Терпкий аромат полыни - Риз Боуэн

мере, должна устроить тебе праздник.

Эмили понимала, что ссориться нет смысла.

— Я пойду поищу спелую клубнику, пока до нее не добрались птицы, — сказала она и, взяв корзинку, побежала через лужайку к огороду.

Наклонившись за ягодкой, она услышала шум и треск в кустах рододендрона, которые отделяли поместье Брайсов от госпиталя для выздоравливающих. Она оглянулась, полагая, что это Джош, но тот полол цветочный бордюр у дорожки. Кто-то ломился через кусты и громко топал, словно большое животное. Эмили попятилась. Наконец она увидела человеческую фигуру. Незнакомец продирался сквозь живую изгородь между «Лиственницами», поместьем Брайсов, и соседним домом.

«Какой-нибудь бродяга, — подумала девушка, — хочет украсть ягод». Она подождала, пока человек приблизится, и громко спросила:

— Вы знаете, что нарушаете границы частного владения?

При звуках ее голоса мужчина вздрогнул, наступил на свежепрополотую клумбу и чуть не упал. Чтобы устоять на ногах, ему пришлось схватиться за ветку.

— Ничего себе! У меня чуть сердечный приступ не случился! — Он выступил из тени, и Эмили узнала австралийца, который подмигнул ей. — Ах, это вы! — Лицо его осветилось улыбкой. — Мое очаровательное видение. Выходит, вы реальны. Я уж подумал, что у меня галлюцинации от морфина. Подумать только, что вы живете так близко.

— Да. — Эмили не могла сердиться, когда он улыбался ей. — И все же вы вломились на чужую территорию. — Она почувствовала, что вся вспотела и что ее простое хлопчатобумажное платье слишком сильно открывает плечи.

— Я не хотел ничего плохого. Даже не думал, что кто-то заметит. Нас всех вывезли наружу в креслах, как стариков, и я не мог больше этого выносить. Когда сиделки отвернулись, я от них убежал. Страшно хотел полюбоваться на это место. Из окна кое-что видно, и там так красиво, что сил нет. Зелень, трава и розы. Господи, если бы это увидела моя матушка, она бы решила, что умерла и попала в рай.

— Вы любите розы, капитан?

— Я думал о матушке. Она сажает цветы, больше — розы, но у нее ничего не выходит. Там, где мы живем, дождя выпадает всего шесть дюймов[4] в год. Маловато для хорошего сада, но она все равно старается. Если бы она это увидела, то просто разрыдалась бы.

— А где вы живете? — спросила Эмили.

— За Бурке. В захолустье. Посреди чистого поля. На дальнем западе Нового Южного Уэльса. Ближайший к нам город — Тибуберра, тот еще центр цивилизации.

— И чем занимается ваша семья? — Она поняла, что говорит точь-в-точь как мать.

— Мы фермеры.

— Фермеры? Разве можно заниматься земледелием, если у вас совсем не бывает дождя?

— Мы разводим овец. — Молодой человек усмехнулся.

— Овец? Разве им не нужна трава?

— Трава там есть, но немного. Не такая зеленая, как здесь, но они как-то выживают. Одна овца на акр[5] примерно.

— Одна овца на акр? — Эмили не сразу поняла, что он имеет в виду. — И сколько же у вас овец?

Он задумался, наморщив лоб.

— Я не уверен. Тысяч двадцать или около того.

— Двадцать тысяч?! Что же, у вас двадцать тысяч акров?!

— Больше. Впрочем, эта земля все равно ни на что не годна.

— Наверное, до ближайших соседей несколько миль?

— Пятьдесят.

— Пятьдесят миль?![6]

Он кивнул и улыбнулся, заметив ее недоверие.

— Вам там не одиноко? А если понадобится врач?

— Мы сами справимся с болезнью, ну… или умрем. Если живешь там, быстро учишься делать все сам. Мы сами стрижем овец, у нас своя кузница и так далее.

— О боже! — изумилась Эмили.

— А что до вашего второго вопроса, то, полагаю, матушке действительно там одиноко. У меня две сестры, и, когда мы, мелочь, были дома, ей было лучше. А потом нас всех отправили в школу. А после сестры остались в городе. Одна сама стала учительницей, а другая вышла замуж и завела ребенка. Мама не хотела посылать меня в школу. Я же младший. Ее малыш. Но отец настоял. Он считал, что его сын должен получить образование, чтобы управлять хозяйством.

— Хозяйством?

— Мы так называем свои фермы. Овцеводческое хозяйство.

Она кивнула.

— Матушке пришлось нелегко, когда я уехал в школу. И совсем уж тяжело, когда я завербовался в армию и уплыл в Европу. Я сражался в Галлиполи вместе с анзаками.[7]

— Я слышала, что там были страшные бои.

— Да уж, поверьте. Настоящая резня. Мне повезло. Потом я решил, что корчиться на пляжах — это для дураков, и записался в Королевский летный корпус. Ну, так он тогда назывался. Теперь мы стали Королевскими военно-воздушными силами, ну или мне так сказали.

— А вы летали до этого?

— Честно говоря, нет. Но я мог завести вообще любую колымагу и решил, что быстро научусь. Тогда хватались за любого парня, у которого хватало духу попробовать, а у меня все сразу вышло, будто я для этого и родился.

— А каково это — летать на аэроплане? — спросила Эмили.

— О, это удивительное ощущение. Ты становишься свободным и легким, как птица. А когда глядишь на землю с высоты, то домики под тобой как будто игрушечные. — Капитан усмехнулся. — Вот только долго смотреть по сторонам не приходится, потому что враг может появиться отовсюду. А если уж он возник, то начинается настоящая драка. Ты крутишься, пикируешь, разворачиваешься и все время палишь в него, пока кто-то из вас первым не загорится.

— Какой ужас… — Девушка поежилась.

— Совсем нет. Если идет война, то лучше уж воевать таким образом. По меньшей мере в воздухе сражаются по-джентльменски. Человек против человека. И если ты гибнешь, то гибнешь с честью.

Эмили не нашлась с ответом.

— Послушайте, — сказал он, — я не могу болтать с вами, не зная вашего имени.

— Эмили. Эмили Брайс. А вас как зовут, капитан?

— Меня зовут Робби Керр, но дома все называют меня Блюй, синим.

— Почему?

— Потому что я рыжий.

— Вы надо мной смеетесь. — Она почувствовала, что