Дарю тебе велосипед - Людмила Матвеева

— Не забыл. Но ещё не совсем весна. Ещё только начало.

Папа нарочно дразнит Сашу. Но не такой человек Саша, она настаивает:

— Велосипед покупать самое время, папа. Пока выберем, пока что — и как раз станет сухо. А, пап? Обещали — весной купим. А вон с крыши капает.

— Ох, Сашка, настырная ты. Купим, раз обещали. Не жми. Ты уроки выучила?

— Мало совсем задали.

— Ну что за привычка отвечать не на тот вопрос. Выучила или нет? Ответь по-человечески.

— И в кого я такая настырная, папа? Не знаешь?

— Опять увиливать? Смотри, Саша.

— Ну, стихотворение выучить — и всё.

— А ещё что?

Ну что за привычка видеть человека насквозь. Не каждый это любит, чтобы его видели насквозь.

Саша повернулась, пошла в другую комнату, по дороге, не оборачиваясь, бросила:

— По истории каплю. По английскому пустяк. Не повод для разговора.

Папа засмеялся.

— «Не повод для разговора», нахваталась взрослых слов. Учи, учи, скоро мама придёт, ты что?

Саша листает учебник. За окном барабанят капли. Там, у самой стены, сегодня днём ещё лежал снег. Теперь эти тяжёлые капли пробивают его насквозь, и скоро он совсем исчезнет. Останется от него только мокрое место. И тогда, наконец, Саше купят велосипед. Купят, купят, куда они денутся. Обещали.

Саша выкатит его во двор — лёгкий, сверкающий, новенький. Она взлетит в седло, и оно запружинит. Но сначала она погладит это скрипящее седло, пахнущее кожей. А только потом сядет на свой новенький велосипед. Ноги тронут педали, легко, без всякого усилия нажмут — и сразу закрутятся послушные колёса. Тихо тренькнет звонок, чуткий и нежный. И спицы замелькают, сольются в сплошной светящийся круг. И ветер будет догонять стремительную велосипедистку, но не догонит. Нет такого ветра, который мог бы лететь быстрее, чем Саша Лагутина на своём новом прекрасном велосипеде.

Смотрите все, смотрите, как мчится вперёд эта девочка, у неё сильные ноги, у неё смелый взгляд, она пригнулась к рулю — и в полёт, в космос, вперёд.

А дома Саша сложит свой велосипед, потому что он будет складываться, этот новый необыкновенный прекрасный велосипед. Его можно будет убрать на антресоли, и он никому не будет мешать, и мама не будет говорить, что Сашины вещи всегда торчат посреди дороги.

Потом наступит лето. Хорошо бы мама разрешила взять велосипед в лагерь. Мама, наверное, разрешит. Почему не разрешить-то? Он же складной, этот велосипед. Его можно погрузить в автобус, места он занимает не больше обыкновенного чемодана. Конечно, надо взять его с собой. Кто же уезжает на всё лето от своего велосипеда? И как хорошо в лагере иметь велосипед. Там ровные дорожки, мягкие от травы или сосновых иголок. И можно сколько хочешь гонять на велосипеде вокруг берёзовой рощи. И от спальни к спортивной площадке, а там поставить его, прислонив к сосне, и сыграть в настольный теннис. С одним человеком. А после игры — небрежно оттолкнуться одной ногой и птицей взлететь в седло. А тот человек посмотрит, какой лёгкий и ловкий у Саши Лагутиной велосипед. Он скажет: «Дай прокатиться, Саша». А она ответит: «Катайся, пожалуйста. Мне не жалко». И он поймёт, что она нисколько не жадная, а очень даже хорошая девчонка. И не только в настольный теннис с ней хорошо играть. С ней можно подружиться крепко и верно, может быть, на всю жизнь. Несмотря на существенную разницу в возрасте. Потому что дело вовсе не в том, кто учится в четвёртом классе, а кто в шестом.

Саша вздыхает мечтательно, сдувает с носа чёлку, прислушивается к звону капель за окном. Эх, велосипед ты мой, велосипед! Надёжная машина! Верный конь! Любимый мой велосипед!

Так мечтает Саша. В чём-то она права. Человек, у которого есть велосипед, это совсем не тот человек, у которого нет велосипеда.

Приходит мама, и сразу, с порога, говорит:

— Дождь лупит. У нас был местком. С путёвками не разберёшься — обиды. А как — без обид? Все хотят летом в Прибалтику или осенью на юг. А одна заладила: «Крым весной, Крым весной. Миндаль в цвету». Миндаль ей нужен! Никто не хочет войти в положение месткома. Мы тоже люди. Не понимают. Десять лет я в месткоме — десять лет одно и то же.

— Почему меня никто не выбирает ни в какой местком? — спрашивает папа. — А тебя десять лет, двадцать лет. Почему?

— Характер другой, — отвечает мама. — Вы ели? О, мои дорогие! Посуды гора. Совесть у вас есть? Саша! Что-то ты подозрительно притихла!

— Стих учу. Много задали, ужас просто.

— Стих она учит. Днём тебе, разумеется, не до того.

Саша решила промолчать. Велосипед будет скорее всего оранжевый. А на песке в лагере будет оставаться след — узенькая бесконечная ёлочка.

В кухне зашумела вода. Мама и папа разговаривали, но Саше было плохо слышно. Только отдельные фразы долетали до неё. Но и по отдельным фразам главное можно понять.

— По телевидению комедия была, — говорит папа. Это ему хочется, чтобы мама пожалела о том, что поздно пришла.

— Сейчас буду гладить, — говорит мама. — Серую юбку надо подшить. Весна.

И тут начинается главный разговор.

— Как мы решим насчёт велосипеда? — Это папа. — Я видел хороший, складной. Оранжевый.

Оранжевый! Складной!

Саша, конечно, отодвигает книгу и вытягивает шею в сторону кухни. Когда? Завтра или послезавтра? Хорошо бы завтра — чего тянуть? Велосипеды на дороге не валяются — сейчас есть, а вдруг кто-нибудь проворный придёт и купит? Тот самый, Сашин?

И вдруг мама говорит отчётливо, никакой шум воды её не заглушает:

— Не горит. Подождём с велосипедом.

Как? Почему? Они же сами обещали — весной! Саша собирается сейчас выйти на кухню и сказать своё слово. Обещания надо помнить. Их надо выполнять, обещания-то. Или уж не обещать совсем. А если каждый будет не выполнять, то что тогда получится? Сейчас Саша им всё скажет. От неё требуют честности. А сами?

Но тут мама говорит:

— Представляешь? Иду сейчас по двору, там мальчик из её класса, в соседнем подъезде, по-моему, живёт. Ты бы посмотрел — аккуратный, подтянутый, вежливый. Сразу видно — культурная семья. Как будто его воспитывают, а нашу как будто нет. Велосипед! Потерпит! — Мама изо всех сил гремит кастрюлей. — Велосипед!

Папа — вот золотой человек — отвечает спокойно:

— Ну какая связь? Мальчик аккуратный. А если бы ты его не встретила? Она ни в чём не провинилась, за что её наказывать? Никого она не трогает, правда?

И тут мама взрывается. Как будто она долго терпела, но больше не может.

— Не защищай! Сам говорил — в воспитании должна быть единая линия! И — твёрдая! Не трогает! Да от неё весь дом плачет. Кто по самым глубоким лужам носился? Кто орал на весь микрорайон сумасшедшим голосом? Кто оскорблял ни в чём не повинного мальчика? Ну — кто? Твоя дочь! Обожаемая прекрасная девица! Велосипед! Никаких велосипедов!

Вот это да! Ну и дела! Саша открыла рот, вдохнула много воздуха, а выдохнуть забыла. Ну, Сашенька! Ну, Черенков. Ну, типчик! Ты, значит, так? Теперь всё! Месть будет страшной.

Сразу Саша всё поняла. Как будто сама видела. Двор, сумерки, прохлада, капель. Сашенька чинно прохаживается по дорожке, как пенсионер какой-нибудь. Увидел маму, не свою, чужую — зачем подходить? Какое твоё дело-то? Нет, ему больше всех надо, подлез поближе. Здрасте, добрый вечер. Ах ты лапша вежливая! Подошёл и давай всё выкладывать. Ну предатель, презренный шпион!

Саша горит от возмущения. Она с размаху открывает дверь и рявкает на всю квартиру:

— Ябед ненавижу! И слушать их нечестно! Обойдусь без велосипеда! На всю жизнь! Конец!

Мама что-то ответила, но Саша не слушала. Закрылась в комнате и включила проигрыватель на самую полную громкость. Раз так, значит, так.

В глазах, похожих на прозрачные конфеты, полыхали грозные огни.

Мама и папа, очевидно, решили вести единую линию. Они к Саше не входили.

Лапша

Сашенька Черенков встал рано. Гораздо приятнее не лететь в школу сломя голову, а идти нормальным шагом и о чём-нибудь думать.

На бульваре птицы по утрам поют особенно празднично, а люди спешат, им некогда слушать. Сашенька остановился и слушает. Вот звенит маленький колокольчик. Вот запела деревянная свистулька, такие на рынке продают. А это стеклянной палочкой стучат по стеклянному кувшину — быстро, потом медленно и опять быстро…

Птицы сидят высоко, они любят самые верхние ветки. Только воробьи ничего не боятся, ныряют под ноги: дай чего-нибудь, ну дай же, кому говорят! Не видишь, поклевать хочется.

Сашенька достал из кармана печенье, покрошил — налетели, как футболисты на мяч, дерутся из-за каждой крошки, галдят, суетятся. А вверху всё громче звенит оркестр. Серебряный колокольчик, деревянные свистульки, стеклянные палочки по стеклянному тонкому кувшину. И ещё, и ещё.

А вдалеке появилось синее пальто. Сашенька покрошил на дорожку ещё немного печенья — он здесь не просто так стоит, он птиц кормит. Лидия Петровна сколько раз напоминала: «Ребята, кормите птиц. Птицы — наши пернатые друзья».