беззвучно охнув от боли, она метнулась в сторону и замерла у стены, стараясь вжаться в землю как можно глубже.

— Ну, вот. А говорили, что ты безумная. Только старого Гарта не провести, он на своем веку всяких повидал: и одержимых, и сумасшедших, а чаще всего — дураков и дур. Их в мире — каждый второй.

«Старый Гарт» говорил тихо, осторожность не была излишней, хотя он все рассчитал для успешного побега: караульный на стене заступил на пост мертвецки пьяным, решетка, разъеденная кислотой, податливо гнулась под его сильными руками и рядом ждала лошадь, запряженная в повозку без верха. А то, что яма оказалась крайней в ряду — так это девчонке крупно повезло.

— Мать ихнюю! Я бы вытащил так, но вмурована. Сейчас… Ничего, пролезешь.

Используя ветошь, чтобы не пораниться, мужчина выломал два железных прута и сбросил вниз веревку.

— Давай скорей!

Дважды повторять не пришлось. Странница схватилась за веревку. Особых усилий от нее не потребовалось — мужчина подтянул к себе груз из ямы легко, словно и не человека поднимал, а ведро с водой из колодца. Вытащив странницу, незнакомец сбросил вниз тряпье, обернутое в мешковину, чтобы страж на стене видел, что яма не пуста; перемотал проволокой сломанные прутья и повозил по ним грязным сапогом, чтобы не блестели.

Девушка стояла рядом и не сводила с него глаз: крепкое телосложение, маленький рост, характерно-грубые черты лица и морщинистая кожа, напоминающая кору дерева, — все говорило о том, что ее спаситель иной расы, чем она сама.

— Я не здешний, я из Галаада. Что, дварфа первый раз в жизни увидела? Нечего на меня глазеть. Давай на козлы, но только молча — мимо главных ворот поедем. Они закрыты сейчас, но мало ли! Тьфу, ты же и так немая! Цык-цык, — галаадец пощелкал языком, понукая лошадь.

* * *

Повозка галаадца не спеша тащилась по раскисшим проселкам, кренилась на поворотах, скрипела несмазанными колесами. Странница не спрашивала, куда ее везут, только тревожно оглядывалась, пока стены Готы не скрылись из виду. Дорога стала ровнее и чище.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});