Круги своя. Рассказы - Вероника Батхан

Второе письмо от злосчастного коммерсанта уже лежало на верстаке – механоиды поторопились принять почту вместо хозяина. Мастер Бойм отвечать не стал – он решил нынче же осмотреть дом Лили ещё раз. На всякий случай он кликнул мальчишек, раздал им горсть медяков, велел пробежаться по сборщикам металлолома, барахолкам, пунктам приема и пообещал золотой «герцог» тому, кто доставит в ангар домашнего робота с клеймом в виде летящей чайки. Если и в этот раз постигнет неудача, придется просеивать город, как горсть песка.

В пустом коттедже ничего не изменилось – тот же мусор и пыль, те же крысы, разбегающиеся от света фонарика. На этот раз мастер Бойм подошел к вопросу основательно. Он достал из тележки трех проворных, мощных уборщиков и дал задание. Гусеницы зашуршали, манипуляторы замелькали, и в полчаса поверхность была расчищена. Оставалось только простучать пол и стены, методично, квадрат за квадратом. Тайников в стенах не оказалось, а вот пол в ближнем левом углу звучал гулко. Вскрывать секретный замок дело долгое, поэтому мастер Бойм просто выломал крышку подпола ломиком. При свете фонарика обнаружилась лестница, на вид вполне прочная. Подвал обустраивали на совесть, станки стояли как новенькие, на стеллаже красовались ящики с инструментами. Вот женщина! Голодала, бедствовала, а оборудование не продала. Впрочем, женской наивности ей было не занимать – чертежи и документацию Лили хранила в простом кнопочном сейфе, вмонтированном в пол за фрезерным станком – повернул рукоять, набрал код и готово. Никогда не кодируйте сейф днем рождения!

Разбирать записи при свете фонарика утомительное занятие, лучше дома, спокойно, неторопливо – вдруг девица и вправду сумела чего-то добиться. На всякий случай мастер Бойм достал ксилофон, тронул молоточком звонкие плашки. Тишина, ни писка ни шороха. И всё же забавная игрушка обязана была прятаться где-то в темном углу… Интуиция редко подводила мастера. Он снял перчатки и пальцами отбил звонкую дробь по железной полке стеллажа. Мгновение было тихо, затем раздался тоненький скрип и вспыхнул свет. Раздвинулись створки, открылась ниша, искусно запрятанная в стене. Некрупный механоид, потешно поднимая то одну то другую ногу, выбрался оттуда и поспешил на сигнал. В глаза робота Лили вставила яркие мигающие лампочки, гладкий корпус отражал огоньки. Глянув на доверчивую фигурку, топчущуюся посреди помещения, мастер Бойм в задумчивости покачал тростью. Пара метких ударов, бумаги в огонь и никто ничего не докажет. Он и его питомцы доживут остаток дней в покое – если до сих пор никому не удавалось подключить к механоиду электричество, вряд ли изобретение распространится в ближайшие двадцать лет. Проще простого – как швырнуть камнем в мальчишку-калеку, насмехаясь над его неуклюжестью. Борегар Метерлейн сын Гиоры и внук Бецалеля, мастера, собравшего первого из паровых роботов, умел ценить мужество. Лили умерла, создавая эту игрушку.

Мастер Бойм подхватил малыша на руки, удивившись незнакомому ощущению. Паровые роботы теплые, как детеныши, а от электрического идет острое, холодноватое покалывание и пахнет свежестью, а не дымом и ржавчиной. Интересно, что у него внутри? Чуткие пальцы мастера ощупали гладкий корпус, отыскали клеймо – контур чайки. Кнопка была под звездой. Панель сдвинулась, на пыльный пол упала пачка бумаги. Бойм почувствовал незнакомую, злую боль в груди – неужели господин коммерсант не врал и Лили действительно любила его? Нет. Дневник, заляпанный маслом, неровно расчерченный, с вырванными кое-где страницами. Целая жизнь в тонкой папке.

Бойм открыл наугад страницу в самом начале – и увидел там свое имя. Сын садовника рассказал десятилетней девочке о человеке с железным сердцем и его потрясающем заповеднике старых роботов. Отчаянная пацанка выкупила у приятеля немудрящую одежонку и полгода проработала в ангаре, с замиранием сердца подавая ключи и ветошь, постигая нелегкое ремесло. Вечно занятый отец, наконец, доискался до правды, выпорол Лили, сдал в пансион. А она пошла учиться дальше.

Аргус Лурье был одним из последних на курсе, выезжая лишь на умении виртуозно заговаривать зубы профессорам. Сперва он относился к девице презрительно, позволял себе даже посвистывать вслед. Но затем (о, хитрец!) оценил талант нелюдимой студентки. Нет, любовью там и не пахло – Лили работала за двоих, чертила, свинчивала, паяла, писала доклады, а Аргус оплачивал стол и квартиру девушки, не слишком щедро, но достаточно, чтобы она не бедствовала. Прижимистый на деньги, он не скупился на комплименты, и Лили радовалась, что хоть кто-то в неё поверил. После выпускных экзаменов Лурье не оставил подругу, подбрасывал ей заказы на весьма странные механизмы – зачем, скажите, нужно пробираться по водосточной трубе, отслеживать движения силуэта в окошке или тайком записывать разговоры? Небольшая стипендия позволяла ей заниматься исследованиями, не беспокоясь о хлебе насущном.

Мастер Бойм прикрыл глаза, представляя себе тесную мастерскую, свет лампы, тонкие пальчики Лили, перемазанные машинным маслом, большие очки с защитными стеклами, медную лупу на витой ручке и букетик фиалок в вазочке на подоконнике – единственную женскую слабость, которую она сохранила. Роботы стали её страстью, её детьми и друзьями. Фантазерка… она учила малышей танцевать польку и делать реверансы, даже шила им платья.

Потом настала черная полоса. Отец умер – Лили винила себя в его смерти. Пожар уничтожил дом, повредил мастерскую. Немногие заказчики расползлись кто куда. И в довершение бедствий Аргус пропал – перестал присылать деньги и отвечать на письма. Возможно, он устал ждать и верить, возможно счел что Лили больше не принесет пользы. А её изобретение, её детище было почти готово. Из последних сил, отказывая себе в самом необходимом, Лили проверяла, отлаживала, доводила до ума последнего робота. Чертежи говорили – электрический механоид превзойдет паровых так же просто, как механизмы взяли верх над коровами и лошадьми. Последняя запись полна надежды. А дальше – пара неразборчивых, закапанных липкой микстурой строк…

Вернувшись в ангар, мастер написал четыре письма, разослал по четырем адресам и уселся неторопливо дожидаться ответа. Господин коммерсант поспел быстро. Сперва он не согласился с ценой за находку, но роботы отобрали у него револьвер. Пришлось объясниться – Аргус-Август не отвечал на письма, потому что переусердствовал в… назовем это торговыми операциями и заплатил свинцом там, где ждали золота. Покровители замяли дело, но поносить неудобные наручные украшения все же пришлось. А когда он вернулся домой, от Лили осталась лишь пачка писем. Вы уверены, господин Метерлейн, что вам не нужны… скажем, материальные ценности? Деньги, знаете ли, открывают любые двери. И где гарантии, что я получу документы и чертежи? Слово мастера?

Да, слово мастера. Провожать гостя Бойм не стал. Устраивать ему неприятности тоже не стал – проклятые обстоятельства, судьба как говорят на востоке. Этот чванный болван все-таки невиновен, даром что заслужил виселицу и когда-нибудь с ней познакомится.

В мастерской зазвонили часы – словно колокола в память о времени механизмов. Впрочем, паровоз прогресса разгоняется долго – хватит времени и дожить и пристроить питомцев. Ведь теперь он не одинок. И уверен – роботов берут в рай, а люди находят друг друга, если им суждено найтись.

Пожелтевшие карточки отдыхали в нагрудном кармане.

Дело о механической птице

«Человек рассказывает о птице. Птица это я»

(с) А. Грин

У какао особая сладость. Запах кофе с утра побуждает к резким движениям, неосмысленной суете. Чай коварен, мягким молотом он бьёт в сердце, пробуждает застывшую мысль и далекие воспоминания. Цикорий грустен и груб, напиток бедняков и пожилых женщин. А какао наполняет сонный рот вкусом далеких сказок, согревает в морозный день и дает силы сопротивляться жаре, он никуда не торопится и ни о чем не жалеет.

Улыбнувшись ходу собственных мыслей, Элиас Хорн поставил на блюдце пустую чашку. Окно столовой затянуло морозным узором, сквозь который пробивалось январское солнце. …Залив Бай, как всегда в холода, окутан клубами пара, и птицы уже парят над водой, оглашая причалы скрежещущим криком. Единственная в стране колония розовых чаек была одной из достопримечательностей Покета, и Хорн перебрался сюда три года назад, чтобы вести наблюдения. Трижды в год аккуратно запечатанные отчеты на почтовом дирижабле отправлялись в столицу, две статьи напечатали в «Вестнике», но Элиас все ещё не нагляделся, каждый сезон открывал новые тайны. Зимой чайки жадно бросаются на любую еду, летом отказываются от самых щедрых подачек. У подрастающих особей перья тусклые, лишь на пятый-шестой год самцы достигают закатной полноты цвета. В марте перед началом брачных игр стаи танцуют над пустынными пляжами и свистят в особом, едином ритме, словно тысячи крохотных сердец бьются в такт…