Тигровые каникулы - Сергей Медынский

Макар протянул весло самой ближней белке. Не задумываясь, она влезла на борт, отряхнулась, обдав брызгами охотников. А по веслу уже лезла другая, а за ней еще и еще.

По обоим веслам выбирались белки из воды, лезли по шестам, которые протянули им охотники, и через несколько минут бат наполнился мокрыми усталыми зверьками. Они смирно сидели, поглядывая на людей.

Макар развернул бат и тихонько стал грести к берегу. Увидев приближающуюся землю, белки стали перескакивать на нос лодки. Когда бат ткнулся в береговую отмель, зверьки спрыгнули на песок и через секунду исчезли в кустах…

Прыгая с дерева на дерево, проскакивая по земле, шли белки.

Переплывая реки, не боясь открытых пространств, не обходя села, шли и шли в одном направлении тысячи коричневых зверьков. Они покидали старые места, и ход этой хвостатой армии длился три дня.

Ястребы, филины и совы пикировали на белок с воздуха. Лисы, колонки, куницы, горностаи уничтожали их на земле. Но белки все шли и шли.

Так бывает в годы неурожая кедровых орехов и других семян хвойных деревьев. Белки спасаются от голодной смерти. Иногда такой беличий поток проходит триста — четыреста километров. Как найдут хорошее место для кормежки, так останавливаются. Бывает, двигаются до самых снегопадов. Только глубокий снег их остановит…

— Это все одно от другого зависит: есть орех — есть белка, есть мышь — есть соболь, — говорит Николай.

— Ты в чужой разговор не вмешивайся! — просит Макар. — Теперь твоя очередь, вот ты и начни про что-нибудь новое.

— А может, спать пора? — спрашивает Николай. — Гляди, у Васи глаза слипаются.

— Не-ет! — говорит Вася. — Я не сплю. Я глаза закрываю, чтобы лучше слушать: зажмурюсь — и все себе представляю, будто кино смотрю!

Николай поправляет пламя надьи и усаживается поудобней.

Вася прикрывает глаза и слушает.

Невысокое растение с двумя-тремя листьями, рассеченными на пять частей. Наверху зонтик бледно-зеленых мелких цветочков. Пройдет мимо несведущий человек — не обратит внимания.

А растение это не простое! Женьшень!

Под округлым крепким стеблем в землю уходит небольшой мясистый корень. Иногда он точь-в-точь как маленькая морщинистая фигурка человека. Растопырив руки и ноги, он вцепился во влажную глинистую почву.

Трудно найти женьшень. Растет он одиночно, реже небольшими группами.

Его светло-красные ягоды с белыми или бледно-желтыми семенами склевывают птицы, грызут мыши.

Женьшень. «Корень жизни».

Давным-давно узнали о его целебных свойствах. Но кроме правды, о корне рассказывали много легенд. Говорили, что он сохраняет молодость.

За лечебную силу ценили женьшень, искали, но бывало и так, что для многих «корень жизни» становился «корнем смерти».

Это теперь спокойно ходят люди в поисках дикого женьшеня, разводят его на плантациях. А раньше…

С августа по октябрь ходил искатель женьшеня по сопкам. Ходил один, прячась в темных лесах, надеясь на свой карабин, на свою осторожность и свое счастье. Выбирал он юго-восточные или юго-западные склоны гор. Смотрел там, где растут широколиственные породы деревьев — амурская акация, маньчжурский орех, бархат.

Падал искатель на колени перед зонтиком светло-зеленых мелких цветочков и не просто выкапывал корень — выскребал его специальными лопаточками, счищал с него землю, смахивал кисточкой, сдувал. Верил, что, если обломается хоть один пальчик маленького сморщенного человечка, исчезнет чудесная сила корня. И при этом молился, потому что думал — без молитвы не дастся в руки «корень жизни».

Когда у искателя в мешке лежал один или два женьшеня, спал он, не разводя огня, петлял по тайге, запутывая следы, выходил на свою прежнюю тропу, чтобы проверить, не идет ли кто следом. И все равно бывало так, что влетала ему в затылок горячая пуля и маленькие человечки женьшеневого корня оказывались в мешке другого таежного бродяги.

— А ты-то откуда все это знаешь? — спрашивает Вася. — Ведь ты не старый.

— Наш отец, твой дедушка, все это рассказывал, — отвечает за Николая Игнат. — Знатный был искатель твой дед! Однажды семью из шести корней нашел.

— Ну ладно, — вздохнул Макар, — давайте спать.

— Не-ет, — оживился Игнат, — пусть Николай расскажет, как мы втроем за женьшенем ходили!

— Ни к чему, — говорит Макар.

— Расскажи, расскажи! — просит Вася.

— Ну слушай, — соглашается Николай.

Трое идут по осеннему лесу.

Багряные гирлянды виноградных лоз свисают с золотых березок. Охристая листва маньчжурского ореха желтеет на фоне зеленой, как летом, ольхи. Лиловая черемуха, красный клен, бронзовые иголки лиственницы, рубиновые кисти лимонника. Нигде в мире нет такого красивого леса, как на Дальнем Востоке осенней порой!

У каждого из братьев в вещевом мешке растопыренные фигурки женьшеня. У Николая три корня. А у Макара один корешок, и тот какой-то косорукий.

Солнце, закатываясь, пробило лучами плотную подушку туч.

Сопки в оранжевом вечернем свете будто загорелись, а тучи из серых стали лиловыми и, кажется, такой тяжестью налились — вот-вот упадут вниз. Кое-где потянулись от них косые завесы дождей.

В ущельях сумеречный свет. Ночь падает на тайгу…

— Ну ладно, — прерывает рассказ Макар. — Поговорили, а теперь давай спать.

— Ты молчи, не обрывай! — говорит ему Николай. — Я тебе не мешал.

— Рассказал про женьшень, и ладно. А это к чему?

— Да так просто, — посмеивается Николай. — Моя очередь, я и говорю что хочу. Правду рассказываю. Все как было!

А было так.

Не захотел Макар ночевать там, где Николай предлагал, — на открытом месте.

— Здесь, — говорит, — холодно станет под утро.

Взял маленькую палатку и ушел в распадок между двумя сопками.

— Вот тут ветра не будет.

Под обрывом выбрал маленький холмик, на нем растянул свою палатку.

— Вот посмотришь, будет Макар ночью подмогу вызывать! — говорит Игнат Николаю.

— Почему?

— Дожди большие на сопках пролились. Ночью вода дождевая сюда подойдет. Нас она не достанет, по ложбинкам в реку стечет, а вот Макара поток может поднять.

— Подмокнет — сюда прибежит.

— Тонуть будет — стрельнет, помощи попросит.

Среди ночи Игнат проснулся, тревожно ему стало: «Чего-то Макар молчит?» Кругом темнота. Слышно, как вода с сопок скатывается.

Подошел Игнат к обрыву; смотрит, палатка Макара, как на острове, стоит, вода к ней подступила. Макара не слышно. Удивился Игнат: «Куда же Макар делся? Неужели палатку поставил, а сам ушел?»

— Макар!

Из палатки послышалось какое-то шипенье. Вроде бы Макар говорит, но приглушенно. Будто бы хочет сказать громко, а чего-то боится.

Сунулся в воду Игнат — глубоко. Побежал назад, Николая разбудил. Взяли веревку, снова подошли к палатке.

Разделся Николай, вошел в воду. Игнат его веревкой страхует, потому что глубоко и течение быстрое. Если собьет, утонуть можно. В темноте не сообразишь, куда выбираться.

Николай вылез к палатке, откинул полог, спрашивает в черноту:

— Ты что? Заспался, что ли?

— Тш-ш-ш… — шипит Макар. — Не шевелись, пропадем!

— Да ты что? — оторопел Николай.

— Змеи… — говорит Макар.

— Где?

— Под палатку заползли. Клубок целый… Шевелятся! Стронуться боюсь… Часа два лежу не двигаясь!

— Очумел ты, что ли? — кричит Николай. — Да ведь ты едва не утонул! Вода уж кругом по шею.

— Не кричи! — просит Макар. — Змеи…

— Какие змеи?! Это вода под палатку подтекает. Струи под тобой ползают, утопленник ты несчастный!

— Ну и все врешь! — говорит Макар. — Все не так было.

— Так, честное слово, так!

— И все равно ты никого не обманул, — торжествующе объявляет Макар. — Вася, гляди, уснул, как только ты выдумывать начал.

Вася посапывал, подложив под голову чей-то мешок.

— Ладно, — говорит Николай. — Завтра я все ему снова перескажу. А ты, Макарка, нечестный человек! Мог бы мне сказать, что все уже уснули и я тебе одному эту историю рассказываю. А тебе ее к чему слушать? Ты ее лучше всех знаешь!..

Ночь. Звенящая тишина стоит над лесной поляной.

Пурпурные вспышки перебегают по бревнам. Скоро от надьи тепла уж совсем не будет; надо бы поправить ее, да некому — все спят.

Чуть засветлело с востока, и на светлом небе отчетливо проглянуло черное кружево перепутанных веток.

Готовясь попрощаться с ночью, яснее замерцали холодные огоньки звезд.

Молодые елочки будто выбежали из чащи на поляну и замерли, глядя на тихо гаснущую надью.

Спят собаки, уткнув носы в пушистую шерсть.

Спят звероловы. А вокруг на сотни километров застуженная безлюдная тайга. Спят ее обитатели — те, которые охотились и искали себе пищу при дневном свете. А те, которым полагается спать днем, вышли из своих теплых гнезд, глубоких нор, покрытых снегом логовищ.