Две дороги - один путь - Тамара Михеева

— А у меня батя орал, орал… только я все равно машинку не понесу обратно. Это мамина. Мама бы мне разрешила.

Лешкина мама умерла четыре года назад. С тех пор он с отцом жил неладно. Все помолчали.

— Никакой жизни с этими взрослыми, — сокрушенно вздохнула Ленка.

— 8 —

В школе Петьку тоже ждали неприятности. Анна Матвеевна, глядя в журнал поверх очков, тяжело вздохнула и стала искать глазами Петьку. Петька это сразу поняла, потому что только у нее не было по математике ни одной приличной оценки. Петька попыталась спрятаться за тощую спину Шурика, но это ей не помогло.

— Елизавета Петушкова пойдет к доске, — сурово сказала Анна Матвеевна.

Класс сочувственно вздохнул. Помочь Петьке было невозможно. У Петьки заныли коленки (они всегда первыми отзывались на неприятности). Она всеми силами души ненавидела математику. И все, что с ней связано.

— Та-ак, — зловеще протянула Анна Матвеевна. — Плохи твои дела, Петушкова. Конец года, а тебе, кажется, и дела нет! Тетрадочку захвати, я твою домашнюю работу проверю.

Совсем плохо — домашние примеры Петька ни сделать, ни списать не успела.

Закончилось все весьма плачевно: Анна Матвеевна влепила Петьке очередную двойку и написала в её дневнике огромное и гневное послание родителям.

На перемене у Петькиной парты собрались все её друзья.

— Ладно тебе, не переживай, — сказал Лешка, — подумаешь, двойка по математике!

— Ага, подумаешь! У меня там и так не праздник. Ненавижу математику! — сердилась Петька.

— От родителей попадет? — спросил Сашка.

Петька задумалась. Не должно попасть. Петькиной учебой редко интересовались. Если только мама спросит, а Петька ей соврать не сможет, или дедушке вздумается её дневник посмотреть. Но и тогда навряд ли попадет: все знают, что Петька с математикой не дружит.

— Ладно, переживем, — вздохнула она.

Но пережить оказалось не так-то просто. Папа с работы пришел мрачнее тучи, с порога позвал Петьку и, пока раздевался, отчитал её. Когда он шел с работы, ему встретился Иван Григорьевич, Петькин учитель физкультуры, который очень недоволен Петькиным поведением на его уроках; будто бы у неё гиперактивность и она всем мешает. Мало того! После Ивана Григорьевича папа встретил завуча школы Маргариту Павловну, и она сказала, что недавно Петька прямо-таки сбила её с ног в школьном коридоре, играя в догонялки, и даже не извинилась.

Про Маргариту Павловну Петька не помнила, а Иван Григорьевич всегда к ней придирается, и к тому же физкультуру на то и придумали, чтобы вся энергия у людей выходила. А попробуй-ка она стоять, как столб, что бы тогда Иван Григорьевич сказал?

— Ладно, ладно, — прервал её папа.

— Покажи-ка мне, голуба, дневник.

— Может быть, сначала поужинаем? — спросила мама из кухни.

— Нет, потом, — отмахнулся папа. Петька безропотно пошла за дневником. Если неприятности валятся тебе на голову, то все сразу. И бороться с этим почти бесполезно.

— Та-ак, — совсем как Анна Матвеевна протянул папа, прочтя запись в дневнике.

— Ну, чего? — буркнула Петька. — Не понимаю я все эти глупости.

— Математика не глупость!

— Ага, королева наук… — уныло провозгласила Петька любимую фразу Анны Матвеевны.

Папа помолчал, критически глядя на дочь, и сказал:

— Вот что, Елизавета, мне кажется, пора тебе отдохнуть от улицы, игр и своих друзей. Посиди-ка ты недельку дома.

— Сколько?! — ужаснулась Петька.

— Ну хорошо — пять дней. И чтобы после школы — сразу домой, а то я попрошу Ивана тебя встречать и под конвоем доставлять домой.

— Так ведь завтра суббота! Выходные!

— Тем лучше.

Папа ушел, а Петька осталась стоять посреди коридора, ошарашенная таким наказанием. Пять дней дома! В то время, когда на улице — середина мая, совсем лето! Когда солнце целый день и все друзья еще здесь, никуда не разъехались!

— Вета! Накрывайте на стол! — крикнула мама.

В Петьку от этого крика и папиного наказания вселилось что-то очень злое и упрямое. Её никогда еще не наказывали лишением улицы и свободы! Она топнула ногой и прошептала сквозь зубы:

— Не пойду я накрывать ваш дурацкий стол! И вообще никуда не пойду, раз так!

Петька бросилась в свою комнату, буркнула Галке:

— Тебя мама зовет!

— Зачем?

— Откуда я знаю!

Галка пожала плечами и убежала к маме. Петьке стала стыдно за себя и обидно, что никому нет до неё дела, и она, уткнувшись носом в игрушечного косматого пса, всхлипнула. Ей так хотелось, чтобы кто-нибудь её сейчас пожалел, понял, что она не в состоянии учить математику и вести себя по-другому на физкультуре. И отменил бы папино наказание.

Встреча в Лавровом переулке

— 1 —

Петька крепилась все утро. Она не звонила друзьям, помогала Ирине с уборкой, а когда ей позвонил Генка, сказала честно:

— Я чуть-чуть под арестом, Ген. Но вечером попробую отпроситься.

Она искренне надеялась, что к вечеру, когда придет из Большого города Иван, папа подобреет и отпустит её. Только до вечера-то как дожить? Петька с тоскою посмотрела в окно. Как ярко там светило солнце! И как здорово было там, на вольной воле! Взять бы свой деревянный меч, надеть плащ, крикнуть Сашку и потренироваться на Поляне.

Но папа смотрит строго, не разговаривает и, конечно же, не отпустит. Петька тихонько закрыла свою дверь: бабушка с мамой и Иринкой на кухне — разговаривают, папа у деда, Галка на улице. Все чем-нибудь заняты, и если Петька ненадолго (совсем на чуть-чуть) пропадет, никто и не заметит! Ведь уже целый час к ней никто не заглядывает!

Все! Решено! Петька открыла окно и выпрыгнула на балкон-террасу, перелезла через перила и, обхватив столб руками и ногами, прижавшись к нему животом, скользнула вниз. Теперь нужно было подальше отойти от двора.

Петька иногда любила гулять одна по городу. Вроде бы все знакомо, но то и дело открывалось Петьке что-нибудь новое: то заросший сиренью и лопухами переулок, то улочка с колодцем, в котором вода ключевая, вкусная, то огромная сосна, от неё пахло теплой, янтарной смолой… Когда бегаешь с друзьями, не всегда на такое обратишь внимание. Вот дырявая лодка на берегу пруда, перевернутая, потемневшая от времени, похожая на уснувшего зверя. Вот лестница из каменных плит, вросших в землю, очень старая, помнившая сколько всего…

Петька все дальше уходила от дома. И чем дальше уходила, тем больше её переполняло ощущение, что вот-вот случиться что-нибудь замечательное. Чувство свободы, которую Петька сама себе подарила, несло ее по улицам и переулкам…

Петька сразу увидела его, как только свернула в Лавровый переулок. Мальчишка стоял около зелёной калитки и длинным прутиком что-то чертил на пыльной дороге.

Мальчишка как мальчишка. Тощий, остролицый, с жестким ежиком черных волос и узкими азиатскими глазами. Но Петька, увидев мальчишку, вытянулась в струнку и, забыв обо всем на свете, направилась прямо к нему. Она обошла вокруг незнакомца, как вокруг новогодней елки. Мальчишка был хорошо воспитан. Он не толкнул её плечом: дескать, чего уставилась?

Он просто смотрел из-под черных бровей, как она им любуется.

Впрочем, любовалась Петька, конечно же, не мальчишкой. Любовалась Петька его рубашкой… Это была настоящая матросская форменка: ослепительно белая, с голубым воротником, с погонами старшего матроса. Мальчишке она была велика, болталась на нем, как на вешалке, да в этом ли дело? Ведь она настоящая! Это сразу видно!

— Ну? — насмешливо произнес мальчишка. Петька посмотрела, наконец, ему в лицо и смутилась. У него были ехидные глаза-щелочки, два черных полумесяца.

— Здорово… — выдохнула Петька, — твоя?

— Моя. А что?

— Ничего, — Петька забралась на забор.

Не объяснишь ведь незнакомому мальчишке, что вот о такой форме всю жизнь мечтала! Но он, видимо, понял. Сказал чуть виновато и совсем без хвастовства:

— Это дедова. Мне бабушка подарила. Дед умер давно ещё. Я его не помню. А вот рубашка в наследство осталась.

Он так говорил, будто объяснял, почему не может подарить Петьке свою рубашку. Петька прониклась благодарностью и решила, что незнакомые мальчишки с соседних улиц тоже бывают ничего себе.

— Он был моряком? — спросила она, глядя на мальчишку с высоты забора.

— Ага. В Севастополе. Всю жизнь там…

— Ух, ты!

Мальчишка бросил свой прутик и тоже забрался на забор. Петька посмотрела на него искоса хитрыми глазами и спросила:

— А ты откуда такой? Тебя раньше не было.

— Это тебя не было. Мы здесь уже два месяца живем.

— Фью! Два месяца! А я всю жизнь! Ты с юга приехал?

— Н-нет… — почему-то смутившись, ответил мальчик. — С Волги.

— А-а-а… Я думала, с юга, такой загорелый.