Призраки Фортуны - Дмитрий Полетаев

В начале все развивалось по хорошо налаженной схеме. После «пробной» ночи Екатерина тут же назначила Ваньку своим флигель-адъютантом. Затем быстренько произвела в камергеры с присвоением внеочередных званий генерал-майора, а потом и генерал-адъютанта. Поместьями и землями одарила. Деньгами, сотнями тысяч жаловала. Потемкин и сам по просьбе Екатерины бриллианты для него пригоршнями таскал. Но все это мало волновало могущественного фаворита. Любое поползновение на власть — вот чего он не терпел. «А Ванька, как в Ивана Николаевича оборотился, так распушился, подлец, что павлин, — право, что природа способствовала».

Рано чуявшие ветер перемен придворные уж стали мимо Григория Александровича напрямую к новому фавориту с просьбами таскаться. Пришлось мальца урезать. Племянница, любимица Санька, помогла. Не зря Потемкин всех своих племянниц фрейлинами устроил. «Лишний глаз завсегда сгодится — там, где мужик не углядит, баба дознается!»

Обожал, ласкал и одаривал он всех четверых поровну, по крайней мере, так ему казалось, но все же старшую, Александру, светлейший всегда ценил и ставил выше других. Умная баба! Десяти мужиков стоит.

Любимица Санька и удумала, как дело обставить. Да так, чтобы Екатерина своего Амура в объятиях у фрейлины Прасковьи Брюс сама и обнаружила. Графиня Парашка отделалась пощечинами. И по мужу, и по девичеству персона знатная, что и говорить, так запросто розгами по заду не отходишь — шутка ли сказать, жена петербургского генерал-губернатора и сестра самого фельдмаршала Румянцева! А вот мальцу от ворот поворот был указан в одночасье.

Мысли о племянницах разлили приятное тепло по стареющему телу князя. Все они были с ним в этой поездке. Князь теперь от себя их надолго не отпускал. Обожая их безмерно, только с ними и мог светлейший забыться, только они его и зажигали, заряжая энергией для свершения его грандиозных планов. И надо отдать должное — девицы отвечали ему взаимностью, каждая на свой лад.

Похотливостью племянницы уродились под стать дядьке. Чуть только покрылись пушком подмышки и заветное место, чуть только округлились бедра и некогда костлявый зад и налились болью соски, старшая Санька первой нырнула под дядюшкино одеяло. Григорий Александрович приехал в деревню навестить сестру, привезя три подводы подарков. От подарков у его многочисленной родни, особенно женской ее половины, несколько дней голова кружилась. Вот тогда-то Александра и ухватила свою «первую истину» — пути к прелестям жизни лежат через сердца влиятельных мужчин. Правда, по молодости несколько поспешно оценила их только лишь в переливах ювелирных украшений да сверканиях драгоценных камней. Очень скоро ей предстояло познакомиться с иными «прелестями» жизни.

Началось все с шуток: ласкалась и причитала «дяденька да дяденька». Потом Санька осмелела и обнаружила под одеялом истинную причину всех успехов фельдмаршала Российской империи, точнее, размеры его «причины». И между дяденькой и племянницей сложились особые отношения. Обезумевший от восторга и опаленный огнем неведомого дотоле наслаждения молодым девичьим телом, Григорий Александрович первое время медленно и страстно учил девушку премудростям любви. Но очень скоро Санька, осмелев, взяла «бразды правления» в свои руки. И с этого момента Потемкин уже более с ней не расставался. Только сестры — мал мала меньше, — взрослея, подъезжали ко двору вельможного дяденьки и вливались в этот маленький, но «теплый» семейный коллектив, где их быстро вводила в курс дела старшая сестрица. Французский посол де Сегюр только диву давался, описывая своему монарху «особенности быта и забав русских олигархов».

Екатерина тоже знала об этом. Любовная страсть их с Потемкиным к тому времени угасла, хотя взаимное уважение, как у проживших бок о бок и вместе состарившихся супругов, сохранилось. Прекрасно зная слабости друг друга, они относились к ним с пониманием. К тому же Екатерина была уверена: по-настоящему он любил все равно только ее. Любил как жену и как государыню, и за это она ему все прощала.

А племянницы у Потемкина и вправду были прехорошенькие. Милые, пригожие и, главное, умненькие, что особенно ценила в женщинах Екатерина. А что ухоженные да изнеженные, так то понятно — не зря дядька считался самым богатым человеком империи! Государыня и сама бы их с удовольствием потискала. И в ней кровь бурлила, требуя все новых увлечений. И увлечения эти не переставали находиться. Благо, что «ее Гриц» держал это под своим неусыпным контролем.

Глава четвертая

Закат фаворита

1787 год. Крымская дорога Дмитриева-Мамонова

С утра Екатерина почувствовала себя неважно, и потому было принято решение, что как минимум до обеда с ней в карете поедут только особо приближенные лица: две фрейлины и ее новый любимчик Дмитриев-Мамонов. Озабоченный здоровьем царицы, присоединился к ним и Потемкин. От нечего делать он из-под прикрытых век осторожно наблюдал за фаворитом.

«Теперь за этим глаз да глаз нужен, — покачиваясь в такт движению кареты, размышлял Потемкин. — Тоже ужо не Сашка, а Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов, граф Священной Римской империи! При беседах государыни с самим императором Иосифом присутствует! Гляди ты, важная птица какая стала! Но этот хоть послушный — знает птичка, с чьих рук клюет».

Потемкин вспомнил, как взял его к себе адъютантом из Измайловского полка. Как приглянулся ему тогда молодой человек. Что красив — это понятно, без этого никуда. Но было в молодом Дмитриеве-Мамонове еще что-то, что сразу привлекло внимание Потемкина. Правда, не сразу этому нашлось определение. Долго не мог он сформулировать для себя, что же именно так привлекло его в этом молодце. Но потом сообразил: Мамонов только что имя носил такое бравурное, геройское — Александр. На деле же оказался меланхоличным, вечно погруженным в свои мысли, тихим молодым человеком. «Тюфяк, без взлетов и фантазий», — решил про себя Потемкин. Как раз идеальный кандидат!

Как только Потемкин в этом уверился, так и представил его Екатерине. И пошло-поехало как по писаному. Потекли денежки казенные в закрома теперь уже Дмитриевых-Мамоновых, даром что семейство оказалось многочисленное. «Ну да, Рассея-матушка большая, все стерпит! Земель да угодий, золота да чинов еще на сто таких Мамоновых хватит, — не без гордости за отечество успокаивал себя князь. — Ничего, пусть побесится Катенька. Как косицу ни завивай, а волос-то с того только редеет», — философски рассуждал про себя опытный царедворец.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});