Техник–ас - Евгений Владимирович Панов

была не моя реакция, а реакция тела. Не мне, подполковнику запаса, переминаться перед младшими по званию, — Взлетел, сбил, вернулся. Что такого?

— Что такого, говоришь? — комполка вытащил из лежащей на столе пачки папиросу и закурил, — А ничего такого. Просто рядовой техник садится в новейший истребитель, взлетает под бомбёжкой и как куропаток сбивает семь вражеских самолётов. А так да, ничего такого, — он смял в пепельнице недокуренную папиросу, — Ты где так летать и стрелять научился? И за каким ты вообще в самолёт полез?

— Так я же, товарищ майор, в Саратове в аэроклубе учился, — ну, память Ильи Копьёва, выручай, — Мне и на УТ-2[4] доверяли летать. Я даже на первомайские праздники над городом пилотаж показывал. А стреляю я из всего отлично. У меня и значок Ворошиловского стрелка 2-ой степени имеется. Ну а в самолёт полез из злости, потому, что они Лиду… — я замялся, опустив голову. Опять реакция тела.

— Мда… — командир хотел ещё что-то сказать, но на столе затрещал телефон.

— Комполка майор Пегов у аппарата. Да, товарищ комдив. Вернулся с незначительными повреждениями самолёта, товарищ комдив. Всего семь самолётов противника, из них три истребителя и четыре пикирующих бомбардировщика. Налёт был внезапный и поднять дежурное звено в воздух не успели. Потери большие, товарищ комдив. После последнего налёта в строю 8 машин и 7 пилотов. А он не пилот, товарищ комдив. Нет, не шучу. Он младший авиатехник, красноармеец Копьёв, товарищ комдив. Да, это так. Слушаюсь, товарищ комдив. Донесение и представление составим немедленно и сразу отправим вам в дивизию. Спасибо, товарищ комдив, — майор аккуратно, словно взведённую бомбу, положил трубку телефона и вытер выступивший на лбу пот.

— Так, — он обвёл взглядом землянку, в которой располагался штаб полка, — Начштаба, оформляй приказ красноармейцу Копьёву присвоить звание сержант. Перевести сержанта Копьёва из технического в лётный состав. А что ты хотел? — он повысил голос, глядя на вскинувшегося, было, начштаба. — У нас лётчиков меньше чем самолётов, а тут такой умелец нашёлся. Далее; составить совместно с сержантом Копьёвым схему боя, донесение в штаб дивизии и наградной лист на орден Красного Знамени. Комдив, оказывается, почти весь бой с земли видел.

Из штаба я выбрался часа через два. Попробуйте составить все требуемые бумаги и при этом не показать свои истинные знания. Сразу пошёл к столовой, чтобы, наконец-то, умыться. А то так и хожу грязный с самого момента как здесь оказался. Заодно и перекушу чего-нибудь. В животе уже ощутимо бурчало.

Рядом с умывальником у входа в столовую висело довольно большое зеркало. Умывшись, я взглянул на своё отражение и оторопел. На меня смотрел я же, только молодой. Но ведь этого не может быть! Я же попал в другое тело. Хотя… Говорят, что у каждого человека есть свой двойник, так почему бы не быть двойнику и во времени. Может поэтому и сознание моё переместилось сюда, в это тело, которое уже покинуло сознание прежнего хозяина. Как бы там ни было, но на меня смотрел молодой парень, судя по ощущениям, роста чуть выше среднего, крепкого, как говорят, спортивного телосложения со светло-русыми волосами, глазами серого цвета и лицом… в общем, как говорится, девкам нравится.

Помнится в своей школьной и курсантской молодости я не был обделён вниманием противоположного пола. Ну а потом женился и для меня никогда не существовало других женщин, кроме моей любимой. Блин! Я же больше никогда не увижу ту, которая много лет делила со мной все тяготы службы, жизненные невзгоды и радости и которая была моим надёжным и любящим тылом. И детей своих не увижу. Никогда.

От осознания всего этого я сел на стоящий тут же чурбак. Из меня словно выпустили воздух. Захотелось по-звериному завыть от безнадёги и от горечи потери. С не малым удивлением почувствовал на губах солёный вкус, а на щеках влагу.

Это что, я плачу? Похоже что так. Но как же тяжко на сердце. Такое ощущение, словно его сжали стальные тиски. Я встряхнул головой и ладонями вытер лицо. Не гоже мне, подполковнику, слёзы лить. Того, что случилось, вспять не обратить, так что, как говорится, будем жить.

— Вот ты где, — старшина Федянин не слышно подошёл откуда-то сзади и сел на лежащее здесь же брёвнышко, — Ты как, Илья? — в его голосе было прям какое-то отеческое участие.

— Жить буду, Кузьмич, — насколько я помнил, прежде хозяин тела никогда так старшину не называл, но сейчас Федянин совершенно не обратил на это внимания.

— А ты молодцом, — старшина достал из кармана потёртый портсигар и, вынув из него папиросу, закурил, — Я же думал ты головой тронулся и в самолёт полез. А потом смотрю, взлетел, а тут немцы сзади на тебя заходят. Я уж и похоронил тебя в мыслях, а оно вон как вышло. Здорово ты их ссадил, — Федянин хлопнул себя ладонью по колену, — А уж как потом немчура с неба посыпалась, так тут на аэродроме все как с ума сошли. Сам комиссар скакал как умалишённый и орал на радостях матерно. В первый раз его таким видал. А по Лиде не тоскуй, — он по своему понял моё состояние, — Видать на роду ей так написано было. Жаль её, конечно. Молодая девчонка совсем была. Эх, война, война, — грустно вздохнул он. — Сколько ещё горя будет от неё людям.

Я сидел рядом с Федяниным и ловил себя на мысли, что едва сдерживаюсь, чтобы не назвать его Макарычем. Он был внешне точь-в-точь как герой замечательного артиста Алексея Макаровича Смирнова из фильма «В бой идут одни старики».

Старшина ещё несколько минут молча посидел со мной и, слегка хлопнув меня по плечу, ушёл. А я всё же смог раздобыть на кухне краюху хлеба со шматком сала и кружку горячего чая. В животе больше не били барабаны и жить стало значительно веселее.

Потом помогал Федянину и ещё двоим техникам латать повреждённое крыло истребителя. Только сейчас обратил внимание на бортовой номер. 13-ый. Кто-то скажет не счастливый, но точно не я. Это число сопровождало меня всю мою жизнь. В детстве рос в доме № 13, учился в школе № 13, в военном училище учился в 13-ой роте, после в полку бортовой самолёта был 013 и, как апофеоз, когда мы с женой обзавелись своей собственной квартирой, то угадайте, какой номер был на её двери.

Пока возились с плоскостью, на поле уже успели засыпать и утрамбовать воронки от бомб и на взлёт пошли все оставшиеся целыми самолёты полка. Кроме меня,