Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник) - Джон Ле Карре

До 1959 года Мундт оставался в Абтайлунге незначительной фигурой, работая в Лондоне под крышей восточногерманского представительства сталелитейной промышленности[6]. Но потом ему пришлось срочно бежать в Германию, чтобы спасти свою шкуру после убийства двух собственных агентов, и больше года никаких новых сведений о нем не поступало. Затем совершенно внезапно он вдруг всплыл в штаб-квартире Абтайлунга в Лейпциге в роли начальника отдела материального обеспечения, отвечавшего за распределение валюты, снаряжения и людских ресурсов в целях осуществления особо важных операций. К концу того года в недрах Абтайлунга развернулась ожесточенная борьба за власть. Число и влияние офицеров советской разведки, работавших в ГДР, резко уменьшилось, нескольких ветеранов из старой гвардии отстранили от дел по идеологическим мотивам, и на передний план выдвинулись три фигуры: Фидлер стал начальником контрразведки, Ян занял пост Мундта как главного финансиста и снабженца, а сам Мундт вытянул воистину выигрышный билет – должность заместителя директора оперативного отдела – немалое достижение для человека, которому едва исполнился сорок один год. И стиль работы отдела сразу же радикально изменился. Первым агентом, которого лишился Лимас, стала девушка. Она была лишь звеном в цепочке, выполняя главным образом обязанности курьера. Ее застрелили на улице Восточного Берлина, когда она выходила из кинотеатра. Убийцу полиция так и не нашла, а Лимас поначалу даже был склонен считать ее гибель случайностью, никак не связанной с работой. Месяц спустя носильщик с железнодорожного вокзала в Дрездене, бывший агент из организации, созданной Питером Гилламом, был найден за путевым тупиком мертвым и изуродованным до неузнаваемости. Лимас уже знал, что это не могло быть простым совпадением. Вскоре арестовали и негласно приговорили к смертной казни еще двух членов одной из сетей, находившихся под контролем Лимаса. Так продолжалось какое-то время – противник действовал решительно и беспощадно, выбивая почву из-под ног британской разведки.

А теперь его жертвой стал Карл, и Лимас покидал Берлин, находясь в той же ситуации, в какой был когда-то, прибыв туда впервые, – то есть не имея в своем распоряжении ни одного агента, стоившего хотя бы фартинг. Мундт победил.

Лимас был мужчиной невысокого роста, который коротко стриг свои седые со стальным отливом волосы. При этом он обладал незаурядной физической силой. Она угадывалась в строении его спины, плеч, шеи, рук и даже в плотных коротких пальцах.

В одежде, как и в большинстве других вещей, он придерживался строго утилитарного подхода, а потому даже очки, которыми он изредка пользовался, имели прочную металлическую оправу. Костюмы он носил почти исключительно из искусственных тканей и избегал жилеток. Рубашки предпочитал американского покроя с пуговицами, крепившими уголки воротничков, а обувь – замшевую на резиновой подошве.

Лицо его можно было назвать привлекательным: мужественное, с упрямым абрисом тонкогубого рта. Небольшие карие глаза многие почему-то считали типично ирландскими. При этом внешность и манеры Лимаса делали трудной задачей определить, какое место отведено ему в этом мире. Если бы он попытался войти в закрытый лондонский клуб, привратник никогда бы не ошибся и не принял его за постоянного члена, зато в ночных клубах Берлина ему неизменно торопились подобрать лучший из свободных столиков. Он выглядел одновременно и как тип, от которого можно было ждать неприятностей, и как человек, умевший распорядиться своими деньгами, но все-таки не джентльмен в полном смысле этого слова.

Стюардессе он показался интересным. Она предположила, что он откуда-то с севера страны, что вполне могло быть правдой, а также что он богат – и здесь она сильно промахнулась. На вид ему казалось лет пятьдесят, и эта ее догадка оказалась почти верной. Он не женат, подумала она, но это соответствовало действительности лишь наполовину. Далеко в прошлом остался развод: двое детей, уже старшеклассники, получали от него алименты через один никому не известный частный банк, расположенный в Сити.

– Если хотите еще виски, – сказала бортпроводница, – то поспешите. Через двадцать минут мы уже приземлимся в Лондоне.

– Нет, больше не надо. – Он даже не поднял на нее взгляда, рассматривая в иллюминатор серо-зеленые поля Кента.

Фоли встретил его в аэропорту и отвез в город.

– Шефа сильно разозлило несчастье с Карлом, – сказал он, бросив искоса взгляд на Лимаса. Тот кивнул.

– Как это произошло? – спросил Фоли.

– Его подстрелили. Люди Мундта перехватили его.

– Он мертв?

– Думаю, что да. По крайней мере хотелось на это надеяться. А ведь ему почти удалось прорваться. Не стоило паниковать и слишком торопиться. Они ни в чем не были уверены. Абтайлунг прибыл на КПП уже после того, как ему разрешили переход. Они успели включить сирену, и один из Фопо всадил в него пулю всего в двадцати ярдах от линии. Он какое-то время шевелился, а потом уже не подавал признаков жизни.

– Бедняга.

– Иначе не скажешь.

Фоли не любил Лимаса, но если Лимас и знал об этом, то ему было совершенно наплевать. Фоли состоял членом нескольких клубов, носил дорогие галстуки, любил обсуждать достоинства и недостатки спортсменов, а также непременно указывал свое воинское звание во внутренней переписке. Лимаса он считал человеком с сомнительной репутацией, а Лимас считал его дураком.

– В каком отделе служишь теперь? – спросил Лимас.

– В кадровом.

– Нравится?

– Увлекательно.

– Куда отправят меня? В глубокий запас?

– Пусть Шеф все скажет тебе сам, старина.

– Но ведь ты знаешь?

– Разумеется.

– Так какого лешего не можешь информировать меня?

– Прости, старина, – ответил Фоли, и Лимас внезапно почувствовал, как начинает терять самообладание. Но его вовремя посетила мысль, что Фоли скорее всего лжет.

– Скажи мне по крайней мере одно, если ты не против: мне нужно начинать подыскивать себе жилье в Лондоне?

Фоли поскреб у себя за ухом.

– Не думаю, старина. Едва ли возникнет такая необходимость.

– Значит, не надо? Спасибо хотя бы за это.

Они поставили машину на Кембридж-серкус рядом с парковочным счетчиком и вместе вошли в вестибюль.

– У тебя есть пропуск? Если нет, придется заполнить заявку, старина.

– С каких пор здесь ввели пропуска? К тому же Макколл знает меня лучше, чем мать родную.

– Новые порядки. Цирк все время разрастается, видишь ли.

Лимас ничего на это не ответил, кивнул стоявшему на проходной Макколлу и оказался внутри лифта без всякого пропуска.

* * *

Шеф[7] пожал ему руку с некоторой опаской, словно доктор, проверяющий, целы ли у пациента кости.

– Вы, должно быть, ужасно устали, – сказал он доброжелательно, – садитесь, пожалуйста.

Тот же занудный голос, та же интонация школьного учителя.

Лимас сел на стул лицом к оливково-зеленому электрическому обогревателю, поверх которого непостижимым образом балансировала миска с водой.

– Вам не кажется, что здесь холодновато? – спросил Шеф и, склонившись ближе к обогревателю, принялся потирать над ним руки. Под черным пиджаком у него был сильно поношенный коричневый свитер. Лимас сразу вспомнил о жене Шефа – недалекой маленькой женщине по имени Мэнди, которая, кажется, пребывала в твердом заблуждении, что ее муж работает в департаменте угольной промышленности. По всей вероятности, она этот свитер ему и связала.

– А ведь вся проблема в том, что очень сухо, – продолжал Шеф. – Победив холод, вы иссушаете атмосферу в комнате. Это почти так же опасно. – Он подошел к столу и нажал на кнопку. – Сейчас мы попытаемся попросить, чтобы нам принесли кофе. Джинни в отпуске, вот беда. И они приставили ко мне другую девушку. Она никуда не годится.

Он был еще ниже ростом, чем запомнился Лимасу, но в остальном нисколько не изменился. Та же демонстрация живого участия при полной отчужденности, та же чопорная надменность, та же внешняя вежливость и обходительность, сведенные к внешним проявлениям, но не имевшие, как знал Лимас, ничего общего с реальностью. Та же вялая улыбка на лице, та же наигранная скромность, та же приверженность кодексу поведения, который он сам готов был высмеять. Та же банальность.

Достав из ящика стола пачку сигарет, он угостил Лимаса.

– Не поверите, как они за это время здесь подорожали, – сказал он, и Лимасу оставалось только понимающе кивнуть в ответ.

Сунув пачку в карман, Шеф сел. Наступила пауза. Потом Лимас сказал:

– Римек погиб.

– Да, в самом деле, – отозвался Шеф так, словно Лимас поделился с ним каким-то очень верным наблюдением. – Это крайне прискорбно. Весьма… Вероятно, его выдала эта женщина, Эльвира?

– Похоже, что так. – Лимас, естественно, не стал спрашивать, как он узнал об Эльвире.