Разрешаю любить или все еще будет - Петр Сосновский

Жене Фокову. Как-то он не удержался и с завистью сказал:

— Да Юра, ты счастливый! — Я стал выспрашивать у него от чего это я счастливый, но он тут же замкнулся и не сказал больше ни слова, не желал себя расстраивать.

Парты в классной комнате стояли в три ряда. Центральный — несколько выступал вперед. Возле него находился учительский стол. Девушка сидела от меня через ряд — за первой партой и я, слушая учителя, ею просто любовался. Правда, это уже было после того, как меня выписали из больницы.

На Наташу обращал внимание не только я, но и другие ребята, например, Сеня. Это он мне сказал:

— Да Наташа классная девица. Я бы не отказался с ней быть рядом.

Парень жил на моей улице, недалеко от дома Кустиных. Он учился игре на баяне, и я довольно часто слышал, как Семен часами наигрывал что-то на инструменте, пытаясь привлечь своими мелодиями Наташу, так мне казалось. Однажды, чтобы он не был таким настырным, мне даже пришлось его слегка поколотить.

— Ты чего это? — поинтересовался Семен. — Что я тебе такое сделал?

— Да так просто, — ответил я, — не нужно выставлять свои способности, лучше ходи на пруд как все ребята рыбу ловить.

— Я и хожу, — непонимающе буркнул мне товарищ.

Я, влюбившись в девушку, много потерял, прежде всего, утратил былую легкость в общении с ней. Мой язык стал заплетаться, я с трудом подыскивал нужные слова, хоть раньше косноязычием и не страдал. Мне стало трудно разговаривать даже с товарищами, если Ната находилась рядом и могла меня слышать. Что еще меня мучило? Малый рост. Правда, не долго. Я скоро обогнал Нату и стал на голову выше, смотрел на нее сверху, но робость долгое время не проходила.

Летом по вечерам мы толклись на пяточке у дома Сени. Танцевали под его баян. Я танцевать не умел, да и не только я, но и многие мои товарищи. Но в темноте делать выкрутасы ногами было проще, чем в сельском клубе. Туда мы тоже ходили. Но, нас там больше интересовало кино.

Женя сколько я его помню, всегда стремился привлечь внимание Наты. Танцевал он эффектнее, чем я и поэтому у девчонок пользовался успехом. Правда, мы не только танцевали, но и пели. Под баян это было делать легко. Особенно хорошо получалось у Светланы и Надежды. Я также подпевал, но не выпячивал себя. Голос мой звучал тихо. Изредка, тайком я подглядывал за Натой. Да, я любил девушку, однако мою любовь к ней нельзя было сравнить с любовью друга. Фоков был просто помешан. Для Наташи он был готов умереть. Я его рвения не понимал. Может, мои чувства были недостаточно зрелыми, крепкими, серьезными. Мне не хватало взрослости. Моя мать мне так и говорила:

— Юра, какой же ты еще ребенок!

Глядя на Наталью Михайловну, я с теплотой вспоминаю прошлое. Особенно то время, когда я вдруг ее заметил. Заметил и полюбил. Причиной, побудившей меня испытать это чувство, стала болезнь. Возможно, я и сейчас еще не до конца вылечился. Моего друга, он уже солидный мужик эта любовь просто-напросто доконала. Мне его жалко. Однако сделать уже ничего нельзя. Человек — пропал.

Мне мой отец Александр Иванович, когда был жив, не раз говорил:

— Юра, оставь ее, ты ведь не женат, почувствуй себя свободным мужчиной. — Но выполнить его пожелание мне долгое время не удавалось.

Наташа живет во мне даже сейчас. Я ее никогда не покидал.

Моя мать Любовь Николаевна всегда вторила отцу. Она считала, что Наташа оказалась со мной рядом случайно, а значит должна из моей жизни уйти.

— Смотри, смотри сынок, сколько красивых девушек. Да вот хотя бы взять Светлану или же Надежду — соседскую девочку, чем она тебе не пара. Зачем тебе далась эта приезжая. Что в ней интересного — трактор, на котором ездит ее отец, и в телеге которого ты с ней любишь целоваться.

Мне, конечно, не хотелось верить всему, что говорили мои родители. Хоть я и понимал, что поэзии в моих отношениях с Натой, было немного. Возможно — одна проза. Но я тогда был романтиком.

2

Наташа Кустина еще в школе как-то быстро повзрослела: приобрела женские формы, округлилась. Она была так хороша собой, что на нее, если не знали возраста девушки, посматривали даже взрослые мужчины. Мне, чтобы приобрести солидный вид понадобился не один год, произошло это только после службы в армии.

Мои друзья считали Наташу моей девушкой. Этим они мне льстили, только и всего, так как ничего серьезного в наших отношениях не было. Наверное, и не могло быть. Я тогда был всего лишь ее одноклассником.

В школе Кустина была у всех на виду. Находиться с нею — один на один мне не удавалось. Рядом крутились ребята: Женя, Сеня, Виктор. Для того, чтобы побыть с Натой наедине, я после окончания занятий быстро разделавшись с уроками, отправлялся к ней домой. Отец девушки Михаил Ромуальдович часто встречал меня со словами:

— А жених, проходи! Ната уже ждет тебя.

Я легко перешагивал через порог и шел в комнату к девушке. Ната была рада нашим встречам. Правда, долго находиться вместе мы не могли. Тут же появлялся Фоков, и я замыкался или же непонятно от чего выходил из себя. А однажды я заметил, что девушка сторониться меня и спешить, как можно поскорее выпроводить за двери.

— Знаешь, Юра у меня много уроков, — говорила Ната. — Приходи завтра, а лучше послезавтра. — Я недоумевал, ведь мне приходилось делать те же самые задания, что и ей — я успевал, а она отчего-то нет.

Женя здесь был не причем. Поведение Наташи Кустиной изменилось после одного случая на уроке. Молодой учитель физики Михаил Потапович вызвал девушку к доске и почти весь урок уделил только ей. Она, тогда, заметив его странное отношение к себе, стояла красная, пытаясь ответить на вопрос неожиданно ставший трудным.

Я рвался девушке помочь, тянул руку: мне хотелось перенести внимание на себя, но все было напрасно.

Кустина — после того самого урока стала другой. Сейчас, я точно знаю, она заинтересовалась учителем. Михаил Потапович элегантный подтянутый красивый молодой мужчина принялся назначать ей встречи не у нас в селе, а где-то в городе, подальше от любопытных глаз. В то время такие отношения не поощрялись. Она, ведь была несовершеннолетней.

Я, долгое время, ничего не знал о Кустиной и о молодом учителе Михаиле Потаповиче. Правда, даже если бы