Бомбардировочная мафия. Мечты о гуманной войне и кровавые будни Второй мировой - Гладуэлл Малкольм

Что же Карл Норден разрабатывал на своих чистых листах бумаги? Бомбовый прицел. Это устройство теперь, в эпоху радаров и GPS, уже не используют, однако на протяжении большей части прошлого века бомбовые прицелы играли важную роль. Скажу больше (иначе вполне может статься, что вы слишком пренебрежительно отнесетесь к этой штуке). Допустим, мы оказались в начале XX века и составляем список десяти главных нерешенных технологических проблем, которыми следует заняться в ближайшие полвека. Что войдет в такой перечень? Ну, некоторые пункты кажутся очевидными. Человечество отчаянно нуждалось в вакцинах для профилактики детских болезней – кори, свинки. Требовались более эффективные сельскохозяйственные удобрения – с целью борьбы с массовым голодом. Гигантские территории планеты можно было бы сделать более производительными благодаря доступным и удобным системам, поддерживающим комфортную температуру и влажность воздуха. Неплохо было бы иметь достаточно дешевые автомобили, чтобы их могла себе позволить семья, принадлежащая к рабочему классу. Я мог бы продолжать, но отмечу лишь, что в этот список непременно попал бы и вопрос из военной сферы: существует ли способ точнее сбрасывать бомбу с аэроплана?

Но почему решить эту проблему было так же важно, как удовлетворить потребность в вакцинах, удобрениях и кондиционерах? Потому что в начале XX века мир прошел через Первую мировую войну, в которой погибли или получили ранения 37 млн человек[13]. Тридцать семь миллионов! В одной только битве на Сомме таких было свыше миллиона, а ведь эта битва не имела особого смысла и мало повлияла на общий ход войны. Для тех, кто пережил Первую мировую, она стала глубоко травмирующим событием.

Что же можно было сделать? Небольшая группа энтузиастов пришла к убеждению: единственное реалистичное решение – в том, чтобы армии попросту изменили методы ведения войны. Чтобы они научились вести «войны, которые будут лучше» (если вам не кажется, что это слишком уж вызывающий оксюморон). Доводы в пользу «лучших войн» приводили пилоты. Авиаторы. Люди, страстно увлеченные одним из новейших и самых воодушевляющих технологических достижений той эпохи. Мы говорим о самолете.

2

Впервые самолеты показали свои боевые возможности во время Первой мировой. Вы наверняка видели изображения тогдашних воздушных машин – аэропланов, как их тогда называли. Они делались из фанеры, ткани, металла и резины. Два крыла, верхнее и нижнее, соединялись вертикальными стойками. Одно сиденье. Пулемет смотрит вперед, его огонь специально синхронизирован с вращением винта так, чтобы пули при стрельбе не били по лопастям. Такие аппараты походили на любительскую модель, собранную где-нибудь в гараже из набора деталей, заказанного по почте. Из истребителей Первой мировой больше всего прославился Sopwith Camel. (Именно на нем летает Снупи в старой серии комиксов «Мелочь пузатая»[14].) Это было одно сплошное недоразумение. Роберт Джексон, автор книг об авиации, отмечает: «В руках новичка Sopwith Camel проявлял самые зловредные качества, что могло превратить его в убийцу». Уточним: в убийцу летчика, который управляет машиной, а не врага, которого атакует самолет. Однако новое поколение пилотов смотрело на эти аппараты и думало: «А ведь что-то в этом роде может в конце концов сделать все эти смертоносные, расточительные, бессмысленные наземные столкновения ненужными. Что, если мы станем вести войны, просто нанося удары с воздуха?»

Одним из этих авиаторов был человек по имени Дональд Уилсон. Он воевал в Первую мировую и помнил тот страх, который охватывал его собратьев-солдат.

Много позже, в 1975-м, он вспоминал:

Один парень покончил с собой. Он решил проделать это у нас в солдатской столовой. Сунул дуло своей винтовки в рот и ухитрился спустить курок. А когда мы сидели в окопе, один тип выстрелил себе в ляжку. Похоже, у этих ребят было преувеличенное представление об опасности, которая им грозит. Но, думаю, большинство из нас толком не понимало, во что мы ввязываемся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Уилсон начал летать в 1920-х годах и во Вторую мировую дослужился до генерала. Я случайно наткнулся на воспоминания, которые Уилсон опубликовал за свой счет в 1970-х. Называются они «В поисках рая» и напоминают школьный выпускной альбом. Невероятно длинная и нудная вещь. Однако прямо в середине Уилсон выдает странный захватывающий пассаж о своих первых годах в небе. Он пишет: «И потом как-то само собой у меня сложилось представление о будущем. Спустя много лет, в совершенно ином контексте, Мартин Лютер Кинг провозгласит в своей вдохновляющей речи: "У меня есть мечта". С нами было то же самое».

Уилсон сравнивает свое видение перспектив авиации с по-настоящему легендарным моментом в истории американского движения за гражданские права. После чего он заимствует у Кинга и риторические приемы:

У меня была мечта… чтобы страны боролись друг с другом за то, чтобы, вопреки долгой традиции войн, диктовать свои условия, а не доказывать превосходство своего оружия. У меня была мечта, чтобы главные страны, наиболее вероятные соперницы, прошли индустриализацию и зависели от бесперебойной работы организованных и поддерживающих друг друга элементов. У меня была мечта, чтобы будущие воздушные силы могли уничтожить лишь ограниченное число целей в этой паутине взаимозависимых компонентов современной страны. У меня была мечта, чтобы подобное разрушение и вероятность его продолжения вынуждали жертву взмолиться о заключении мира.

Очень смелые идеи – в самых разных смыслах. Заметим: тогда в Соединенных Штатах насчитывалось так мало военных летчиков, что все они были знакомы друг с другом. По сути, это был своего рода клуб, компания энтузиастов. А Уилсон уверял, что этот крошечный клуб с его шаткими летучими машинами способен придумать новую, принципиально иную концепцию войны.

Мечта о том, «чтобы подобное разрушение и возможность его продолжения вынуждали жертву взмолиться о заключении мира»? Уилсон словно бы верил, что самолеты могут собственными силами побеждать в войне. Спикировать, разбомбить выбранные цели, заставить врага опуститься на колени – и при этом не уничтожить миллионы людей на поле битвы. Никакой массовой бойни.

Но авиаторы понимали: прежде чем осуществить эту мечту, необходимо справиться с одной проблемой, очень специфической технической проблемой, решение которой повлекло бы за собой столь далекоидущие последствия, что ей самое место в первой десятке важнейших проблем человечества, наряду с вакцинами и удобрениями. Представьте, что вы живете в то время. Если вам (как этим мечтателям) кажется, что аэроплан может кардинальным образом изменить методы ведения войны – что он способен спикировать, поразить определенные цели и заставить врага упасть на колени, – тогда вам нужно иметь какой-то способ поражения этих выбранных целей с воздуха. А в ту пору никто не знал, как этого добиться.

Я поинтересовался у Стивена Макфарленда, почему же так трудно попасть авиационной бомбой точно в цель. Вот что он ответил:

Меня самого это поражает. Вы же наверняка смотрели всякие фильмы и видео, где говорят: «Наведи перекрестие на объект, а бомбовый прицел сделает остальное». Но за то, чтобы бомба точно поразила цель, отвечает множество разных элементов. Вот представьте: вы едете на машине по шоссе со скоростью 100–110 километров в час и бросаете что-нибудь из окна, пытаясь попасть во что-то. Даже просто в неподвижный объект – скажем, в дорожный знак, или в дерево, или еще во что-нибудь на обочине. Это невероятно трудно, правда?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Если вы пытаетесь забросить пустую бутылку в мусорный бак, проезжая мимо него на машине со скоростью 80 километров в час, вам нужно на ходу произвести некоторые расчеты из области физики. Да, мусорный бак неподвижен, но вы вместе с машиной быстро движетесь, так что вам надо кинуть бутылку с упреждением, до того как машина поравняется с баком. Ведь так? Но если вы находитесь в самолете на высоте 6000 или 9000 метров, эта задача становится гораздо сложнее.