Храм Диониса - Анатолий Горло

…Дионис с Лизаветой лежат в глубине виноградника. На фоне ночного неба виднеется их дом. Дионис зажигает спичку и подносит к концу бикфордова шнура. В ночной тишине слышится удаляющееся шипение. Раздается взрыв, и дом взлетает, рассыпаясь на составные части.

— Так я за фельдшером сбегаю, а, Дионис?

…На дом Калалбов надвигается «груша» — современное стенобитное орудие. Дионис машет рукой — начинай! Огромный металлический шар с размаху обрушивается на стену, и она, покачнувшись, медленно оседает, увлекая за собой камышовую крышу…

— Дионис, может, тебе припарки сделать? Они, говорят, помогают! — скулит Лизавета.

Дионис вытаращил глаза, заорал:

— Ты отстанешь от меня наконец? Не видишь, человек думает?!

Поднявшись с края постели, старушка облегченно вздохнула:

— Предупреждать надо, когда думаешь. А то до смерти напугал…

Тетушка Лизавета стояла перед фасадом своего дома, на котором появилась жестяная табличка:

"ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ ПАМЯТНИКВЗЯТ ПОД ОХРАНУ КОЛХОЗОМ"

— Вот, полюбуйся, — сказала она подошедшему Дионису.

Тот внимательно рассмотрел табличку. Один из вбитых в нее гвоздей был согнут наполовину.

— Сразу видно, Филиппа работа.

Дионис направился к сараю, вернулся с молотком и плоскогубцами. Лизавета встала перед табличкой, предостерегающе подняла руки:

— Не дури, Дионис! Знаешь, чем это пахнет?

— Знаю, — отстраняя ее, сказал старик. — Халтурой.

Он выдернул согнутый гвоздь, выпрямил и вбил снова. Посмотрел на табличку и с удовлетворением

отметил:

— А краска-то эмалевая, не смоет.

— От кого же они его охранять вздумали? — недоумевала Лизавета.

— От нас с тобой. Ты вот что, Лизавета, найди председателя и скажи, что мы, мол, согласны строиться за водокачкой.

— Как это согласны? Я отсюда никуда не уйду!

— Я тоже, — успокоил жену Дионис, — а участок для дома пусть выделят, хоть у черта на куличках.

Уходя, Лизавета неодобрительно покачала головой:

— Оф, недоброе ты затеял, Дионис.

В калитку вошел Ионел, за ним еще один красный следопыт, на животе которого болтался фотоаппарат.

— Поздравляю вас, мош Дионис, с большим событием, — торжественно произнес Ионел, — с включением вашего дома в список этнографических памятников нашего села. Аурел, ты готов?

— Всегда готов, — сказал юный фотограф и на них объектив.

Ионел протянул руку мошу Дионису. Щелчок — и это историческое рукопожатие было зафиксировано на пленку.

— Дубль два — сказал Аурел.

Ионел снова протянул руку старику. Тот нехотя пожал:

— Ну что, следопыты, про моего Архипа прознали что-нибудь?

— Узнаем, — заверил Ионел. — Мы ведем комплексный поиск, действуют четыре поисковые группы, общее руководство программой поручено мне.

Старик смотрел на него с почтением.

— Но это не важно, — с важностью сказал мальчик. — Мош Дионис, вы ведь жили при буржуазно-помещичьем строе?

— Пришлось.

— У вас что-нибудь осталось от него?

Мош Дионис похлопал себя по затылку, поморщился:

— Вот тут весь он у меня сидит.

— Да нет, нам для исторического музея экспонаты нужны, понимаете?

— Понимаю, — кивнул старик. — Нет, сынок, ничего не осталось, потому как ничего и не было.

Он взглянул на свои старые домотканые брюки, которые сохли на заборе, усмехнулся:

— Штаны вон остались.

— Вы их при короле носили? — оживился Ионел.

— Носил.

Ионел приблизился к реликвии, почтительно дотронулся до штанины:

— Вот это да!

— Дубль один? — изготовившись, спросил юный фотограф.

— Не надо, Аурел, постараемся достать оригинал. Мош Дионис, отдайте нам штаны.

— Чего? — опешил старик.

— Для вас они не представляют особой ценности, а на музейном стенде они станут серьезным обвинением в адрес буржуазно-помещичьего…

— Да что вы все привязались с этим музеем, будь ой неладен! — рассвирепел старик. — Мало, что я им дом отдаю, так они еще и последние штаны отбирают! А ну-ка, марш отсюда!

— Извините, — ретировался Ионел, — но мы не знали, что они у вас последние.

Мош Дионис ворошил сено за старой яблоней в глубине двора. Передвигался он как-то странно, словно ступал по заминированному полю. Позади него на дощатом заборе продолжали сохнуть штаны. Мош Дионис выпрямился, вытер изнанкой шляпы лицо. Услышав за спиной шорох, оглянулся: штаны стали сползать с забора.

Старик успел ухватиться за край штанины, рывком потянул к себе и оказался лицом к лицу с длинноногой старухой. Через ее плечо была перекинута десага, в которой уже скрылась остальная часть брюк.

— День добрый, Дионис, — без тени смущения заговорила старуха. — А я иду мимо, гляжу, негодные штаны висят, вот думаю, самый раз для огородного пугала. Воробьи, Дионис, мой подсолнух совсем исклевали. Я уже все свои кофты и платья на пугале перепробовала, да они, проклятые, не боятся женской одежки!…

— А ты, Катинка, встань сама посреди огорода, — посоветовал Дионис, перетягивая штаны на свою половину, — так они тебя за версту облетать будут. Па лицу старухи промелькнула недобрая улыбка:

— Короткая у тебя память, Дионис. А ведь всего каких-то пятьдесят лет назад ты меня хотел в жены взять!

— Безлошадный я был, потому и хотел.

Старуха обиженно фыркнула и пошла прочь.

Мош Дионис вернулся на площадку для сушки сена, опять ступая, как по невидимому канату. Но, вероятно, длинноногая старуха всколыхнула в нем воспоминания полувековой давности. Его движения стали замедленными, он то и дело застывал с задумчивой улыбкой на лице. Сделав очередной шаг, он исчез, как сквозь землю провалился. И действительно, в сене, где он только что стоял, зияла небольшая дыра, из которой доносился его тихий стон. Поэтому старик не мог видеть, как его брюки снова зашевелились и стали сползать с забора…

Зажав вилы между колен, Дионис сидел в траншее для фундамента. Сверху она была перекрыта досками, на которых лежало сено. В дыре показалось испуганное лицо Лизаветы:

— Ты чего туда забрался, Дионис?

— От жары спрятался, — соврал старик.

Ухватившись за вилы, Лизавета помогла ему выбраться из траншеи. Дионис осторожно дотронулся до затылка, поморщился.

— Опять за шею держишься? Господи, сколько ты ее будешь ломать?

— Сколько надо, столько и буду… Ты вот что, передай мастерам, что завтра вечером начинаем нулевой цикл.

— Чего?

— Темнота! Фундамент нового дома начнем, вот что.

Лизавета выпрямилась. Вместе они долго смотрели на свой старенький домишко, в котором прожили всю жизнь и в окнах которого сейчас догорали лучи заката…

Стояла лунная ночь. Площадка с сеном во дворе Калалбов, словно черной рамкой, была обведена траншеями. По углам робко светились лампочки, замаскированные таким образом, чтобы свет не был виден с улицы. В дальнем углу между камней и корыт с раствором расположилось пятеро мужчин. Кроме моша Диониса, мы уже видели еще одного — Филиппа. Все сидели вокруг скатерти, на которой были разложены огурцы, помидоры, лук, брынза, стояла плетеная бутыль с вином.

Фары проезжающей машины на мгновение осветили площадку. Все участники тайной вечери бросились в траншею, один Дионис не шевельнулся, продолжая сосредоточенно жевать. Вскоре и остальные заняли свои места.

— А ты, Дионис, чего не прятался? — спросил худой старик. — Нас заставляешь, а сам…

— Зачем ему прятаться, если он здесь хозяин? — сказал Филипп, подливая себе вина. — Разве не может человек выйти к себе во двор, чтобы покушать на свежем воздухе?

— В три часа ночи? — подал голос мужчина с одутловатым лицом.

— Шея у меня, — сказал Дионис и потер ее рукой, — не сгинается. Потому и прятаться не могу… Ну как, братцы, не напортачим впотьмах-то? Фундамент все-таки.

— Нам, шахтерам, не привыкать, — сказал мужчина с морщинистым лицом.

— Я тоже под землей работал, метро строил, — сказал худой старик.

— Я на подлодке служил, — сказал одутловатый.

— И я на кинопередвижке вкалывал, — вставит Филипп.

— При чем здесь кинопередвижка? — спросил метростроевец.

— Тоже работа впотьмах, — объяснил Филипп.

К площадке снова метнулся сноп света автомобильных фар.

— Погружение! — скомандовал подводник.

— Отставить, — сказал Дионис. — Давайте лучше список уточним. — Он вынул из кармана лист бумаги, развернул его и передал бывшему шахтеру. — Читай, у тебя глаз острый.

— Одобеску. Это который — Василе?

— Отец его, Думитру.

— Не староват для такого дела?

— Да ему всего восьмой десяток пошел.

— Серьезно? А выглядит куда старше.

— Чиботару.

— Надежный.

— Павлкж.

— Сойдет.

— Кэпрарь.

— Может донести.

— Он мне двести пять рублей должен, — сказал Дионис.

— Тогда на крючке… Так, Вылвой, Бойко, Степанов. Тут все в ажуре… Когда клаку собираешь, Дионис?