Редкие штучки - Антон Пыхачев

Мы посмеялись, и спустя некоторое время я задал давно созревший вопрос:

— Так зачем они нужны? Эти другие вещи… Они, конечно забавные, чудесные, но зачем их искать?

— Они другие, — пояснил Леонид, поглядев на меня, как на последнего болвана. — Не понимаешь?

— Понимаю. Но, каков практический смысл? Как они помогают?

— Конечно! — развеселился мой новый знакомый, — Тебе подавай волшебную палочку, или рог изобилия, на худой конец самописное перо или перстень-невидимку!

Я скромно высказался в том смысле, что это было бы неплохо.

— Какой ты жадный, писатель, — огорченно удивился Леонид. — Знаешь, в компании других вещей живется ничуть не проще, чем без них. Просто по-другому. И проблемы не рассасываются сами по себе, разве что самые маленькие. Но до чего же приятно, засыпая, слышать, как в стене, устраиваясь поудобнее, ворочается старый шуруп, и просто знать… Знать.

Он остановился и достал сигарету. Мне стало как-то стыдно и неловко, словно залез с ногами в чужую тайну, наследил, да еще и остался недоволен. Очевидно, раскаяние оперативно отразилось на выражении моего лица, поскольку Леонид, так и не закурив, смилостивился:

— Ладно, проехали, спишем на шок, — усмехнулся он. — Тут просто так не объяснишь ведь. Ты должен обязательно сам отыскать другую вещь, и тогда, возможно… Возможно! Поймешь.

Он собрался уходить.

— Но, как их искать? — всполошился я.

— Для этого тебе придется стать охотником. Попробуй. Охота приносит бодрость, прочищает мозги, пробуждает аппетит. Она требует решительности во всём, а особенно в проживании каждого отдельно взятого дня. Не спрашивай, не проси, не сворачивай — ищи. А когда найдешь, возьми, потому, что это твое, что бы там не думали себе эти странные вялые люди вокруг тебя. Охотник — это образ жизни — мы не менее другие, чем наша добыча.

— Подскажите хотя бы с чего начать! — взмолился я.

— Начни со своего рабочего стола. Те песочные часы, которые тебе так понравились. Знаешь, их просто выбросили. А я подобрал. Счастливой тебе охоты, фантаст! Не забудь похвастаться добычей, они это любят…

Интересно, подумал я, глядя в спину быстро тающего в темноте парка Леонида, — куда он девал свой зеленый зонтик?

* * *

Саня Даугава не объявился ни на следующий день, ни неделю спустя, ни в конце лета. Это было весьма скверно, поскольку носить тайну в одиночку труд нелегкий, а делить её со случайными людьми желания не возникало. С каждым днем удивительная встреча с охотником на «другие вещи» становилась все больше похожей на шутку, или сон. Вспоминая диковинные штучки, я невольно старался найти рациональное объяснение их необычности. Даже не поленился почитать о реверсивном эффекте памяти формы; когда материал при одной температуре «вспоминает» одну форму, а при другой температуре — другую, что объясняло странное поведение «волшебного» пинцета. Ржавым гвоздиком, который все норовил поползать по скатерти и покувыркаться — фокусник Леонид вполне мог управлять из-под стола магнитом. Циркуль, рисующий квадраты, наверняка был хитро механизирован таким образом, чтобы… А песочные часы, — ну и что? Отверстие между колбами просто меняло диаметр. То, чего я объяснить не мог, постепенно стиралось из памяти. Искорки, кривые ложки, рулетка, старые скрепки… Банальный развод на деньги! В какой-то момент мне стало гадко и обидно до слез.

Кажется, я даже едва не запил, однако, плюнув на всё, сумел вернуться к нормальной жизни. Даже написал что-то злое и модное, снискав несколько аплодисментов от особо эстетствующих критиков с омерзительно утонченным вкусом.

Однако, почти не отдавая себе отчета, я «вышел» на охоту.

Крохотное непотушенное ожидание чуда, застрявшее в уголке сознания, вело неустанную партизанскую борьбу с холодным прагматичным разумом. Интеллект давил, опыт и здравый смысл трамбовали фантазию ковровыми бомбардировками накопленных знаний. Верный ледяной цинизм неустанно стоял на страже моего покоя. Но ничто не могло окончательно задавить подпольной работы скромной диверсионной группы «глупая надежда».

Конечно же, я не искал никаких «других вещей», просто чуть внимательнее приглядывался к окружающим предметам. Исключительно от скуки сравнивал размеры вилок в кафе, ожидая заказ. Иногда я совершенно случайно бросал задумчивый взгляд на прилавки с инструментами и даже вертел в руках непонятные детали то ли от швейных машинок, а то ли от пылесосов. Вдруг разобрал барахло в гараже. И на чердаке дачи. И в сарае. И в секретере, а также на балконе. И у родственников. Просто потому, что давно пора было разобраться, а то накопилось хлама… И только где-то в середине октября мелькнувшая вдалеке искорка окончательно пустила под откос мой бронепоезд, груженый здравым смыслом.

Я пошел на добычу, как гладиатор на льва. Не отводя взгляда, сомкнув уста и отринув сомнения. Бросок, захват!

— Эй! — крикнули мне в спину, — Совсем совесть потерял, не, ну вы гляньте! Ручку стащил!

Да, я стащил шариковую ручку. Она позвала меня, и я её забрал, прямо из под носа удивленной девицы, что принимала коммунальные платежи.

Самая обычная другая шариковая ручка производства компании Uneversal Coruina, материал корпуса — пластик, цвет корпуса прозрачный, колпачок — синий. Корпус граненый — граней семь. Семь. Семь граней, ликовал мой партизанский отряд веры, постепенно превращаясь в несокрушимую армию. Оставался непобежденным еще страх ошибки, и с этим последним оплотом разума следовало немедленно покончить его же оружием. Интернет, справочник, каталог фирмы производителя… Шесть граней. Разумеется, шесть. А у моей семь! А еще на всех семи её гранях вспыхивали время от времени яркие золотые искорки.

Из нескольких строк, которые я написал для пробы этим семигранным чудом, спустя всего несколько минут, вдруг исчезли все знаки препинания. Да! Никаких сомнений.

Фейерверк! Словно ошалевший от невероятного чувства легкости, я всю субботу шатался по знакомым, просто так, нес веселую чушь и явно казался слегка невменяемым. Но я был уверен, что ужасно всем нравлюсь, поскольку напрочь утратил свою глупую благопристойную скромность и интеллигентную вежливую серость. Я казался себе дико могущественным, невесомым, очаровательным, мудрым и таинственным одновременно. За двое суток я успел сделать больше, чем за всё минувшее лето, и не ощутил усталости. Хотя, признаться, обнаружил у себя зверский аппетит.

Покончив с проблемами, я собрал старых друзей, которых не виде лет пятьсот не меньше, просто велев им бросить все дела и немедленно поспешить ко мне. Мы пили дрянное виски со льдом, делились новостями, хохотали, и я читал им вслух свои самые нелепые наброски будущих романов, отчего веселья лишь прибавлялось. Не жаль! Моя семигранная ручка мерцала на столе, просто так, небрежно воткнутая в карандашницу.

Даже ночной телефонный звонок с неизвестного номера меня не смутил:

— Нашел? — уверенно поинтересовался Саня Два-Удава, как всегда, забыв поздороваться. — Молодец, коллега, быстро… Я свою первую добычу полгода выслеживал.

— Да, нашел, — просто ответил я. — А как ты узнал?

— Слух ходит, что у тебя образовалось и стойко держится непривычно-счастливое выражение морды. Завтра же вечером ты должен обязательно и очень вкусно покормить меня в каком-нибудь приличном заведении и всё подробно рассказать и показать. Понял?

— Конечно, понял! — легко согласился я, усмехнулся и уверенно добавил: — Только каждый платит за себя, Два-Удава, а то, знаешь ли, деньги — это, оказывается, такая сложная вещь… Кстати, по самым скромным прикидкам, моя добыча тянет тысяч на пятьдесят. Тебе интересно?

— Ох, ты! — Санька очень удивился, — Заманчиво. А не жалко? Все-таки, твой первый трофей, и вообще…

— Ничего, это только начало охоты, — ответил я и сам поразился собственному спокойствию. — И потом, я ведь всё равно теперь знаю… А этого вполне достаточно, чтобы оставаться другим.

Вернувшись в комнату, я увидел, как на колпачке моей семигранной добычи ярко вспыхнула и замерцала крупная искра. Видимо, мой охотничий трофей остался вполне доволен результатом переговоров.

Антон Пыхачев © 2009