Корона клинков - Елизавета Берестова

Брэк удивился сразу двум вещам: почему Бестия интересуется их с Барсом делами, да и грязными ублюдками эльфов давно перестали называть. Больше пятнадцати лет минуло после Северной войны.

— Мне не так редко приходится исполнять поручения разных людей, возможно, в их числе был и Хелвуд Барс.

Это говорил Брэк, и сенатор буквально затаил дыхание. Сверхъестественное чутье подсказывало, что скоро он узнает нечто исключительно важное.

— Возможно? — голос консула стал жёстким, — и это все, что ты можешь мне сказать?

— Многие из поручений, о которых я говорил, имеют конфиденциальный характер, и я не обсуждаю их с посторонними.

Бестия помолчал, вертя в руках серебряную вилку, украшенную гербом Северусов.

— Ладно, — сказал он, и вилка со звоном ударилась о блюдо с перепёлками, заставив сенатора в своём укрытии болезненно поморщиться, — наш покойный император почему-то благоволил к тебе, Меллорн. Благоволил настолько, что свою последнюю волю он обратил к тебе, — последовала пауза. — Император велел передать, чтобы ты выполнил вторую часть вашего с ним договора и приказал обеспечить тебя деньгами.

Бестия небрежно протянул через стол увесистый бархатный кошелёк.

— Надеюсь, тут хватит, чтобы покрыть расходы?

Брэк взял деньги и положил их возле себя.

— Я исполню все в точности, господин консул, можете быть спокойны, — сказал он.

— Быть спокойным? — проговорил Бестия тихим зловещим голосом, — я смогу стать спокойным только тогда, когда увижу тебя мёртвым, Ясень.

Брэк вздрогнул, уже шестнадцать лет его никто не называл этим именем. Вздрогнул и сенатор в своём тайнике. Все, кому довелось пережить Северную войну с эльфами Морозного трона, имя Ясень было хорошо знакомо. Легендарный эльфийский воин, неуловимый, словно луч света и разящий, как молния. Награда за его голову обросла невообразимым количеством нулей, а о его дерзких подвигах болтали по трактирам и тавернам. И вот оказывается, что Меллорн, учёный, перед которым открыты двери многих аристократических гостиных Рии, Меллорн, которого сенатор знал вот уже двенадцать лет, и есть Ясень. Нет, Тит Северус даже головой потряс, этого просто не может быть.

— Вижу, как ты удивлён, — продолжал между тем Бестия, — но я узнал тебя сразу или почти сразу.

Брэк пытался изо всех сил вспомнить, где и при каких обстоятельствах он мог пересечься со Вторым консулом и никак не мог этого сделать. Не помогала даже отличная память на лица.

— Нет, Ясень, тебе меня не вспомнить, — словно прочитав его мысли, усмехнулся консул, но я помогу. Хочу, чтобы умирая, ты знал, чья месть настигла тебя. — В черных глазах Бестии плескалась неприкрытая ненависть. — Я запомнил тебя на всю жизнь, потому что ты убил моего отца.

Сенатор чуть не задохнулся от изумления.

— Была война, — пожал плечами эльф, — имперские войска нас тоже не чаем угощали.

— Как я ненавижу уродов, воде тебя, прикрывающихся идеалами, словно фиговым листком, — прищурившись, выплюнул консул. — Выродки, нелюди, вы получили слишком много свободы из-за попустительства Барса. Но теперь ваше время вышло. Очень скоро умные люди, не тебе чета, напишут новые законы. Тогда мы, наконец, сможем раздавить вас всех, словно гадких насекомых.

Брэк напряжённо думал. Если бы Бестия мог расправиться с ним прямо сейчас, то эльф был бы уже на полпути к камере пыток. И то, что он приятель сенатора ни в малейшей степени не защитило бы его. Значит, что-то останавливает консула, и больше всего, похоже, что это последняя воля императора. Пока Брэк не выполнил её, он в относительной безопасности. В относительной, потому что Второй консул откровенно провоцирует эльфа, и стоит ему только дёрнуться, как все будет кончено. Брэк знал, что Марк Луций — клирик, но был уверен, в данном случае он обойдётся банальными палачами. Оставалось лишь сохранять полную невозмутимость, какие бы ещё оскорбления и ругательства не измыслил Второй консул.

Бестия же тем временем смолк, буравя собеседника неприязненным взглядом, ему не терпелось увидеть признаки раздражения.

Но Брэк, прошедший в своё время куда более суровую школу, оставался спокойным и безмятежным, как не потревоженная гладь лесного озера. Он взял кисть винограда и стал лениво отщипывать ягоды по одной. Это, казалось бы, совершенно обыденное и невинное действие произвело на Бестию впечатление.

— Не смей есть, когда я тобой разговаривает консул! — заорал он, краснея от злости. — Ты, Меллорн, ничтожество, жалкий урод, никто! Место таких как ты, не за сенаторским столом, а на галере или в каменоломнях. А ещё лучше в соляных шахтах по колено в воде. И не беспокойся, очень скоро мы туда и отправим всех нелюдей, мешающих нам жить и дышать спокойно.

Бестия буквально выплёвывал оскорбления и угрозы, возбуждаясь при этом ещё сильнее. Накал его эмоций был столь высок, что эльф воспринял воспоминание, что жгло его душу: весенний лес с голыми деревьями и едва пробивающейся травой, скованная утренним морозцем дорога. В засаде их трое: Ирис прячется в молодом ельнике, он сам залёг в ложбине слева. Высокие сухие стебли прошлогодней травы надёжно скрывают эльфа. Третьим в их компании был Эрик-лучник. Кажется, мальчишка сох по Ирис. Сейчас Эрик засел на дереве чуть впереди. Стук копыт в утренней тишине слышен издалека. Как только карета приблизилась к повороту дороги, Эрик подаёт знак. Ирис, закрыв глаза, вытягивает руку в сторону сухого дерева. Ствол, подрагивая, чуть слышно скрипит. Пара секунд, треск, и дерево прямёхонько падает прямо на дорогу перед лошадьми, подавшими резко назад от неожиданности. Карету сопровождали шестеро. Двоих снял лучник, одного — Ирис. Девушка просто стащила его с лошади тем же магическим приёмом, что повалила дерево, и хорошенько шмякнула о землю. Последние трое достались Брэку, ибо кучера можно было не считать. Бедолага соскочил с козел и дал дёру. Арбалетчик взводил своё оружие, когда глефа Брэка вспорола ему горло. Эльф увернулся от копыт лошади второго и ударил седока снизу, как раз туда, где заканчивался кожаный доспех. Последний получил секущий удар с разворота, и умер, не успев даже вскрикнуть от боли. Эльфы подошли к карете, они знали, что внутри найдут чиновника, перевозящего собранные налоги. И действительно, в карете, вжавшись в обитые кожей подушки, сидел дородный господин, унизанные кольцами пальцы которого побелели от усилия, он прижимал к груди сундучок. За него цеплялся смуглый мальчишка лет двенадцати с дикими от ужаса глазами. Это и был Марк Луций, будущий Второй консул Священной Лирийской империи.

Чиновник оказался на редкость напыщенным и упрямым. Он осыпал эльфов оскорблениями, грозил страшными карами. При этом он многозначительно заводил глаза, и тыкал толстым пальцем в потолок кареты, вероятно намекая на неких высокопоставленных покровителей. Короче говоря, отец Бестии предпочёл расстаться с жизнью, нежели выпустить из рук сундучок с деньгами, причём не своими. Брэк прикончил его быстро, одним ударом, практически ударом милосердия. Положив руку на сердце, он и теперь, спустя двадцать пять лет, не чувствовал за собой вины. Он мог поклясться, что не проявил жестокости сверх необходимого. Мальчишку они и пальцем не тронули. Как только деньги оказались у них, эльфы покинули лесную дорогу и позабыли дурака-чиновника, его бездарную охрану и перепуганного до смерти недоросля, рыдавшего над трупом отца. Но вот оказалось, что малыш вырос и ничего не забыл.

Сенатор, внимательно следивший за событиями из своего укрытия, не пропускал ни единого слова. Более того, мысли Тита Северуса работали в ускоренном режиме. Молодость — не всегда преимущество, усмехался про себя сенатор, да и подгулявшее происхождение, которым так гордится консул, имеет свои недостатки. Пробелы в образовании, не позволяли консулу сделать предположение (и как очень надеялся Тит Северус правильное) насчёт того, что связывало диверсанта Ясеня и Барса Завоевателя.

Консул Марк тем временем продолжал изливать на Брэка поток ругательств и оскорблений. Сенатор догадался, что он пытается вывести эльфа из себя и спровоцировать его. За все время их продолжительного знакомства Тит Северус неоднократно имел возможность убедиться в умении своего друга владеть собой. Но грубость Бестии давно вышла за рамки. Конечно, эльф не подавал виду: он даже сидел в расслабленной позе и спокойно смотрел на собеседника, но от сенатора не укрылась напряжённая складка у губ и чуть нахмуренные брови. Это были признаки внутреннего напряжения, и неизвестно, насколько ещё хватит ему терпения. Тит Северус уже давно сделал все интересующие его выводы. Подслушивание принесло гораздо больше плодов, чем он мог предполагать, и теперь было бы разумно положить конец бесполезной ругани, пока у эльфа окончательно не сдали нервы, и он не дал повод Бестии расправиться с ним прямо на месте.